Глава 2

Прозвенел звонок, возвещая, что время посещений закончилось, и Энни наклонилась, чтобы поцеловать Тома в щеку. Он был так бледен и постарел с тех пор, как его госпитализировали три дня назад, но, по крайней мере, он жив. Уилл тоже наклонился и поцеловал своего отца, который улыбнулся им обоим. Его речь была невнятной, он говорил медленно.

— Вот видишь, мой сын действительно очень мягкий под этой крутой внешностью.

Энни кивнула.

— Он очарователен, но вы заставили нас всех поволноваться, Том. Больше так не делайте.

— Я постараюсь.

Они повернулись и по очереди обняли Лили, а затем оставили их наедине. Закрыв за собой дверь в отдельную палату, Энни и Уилл вышли из больницы рука об руку. Никто из них не произнес ни слова, пока не вышли на улицу.

— Знаешь, отцу действительно повезло, приступ не слишком повлиял на его речь, и он все еще может ходить и двигать руками. Хотя я думаю, что ему понадобится кто-то, чтобы помогать по дому. Несправедливо ожидать, что Лили будет присматривать за домом и моим отцом. Он может позволить себе нанять помощника.

— Ох, не знаю, у многих людей на самом деле нет такой возможности, Уилл. Им приходится просто смириться с этим, но я не против заглядывать каждый день по дороге с работы домой.

— Я знаю, но мой отец не из большинства людей. Он может позволить себе домработницу или медсестру, чтобы она помогала. Даже если это только до тех пор, пока он не встанет на ноги. Я поговорю с Лили. Держу пари, она наотрез отказывается, но в этом есть смысл. Мне бы просто хотелось, чтобы мы жили немного ближе к ним.

— Мы всегда можем остановиться у них на некоторое время.

— Да, мы могли бы, но это не значит, что кто-то из нас часто бывает рядом. Мы оба работаем по многу часов и в разные смены. Что думаешь, если мы переберемся куда-нибудь в район Озер, поближе для тебя к работе и поближе к моему отцу?

— Я бы с удовольствием, Уилл, но это зависит от того, что мы можем себе позволить. Мне нравится твой дом. Он идеален, и покупка чего-то подобного в Озерах обойдется намного дороже, чем мы можем потратить.

Уилл притянул ее к себе и поцеловал. Ему нравилось, как она практично обращается с деньгами. Энни никогда не ожидала многого в отличии от большинства людей, учитывая богатство его отца.

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю. А теперь давай, отвези меня домой. Мне нужно отмокнуть в ванне и надеть пижаму.

— А еще тебе нужно, чтобы я потер тебе спинку.

— Верно, но в эту самую минуту мне просто необходим бокал вина и шоколад.

Уилл открыл для нее дверь машины, и Энни села. Это был долгий день. Она начала работать в восемь, поэтому встала в шесть, затем отработала десятичасовую смену, полную событий, а затем отправилась прямо в больницу, чтобы встретиться с Уиллом. Энни откинулась на мягкое кожаное сиденье «БМВ» Уилла и закрыла глаза.

Он посмотрел на нее и улыбнулся. Уилл собирался начать поиски дома, в который Энни влюбилась бы и который располагался бы намного ближе к ее работе и дому его отца.

Он не возражал, если ему придется дольше ездить на работу. Уиллу нравилось водить машину. Это давало ему время все обдумать. Несколько его дел были раскрыты во время долгих автомобильных поездок, когда у него появлялось время по-настоящему подумать о них.

Все, чего он хотел, — это сделать Энни счастливой, дать ей ту жизнь, которую она заслуживала. Он слышал от друга своего отца о фермерском коттедже, который пустовал двадцать лет. Его собирались выставить на аукцион, и завтра Уилл назначит встречу, чтобы посмотреть этот коттедж.

Он находился на окраине Хоксхеда, не так близко, как ему хотелось бы, но это красивая деревня, и там ходил автомобильный паром почти каждый день, так что Энни могла без проблем добираться до Боунесса.

В последний раз, когда вместе проводили выходные, они отправились в причудливую деревню побродить, и Энни сказала, что ей хотелось бы жить где-нибудь в таком месте, идеальном для них обоих.

Когда Уилл наконец подъехал к своему дому, он осторожно потряс за плечо уснувшую Энни.

— Давай, соня, просыпайся. Я приготовлю тебе ванну, пока ты будешь искать шоколад в шкафчиках.

***

Серебряный проигрыватель компакт-дисков на прикроватном столике играл успокаивающую классическую музыку, наполнявшую маленькую комнату. Удобная кровать, своя музыка, и впечатляющий вид из окна. Его комната выходила на ухоженный сад перед домом и фонтан с водой. На самом деле он не мог жаловаться. Все равно, что жить в отеле бесплатно, все потребности удовлетворялись.

Единственное, что портило ему обзор, это металлическая решетка на внешней стороне окна и запертая металлическая дверь, чтобы он не выходил из своей комнаты, когда ему захочется, но это вполне нормально. С того дня, как он попал в охраняемую больницу, он держал голову опущенной, всегда был вежливым и тихим — о, таким тихим.

