– Наука, технологии, искусство – всего лишь слова, если за ними нет Пассионарности, нет Страсти. Для вас они – скука, обременительная рутина, которую вы с радостью сбагриваете за Стену. Вы разучились получать удовольствие от преодоления и борьбы. Вам проще заплатить кому-то другому, чтобы он порешал все за вас. Точно так же, как римляне, начавшие приглашать на военную службу наемников, вы обленились и размякли, а потому были обречены. Требование «хлеба и зрелищ» на самом деле – приговор, если вы этого еще не поняли.

– Ладно, пусть так, – Овод закинул ногу на ногу, как будто дискутировал со старым знакомым за кружкой пива, – но мне по-прежнему не понятно, каким образом здесь поможет издевательство над Вирталией, включающее в себя собственное убийство и распространение по сети культа себя любимого?

 – Я решил активизировать процесс, не дожидаясь, пока возможный наплыв варваров превратится в смертельную инъекцию, и дав им проявить себя в качестве вакцины, не убивающей, но усиливающей иммунитет.

– Ничего себе «вакцина»! – хмыкнула Урсула, – Они же ушибленные на всю голову! Любого в клочья порвут за свою идею!

– Это иллюзия. Голая идея без конкретной цели не способна на серьезные свершения.

– Ничего себе! – вспыхнул я, – Они прорвали пограничные укрепления, расползлись уже почти по всей стране, и, при этом, оказывается, ни на что не способны?!

– Без посторонней помощи «вакцина» никогда бы не смогла попасть внутрь организма. Я ее им обеспечил, ну а теперь настал ваш черед бороться с заразой.

– Хватит уже общих рассуждений! – рявкнул Овод, – Давайте вернемся к конкретике. Что там у вас приключилось в ходе «оцифровки»?

– Сама процедура прошла идеально…

– Большое спасибо, – буквально выплюнул Алан, – Надо бы это записать на память для неблагодарных потомков.

– И не надо ерничать, – упрекнул его Александр, – Никто и не пытается отрицать твоих выдающихся заслуг в области виртуальных и квантовых технологий. Тот день, по идее, должен был стать днем твоего триумфа.

– Любопытно, и кто же этому помешал?

– И кто отключил твою… то есть… не знаю, как сказать, систему жизнеобеспечения? – подключился к обсуждению Андрей, – Есть весьма веские основания подозревать, что ты сделал это сам.

– Все верно, – последовавшая пауза символизировала, должно быть, тяжкий вздох, – Как только стало ясно, что операция по переносу моего сознания в Вирталию прошла успешно, я немедленно отключил свой биологический прототип от поддерживавших его систем. Да, я убил себя.

– Твою ж мать! – выдохнул я потрясенно, – Но зачем?!

– Я не мог допустить даже малейшей вероятности раскрытия моего плана. А живые люди, как известно, слабы и уязвимы.

– «Вересковый мед», знаем-знаем, – хмыкнул Алан, – Проведай кто, что вы на старости лет всерьез надумали поиграть в бога, вас бы немедленно в психушку упекли… а то и куда подальше, – он кивнул на Киру, – Прецеденты у нас уже случались.

– С одной лишь разницей, – Александр и бровью не повел, – для нее поклонение толпы само по себе являлось главной целью, тогда как для меня – всего лишь средством ее достижения.

Я с опаской покосился на Киру, не зная, как именно она отреагирует на такое откровенное обсуждение своей персоны, но она, поймав мой взгляд, только немного приподняла плечи, как бы говоря: «ничего страшного, я уже привыкла».

– Хорошенькое у тебя, дед, средство получилось! – тряхнул головой Андрей, – Капища, богослужения, жертвоприношения человеческие…

– Что?! – Кира резко выпрямилась, – В каком смысле, человеческие?

– Самые обыкновенные, – Андрей провел ладонями по лицу, – Проломить голову, вырвать имплант, который потом ритуально разбить на алтаре. В его честь, разумеется.

Он кивнул в сторону мониторов, а я тем временем как завороженный наблюдал за той чередой эмоций, что пробегала по побледневшему лицу моей бывшей супруги. Потрясение, недоверие, испуг, а затем – гнев. Еще немного потренироваться, и я, пожалуй, даже смогу потягаться в этом искусстве с некоторыми медиаторами.

Губы Киры вытянулись в тонкую полоску, и она повернулась к Алану.

– Теперь ты видишь, дорогая, от какого ужаса мы спасали наш мир? – я так и не понял, то ли он попытался улыбнуться, то ли еще что, но в итоге его лицо скривилось в перекошенной брезгливой гримасе.

– Почему ты ничего мне не сказал?! Боялся шокировать, что ли?! Получается, что я подчищала за вами следы ваших кровавых преступлений?! Так?!

– Но я-то здесь причем?! – слегка растерявшийся и даже попятившийся Алан ткнул в экраны, – Это все его художества!

