Глава 11

– Прибытие шаттла ожидается через пять минут, – коротко кивнув, Егор пересказал сообщение из диспетчерской.

– Я понимаю, что мой вопрос прозвучит несколько запоздало, – стоявший рядом с Аланом Торбицкий грузно переступил с ноги на ногу, – но вы уверены, что не меняете тем самым шило на мыло? Что исчерпали все прочие варианты решения проблемы?

– Мы же с Советом договорились, что закрытие Центра – самая крайняя мера, которой мы будем избегать до последней возможности. Слишком много сил и средств вложено в проект, чтобы пускать все под нож из-за капризов одного выжившего из ума старика.

– Но привлекать… ее… – массивная голова Председателя качнулась в сторону приближающегося гула винтов, – Не слишком ли рискованная затея, особенно учитывая непростой опыт вашего предыдущего сотрудничества?

– Определенная опасность, несомненно, присутствует, – нехотя согласился Алан, – но девочки к настоящему моменту уже совершенно выбились из сил, по капле стравливая накопившийся религиозный угар. Требуется открыть краник пошире, а их способностей для этого недостаточно. Необходимо содействие настоящего Мастера. Причем срочно, иначе скоро фанатики уже на наших улицах бесчинствовать начнут!

– Что верно, то верно. В работе с большими объемами эмоционального материала она поднаторела изрядно, – Торбицкий прищурился, – Уверены, что на сей раз вам удастся  сохранить трезвость рассудка и не потерять голову?

– Вы же сами со мной вчера работали, – отозвался Алан, не поворачивая головы. Напоминание о его прошлом «рабстве», когда он послушно и даже с радостью и энтузиазмом, задрав хвост, бежал исполнять чужие пожелания, не доставило ему большой радости. Он бы предпочел тот короткий, но памятный период своей жизни и вовсе забыть, – Вот мы и проверим ваше хваленое мастерство.

Председатель недовольно поджал губы, но предпочел не реагировать на шпильку в свой адрес. Ситуация и впрямь складывалась весьма напряженная, не хватало еще в самый ответственный момент друг с другом пересобачиться.

– Я чувствовал бы себя куда более спокойно, – проворчал он, – имея возможность провести пикировку ей самой. Тогда бы я точно знал, что никакая внезапная дурь не взбредет ей в голову.

– Человеческий мозг – слишком тонкая материя. Эдуард утверждал, что любое стороннее вмешательство способно полностью убить в человеке его Медиаторские способности. А уж он-то знал, о чем говорил.

– Но это знание, однако, его не спасло.

– Эдуард всю жизнь был наивным идеалистом и непростительно плохо разбирался в людях, доверяя им порой сверх всякой меры, – Алан тряхнул головой, словно отбрасывая пустые опасения, – Мы же давно избавились от розовых очков и будем действовать умнее и осторожней. Никакой самодеятельности, полная сосредоточенность на четко сформулированной главной задаче и постоянный контроль за ее исполнением.

Вдалеке, над самой линией горизонта показалась темная точка, быстро растущая в размерах. До прибытия транспорта оставалось менее минуты.

– Глядя на то как вы, засучив рукава, готовы взяться за дело, я не могу не испытывать определенных опасений, – вполне возможно, что пост Председателя Совета превращает любого человека в законченного параноика. Если раньше Торбицкий не упускал ни единой возможности, чтобы подтрунить над осторожностью Александра Саттара, то теперь и он сам так и норовил подстелить соломки везде, где только возможно.

– Какого рода? – Алана уже начинал раздражать этот волочащийся за ним старый ржавый якорь.

– Если мы начнем, так сказать, «в промышленных масштабах» выкачивать из людей накопившиеся эмоции и сбрасывать их за борт, то не оставим ли мы от них лишь пустые бесчувственные оболочки? Не убьем ли мы таким образом то, что делает человека человеком и отличает его от того же бесчувственного дайва?

Надо сказать, что Торбицкому все же удалось Алана удивить. Он никак не ожидал, что где-то в глубине его заплывшего толстым слоем жира тела все еще сохранились остатки человечности и гуманизма. Ему всегда казалось, что вся эта живая груда лучше всего описывается словом «кошелек». А пачкам купюр излишняя сентиментальность обычно не свойственна.

– Помилуйте! – Алан театрально прижал руки к груди, – Мы же не пылесос какой-то! Нам вовсе не требуется выкачивать из людей абсолютно все! Достаточно только выцедить именно культовую составляющую – поклонение, фанатизм, слепую веру – и все! Остальной эмоциональный хлам нам без надобности. Хищника вовсе необязательно убивать, достаточно вырвать ему клыки и обстричь когти, после чего он более не будет представлять угрозы.

– И я очень надеюсь, что вы сумеете удержать своего собственного очаровательного «хищника» под контролем.

– Я ей все объяснил, как мне кажется, более чем доходчиво…

Скепсис Торбицкого здорово нервировал Алана, и он решил пустить в дело еще один, последний аргумент.