Он провел шесть месяцев в медицинском отделении, где ему лечили серьезные ожоги лица, пока не поправился настолько, чтобы отправиться в охраняемое отделение.

Генри повернулся, наблюдая за медсестрами, которые как раз заканчивали свою смену, идущими по дорожке к главным воротам и караульному помещению. Он поймал свое отражение в зеркале и на секунду не узнал себя.

Его темные волосы сгорели в огне, а на голове появились глубокие шрамы. Кожа была розовой, блестящей и сморщенной, шрамы тянулись по одной стороне его лица. Он никогда не был тщеславным человеком, не особенно считая себя красивым, и все же ему совсем не нравилось лицо, которое смотрело на него сейчас. Конечно, шляпа и темные очки скроют худшее, если ему когда-нибудь разрешат вернуться в реальный мир, в чем он сомневался.

Он представлял слишком большой риск для женщин, как сказал судья на суде, и Генри не мог с ним спорить. В нем было много злобы по отношению к женщинам, вот почему он оказался в таком затруднительном положении.

Медсестры никогда не смотрели на него прямо, за исключением Меган, с розовой прядью в волосах и татуировками, идущими по одной руке. Она была достаточно молода, чтобы быть его дочерью, и часто сидела на краю его кровати, разговаривая с ним о погоде или спрашивая, как он себя чувствует.

Она рассказывала ему о своих проблемах с последним парнем, что Генри нисколько не интересовало. Но если он думал, что жил одинокой жизнью до того, как попал сюда, то теперь все стало намного хуже, когда его заперли и обращались с ним как с уродом. Он знал, что Меган болезненно очарована им. Ей, наверное, до смерти хотелось узнать, почему он сделал то, что сделал, но она никогда бы не спросила. Ей запрещено говорить с ним о его преступлениях.

Про них он разговаривал с доктором Грейс Маршалл, которая была там, и видела, как разворачивалась драма, и как его поймали. Он испытывал к ней тайное уважение, ведь она почти видела его в действии. Он не думал, что когда-нибудь убьет ее, потому что она слишком ценна, и ему нравились их маленькие беседы, даже если все, что он говорил ей, было искаженной версией правды. Генри не был глуп и рассказывал ей только то, что, по его мнению, она должна знать.

Тем не менее, он питал некоторую слабость к медсестре Меган. Он не назвал бы это влюбленностью, потому что это смешно, но ему нравилось внимание, которое она уделяла ему, и он поощрял ее. Рассказывал о своей жизни до того, как оказался здесь, в обмен на информацию о том, как работала больница, что она делала в обычный день, сколько охранников находилось в караульном помещении и патрулировало территорию. Генри не собирался оставаться запертым в этом месте до конца своей жизни.

Как только достаточно поправился, он захотел навестить парочку старых знакомых, и у него появился план, который он собирался осуществить.

Когда его госпитализировали, боль казалась невыносимой. В те дни, в затуманенной морфием голове, только мысль о том, чтобы снова встретиться с Энни Грэм и Уиллом Эшвортом, поддерживала его. Она дала ему волю к жизни, несмотря ни на что.

Засовы на двери отодвинулись, и, как раз вовремя, вошла Меган с его обедом. Он должен был есть с другими мужчинами в этом крыле, но они вели себя жестоко по отношению к нему, смеялись и оскорбляли.

Его преступления были не хуже, чем любые из совершенных ими, но по какой-то причине он им не нравился, поэтому оставался в своей комнате до тех пор, пока медсестры и охранники каждый день не забирали его и не выводили на одинокую прогулку по территории в том, что он называл гигантской птичьей клеткой.

Он наслаждался часом физических упражнений и свежим воздухом. Ощущение солнца, ветра и дождя на своем лице он никогда больше не будет воспринимать как должное. Даже под проливным дождем он выходил на улицу и гулял, не пропуская ни одного дня. Охранники ненавидели его еще больше в плохую погоду и укрывались у стены здания или в одном из многочисленных дверных проемов.

Генри всегда обещал им, что будет хорошо себя вести, и он так и делал, потому что не хотел ничем рисковать, пока не придет время уйти и не возвращаться.

Это будет плохой день, когда Генри уйдет. Погода будет ужасной, чтобы помешать любым предпринятым поискам, и его запах смоет проливной дождь. Если, конечно, он не сможет заставить Меган помочь ему, и он думал, что наверно сможет.

Было бы стыдно убивать ее, но нужно, хотя она очень напоминала ему девушку, которую он недолго знал пару лет назад. Он никогда не забудет Дженну Уайт — она стала его первой жертвой.

Во время перевода этой книги мы делали рубрику «Заметки детектива Уэйна Стерлинга», в которой выдвигались мысли и предположения о том, что ждать читателям в следующих главах. Мы решили включить их в файлы готового перевода. Так что, если между главами натолкнетесь на них, можете полюбопытствовать и узнать к каким выводам пришел детектив Стерлинг или пропустить.