– Но ты же не отключил старого оцифрованного психа, когда стало очевидно, что он совершенно безумен! Ты позволил ему резвиться в твоей системе, прекрасно зная, к каким чудовищным последствиям приводят его потехи! Ты, – Кира выбросила вперед руку и наставила на Алана обличающий палец, – самый настоящий соучастник! Да еще и меня в это дерьмо втянул!

Замешательство Алана длилось всего секунду. Он шумно выдохнул и, вскинув голову, засунул руки в карманы. Почти как я.

– Успокойся и веди себя прилично, дорогая, – он вопросительно приподнял бровь, и Кира вдруг словно сдулась. Она поникла и медленно отступила назад, – Вот так-то лучше.

Складывалось впечатление, что Алан щелкнул каким-то пультом управления, мгновенно погасив ее агрессию. Словно он сам задействовал медиаторские приемы, чтобы сбить накал ее эмоций, хотя я прекрасно знал, что никакими такими талантами он не обладал. Вот Кира – да. Даже удивительно, почему она так послушно…

Проклятье! Как же я мог забыть?! Ведь пульт у Алана действительно имелся! Вот только предназначался он не для управления, а для порабощения, невидимой удавкой сжимая шею жертвы и лишая ее воли к сопротивлению. Постоянный страх смерти, дамокловым мечом висящий над твоей головой, рано или поздно сломает любого, каким бы волевым и сильным человек ни был.

Чуть погодя, Алан вынул руки из карманов и расслабленно облокотился на спинку ближайшего кресла, а Кира рядом со мной облегченно выдохнула. Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чем именно он ей только что угрожал. Как я ни старался, мой взгляд снова и снова тянуло к его брюкам, в одном из карманов которых таилась смертельная угроза. Если удастся к нему незаметно подобраться и застать врасплох…

– Если не возражаете, – голос Овода прервал мои раздумья, – то я бы хотел услышать продолжение истории. Каким образом насаждение в Вирталии твоего фанатичного культа могло содействовать планам спасения мира? Какой извилистой тропой ты дошел до столь удивительной и неординарной идеи?

Я помнил, что Овод приходится Александру Саттару то ли кузеном, то ли еще каким-то родственником, но все равно его вызывающе фамильярная манера общения меня несколько коробила. С покойниками, как мне кажется, стоило бы разговаривать более почтительно.

– Несколько последних лет я со все возрастающим беспокойством наблюдал за тем, как все дальше расходятся пути двух миров – нашей метрополии и людей за Стеной. Раз за разом у меня всплывала ассоциация с разведенными супругами, каждый из которых старательно делает вид, что у него все хорошо, и дела идут как нельзя лучше, но, в то же время, любому стороннему наблюдателю очевидно, что на самом деле оба они деградируют и угасают.

Освободившись от необходимости каждодневно бороться и завоевывать свое право на жизнь и пропитание, мы размякли и обменяли реальную жизнь, ставшую однообразной и серой, на ее яркий и привлекательный виртуальный эрзац. Теперь нас имеется вдоволь хлеба и уйма доступных зрелищ. Мы обзавелись самыми современными и передовыми технологиями, но при этом утратили стимул к дальнейшему развитию. Мы остановились.

В то же время там, вовне Стены, человечество продолжало выживать. Изо дня в день, из года в год. Оно не заплыло жиром лени, как мы, но стало сильным и выносливым, подтянутым и жилистым, агрессивным и дерзким. Раз за разом живущие там люди обращают взоры в нашу сторону, и в их глазах мы видим целую гамму чувств – от ненависти и жажды мести до горькой обиды за попранную справедливость.

Но наши оборонительные валы до сего дня оставались еще крепки, а в голодных душах по то их сторону пока недоставало страсти, без которой невозможно решиться на их штурм. Однако время все меняет, и, рано или поздно, через год, два, десять, но баланс обязательно бы сместился в их пользу. И тогда нашу цивилизацию неминуемо ожидала бы судьба павшего Рима. Включая последующие Темные Века…

Александр умолк, и я поразился, насколько точно его ощущения совпадали с моими собственными мыслями, которые я формулировал по мере знакомства с реальным положением дел за Стеной. Но у меня-то имелся реальный опыт погружения в ту жизнь, и я мог более-менее объективно сравнивать увиденное. Александр же пришел к аналогичным выводам, буквально не покидая своего рабочего кабинета. Вот уж действительно – в семействе Саттаров дураков не водилось!

Никто не спешил нарушать повисшее молчание. Вполне возможно, подобные опасения в той или иной степени посещали всех, но большинство предпочло от них отмахнуться и забыть, тогда как Александр решил действовать, причем немедленно, да еще и поставив на кон свою собственную жизнь. Для подобного шага требовались исключительно веские причины и абсолютная уверенность в том, что другой возможности, другого варианта переломить ситуацию уже не представится.

Так или иначе, но общие соображения, которыми он руководствовался, более-менее прояснились, но то, каким именно образом он планировал решить проблему, и почему в итоге выбрал настолько неожиданный алгоритм действий, оставалось загадкой.