– Взгляните на ситуацию с другой стороны, – тяжелый армейский коптер завис над посадочной площадкой, и Алану пришлось отвернуться, закрываясь от ветра, и наклониться к самому уху Председателя, чтобы перекричать рев винтов, – Мы же не только разгружаем эмоциональные завалы здесь, но и некоторым образом экспортируем соответствующий хаос вовне, за Стену. Вас же всегда беспокоила потенциальная угроза, исходящая с периферийных территорий, не так ли? Так теперь они будут куда больше заняты своими внутренними проблемами, и до нас им уже не будет никакого дела. Двойная выгода!

Председатель задумчиво пожевал пухлыми губами. Перспектива одним махом избавиться сразу от двух надоедливых проблем выглядела исключительно привлекательно. Нечасто обстоятельства складываются столь удачным образом. Беспокоил лишь один неловкий момент…

– Если мне не изменяет память, – Торбицкому приходилось почти кричать, – там, за Стеной в данный момент находится ваша бывшая супруга, Юлия Саттар. Она вполне может попасть под удар вместе со всеми остальными.

– Я ее туда не отправлял! – неожиданно резко огрызнулся Алан, – Сбежать с любовником за Стену – это был ее собственный выбор, а она уже взрослый человек и способна сама отвечать за принимаемые решения!

– Вряд ли ее отец, пусть даже виртуальный, будет рад, узнав, что мы подвергли опасности жизнь его дочери.

– Саттар – моя забота! Вы лучше беспокойтесь по поводу надежности ваших ментальных укреплений и редутов. Еще одного «Светлого Города» нам не простят.

Коптер грузно опустился на бетонную площадку, гул его турбин стих, и встречающие смогли развернуться к нему лицом, поправляя свои костюмы.

– Хотел бы вам напомнить, – вполголоса заговорил Торбицкий, – что защитные барьеры, выстроенные мною в вашей голове, как и любая другая крепостная стена, бесполезны, если обороняющиеся сами открыли врагу ворота. Не следует на них слепо полагаться. От вас все равно потребуются определенные усилия, чтобы удерживать контроль над собственными эмоциями и мыслями. Расслабляться нельзя ни на секунду.

– Не волнуйтесь, я прекрасно помню все ваши наставления! А на тот случай, если я вдруг что-то заподозрю, – Алан усмехнулся и похлопал по карману пиджака, – у меня всегда наготове надежный короткий поводок.

Негромко загудев сервоприводами, коптер выпустил из себя длинный язык погрузочной аппарели. В глубине открывшегося люка показалась женская фигурка, выглядящая на фоне массивного и угловатого военного транспорта хрупкой и беззащитной. Каблуки ее туфель звонко цокали по металлу трапа, пока она спускалась к ожидавшим ее мужчинам. Остановившись перед ними, девушка демонстративно поправила тонкий шелковый платок, обвивавший ее шею.

– Ну, здравствуй, Алан! Здравствуй, мой дорогой!

* * *

Нырнув в первый подвернувшийся переулок, я забился в угол за мусорным контейнером и медленно сполз по стене на грязную землю. Меня била крупная дрожь, а сквозь зубы нет-нет да и прорывался сдавленный стон, вызываемый яростной борьбой, развернувшейся у меня внутри.

Трясущимися пальцами я выудил из кармана маленький пузырек, выкатил на ладонь последнюю капсулу «Эмоблока» и закинул ее в рот. Запить ее мне было нечем, и я некоторое время давился спазмами, проталкивая непослушный шарик в пересохшую глотку и молясь, чтобы он не застрял где-нибудь на полпути. Интересно, как быстро он подействует? Минута, пять, десять? И как я почувствую, что лекарство помогло? Быть может, хоть подвывать перестану?

Я привалился спиной к потрескавшейся штукатурке и закрыл глаза, краем уха прислушиваясь к доносящимся с улицы шуму и крикам. Мне стоило изрядных усилий удержаться от очередного стона, вызванного к жизни осознанием моей беспросветной и неизлечимой тупости.

Поначалу ситуация развивалась в точном соответствии с прогнозами Овода. Основная масса инцидентов, впрочем, на поверхность инфополя не прорывалась, застревая где-то в недрах полицейских отчетов. Но из его рассказов я понимал, что в действительности дела обстоят вовсе не так радужно, как можно подумать, читая официальные сводки новостей. Мои синяки, полученные в драке за коробку с новыми кроссовками оказались еще цветочками, поскольку вскоре на улицах развернулись самые настоящие бои, причем поводом для их начала могло послужить все что угодно. Люди били, резали и калечили друг друга из-за абсолютнейших пустяков, вроде цвета рубашки или показавшейся оскорбительной походки.

Количество инцидентов день ото дня росло, их география ширилась, наполняя города атмосферой нетерпимости и озлобленности.

Однако мне, наблюдавшему за происходящим со стороны, с безопасного расстояния и из уютного угла собственного коттеджа, нарастающая истерия казалась откровенным валянием дурака и показушным кривлянием на публику. Ну не могут же нормальные взрослые люди на полном серьезе воспринимать все происходящее! То, что творилось на наших улицах, казалось мне нелепым представлением, дешевым спектаклем для непритязательных зрителей, призванным отвлечь их от повседневной суеты и немного скрасить серые трудовые будни.