Прошло четыре года, пять месяцев и два дня с тех пор, как я в последний раз разговаривал с Рокки. Молчание никогда не становилось легче, но я знал, что это необходимо. После моего пребывания на терапии – не говоря уже о моем смертельном опыте – я увидел это еще более ясно, чем когда-либо прежде. Я не мог вернуться к прошлым провоцирующим факторам. Не после того прогресса, которого я добился.
Я перевернул стейк в воздухе, наслаждаясь шипением, которое он издавал на гриле промышленного размера. «Таверна Тайлера» была в начальной стадии развития, но считалась одним из самых популярных ресторанов Чарльстона. Оглядываясь назад, я никогда бы не подумал, что стану шеф-поваром, не говоря уже о владельце бизнеса, но я думаю, что жизнь – любопытная вещь.
Рядом со мной послышались глухие шаги, затем последовал запах мускуса. Еще до того, как тяжелый одеколон ударил мне в ноздри, я понял, что это отец. У наших отношений были плохие времена и, ну, очень плохие времена, но каким-то образом мы преодолели турбулентность и вышли на высоту. Забавно, что семейная терапия, бизнес-школа и уроки кулинарии могут сделать с отношениями отца и сына.
– Что случилось, папа? – спросил я, не сводя глаз со шкворчащего масла перед собой.
Папа откашлялся и неловко дернулся.
– Эм, Спортсмен?
Мое сердце сжалось. Папа никогда не называл меня «Спортсменом», если не происходило чего-то важного, тем более, что я не был атлетом, которого можно себе представить. Я отошел от гриля, опасаясь, что откровение, которое он мне преподнесет, приведет к ожогу пальцев.
– Что случилось?
– Я...э ... –Папа почесал лоб, который был глубоко сморщен.
Я вздохнул.
– Просто скажи это. Сорви, как пластырь, и покончим с этим.
Он кивнул и глубоко вздохнул.
– Сегодня я разговаривал с твоей матерью.
– Хорошо, может быть, делать это быстро было плохой идеей, – пошутил я, хотя, судя по серьезности его лица, в том, что он собирался сказать, не было юмора. Я встревожено потянул себя за воротник и сглотнул. – Что с ней происходит?
– Она... очень больна, сынок.
– Больна? Что ты имеешь в виду? –В мыслях замелькали больничные койки и трубки. Я вытряхнул их из головы и нахмурился. – С ней все будет в порядке?
– Скажем так, эти сигареты в конце концов сказались на ней. –Лицо отца было лишено каких-либо эмоций, но в его глазах я заметил осколок вины.
Я оглянулся на свой горящий стейк и перевернул его. Шипящие хлопки ничего не сделали, чтобы успокоить растущую вину. Независимо от того, какой матерью она была, я должен был знать все это. Я должен был попытаться связаться с ней раньше. Чувствуя потребность снять напряжение, я попытался пошутить:
– Забавно, я всегда думал, что у нее откажет печень.
– Джесси, – огрызнулся папа. – Сейчас не время для шуток.
– Я знаю. Прости... просто... – Я даже не мог закончить свою мысль. Будучи одним из тех, кто всегда бежит от эмоций, я буквально терялся в словах.
Папа пошевелился и нерешительно посмотрел на меня.
– Что такое? – хмуро спросил я.
– Она хочет тебя видеть. Знаешь, до того...
«До того».
Как эта фраза могла нести такой тяжелый груз?
Я покачал головой.
– Я не могу вернуться.
– Джесси...
– Мы оба это знаем, папа. – Я закрыл глаза и швырнул лопатку в раковину. Она приземлилась с грохотом, удивив некоторых из моих кухонных работников. – Все в порядке, просто переживаю жизненный кризис прямо сейчас.
– Джесси, – простонал папа. – Будь взрослым человеком.
– Быть взрослым? – Я разинул рот. – Как ты думаешь, чем я занимаюсь последние несколько лет? Стою на месте? Я отодвинул в сторону все, что когда-либо было мне знакомо, чтобы вырасти. Что еще мне нужно сделать?
Прежде чем отец успел ответить, я оттолкнул его и направился к своему маленькому офису. Он был едва ли размером с уборную, но это было собственное пространство, которое быстро стало моим убежищем. Я сел и украдкой взглянул на печально известное селфи с выпускного вечера. Несмотря на то, что я отделил себя от Рокки, у меня было это последнее напоминание о ней. Углы были немного потрепаны по краям и желтые от нескольких лет нахождения в жаркой кухне. Смотреть на двух подростков на фотографии было почти нереально. Этот мальчик, который смотрел в ответ, больше не был мной, а девушка рядом с ним... ну, она всегда оставалась выдуманной мечтой.
Папа подошел ко мне, ухватился за спинку стула и повернул меня.
– Джесси, перестань игнорировать это.
– Я ничего не игнорирую.
Папа не выглядел довольным.
– Я думаю, тебе лучше поехать. Я не хочу, чтобы ты провел остаток своей жизни, сожалея о...
– Сожалея о чем? Сожалея, что не вернулся к матери, которая годами вербально и психологически оскорбляла меня? Сожалея, что я не вернусь в город, в котором, как ты сам сказал, для меня ничего не осталось? – Мои глаза еще раз оглядели фото. – Поверь, мне уже есть о чем жалеть. Что еще в этом списке?
Папа поморщился.
– Не будь таким, Джесси. Я знаю, что ты лучше этого. Ты хороший человек, и я уверен, что где-то глубоко внутри тебя, есть любовь к матери, даже если ты хочешь это опровергнуть. Она хочет увидеть тебя. Почему ты не можешь просто дать ей это?
Я сжал губы и начал барабанить пальцами по столу.
Стук. Стук. Стук.
– Я подумаю об этом, – наконец, пробормотал я.
– Джесси...
– Я подумаю об этом, – повторил я, отмахиваясь от него.