Ее мама — архитектор. Может быть, поэтому Алла еще дошкольницей, умиляя родных, рисовала преимущественно домики. Потом занималась в изостудии при Доме пионеров, и все пророчили: художник растет!
Неожиданно на экзаменах в Московский архитектурный институт провалилась как раз по рисунку. Понадеялась на себя, а на экзамене пришлось рисовать с натуры гипсовые бюсты. Совершенно незнакомое дело.
Потом все же поступила в институт и окончила его. Но до этого успела выйти замуж, родить Павлика, развестись с мужем, поработать чертежницей-копировщицей и маляром. Уже будучи архитектором, решила уехать из Москвы в Тольятти. Взяла в райкоме комсомола путевку: на новой стройке нужны были маляры… Пошла увольняться, предъявила путевку руководителю архитектурно-планировочной мастерской. Он накричал: «В Тольятти? Зачем? Ах, новый город, по новому проекту? Ладно! Но с какой стати маляром? Поезжай авторским надзором!»
— И довольны? — спрашиваю.
— Довольна.
— Город-эталон получается?
— Получится. Потом, через несколько лет. Внешне строится почти задуманное, но пока трудно.
— Ну, сюда едут романтики!
— На целину романтики едут, заранее зная, что будут жить в палатках. Сюда едут на долгую оседлую жизнь, зная, что город будет великолепен. Будет, понимаете? А сегодня? Школа, библиотека, поликлиника, кино — ведь ничего этого еще нет! Своего Павлика я с великим трудом отдала в школу-интернат в старом городе, только выходные он проводит со мной. Среди взрослых, не всегда достаточно тактичных…
Однажды начальник их группы сказал Павлику:
— Знаешь, если бы я был твоим отцом…
— Нет, нам такого не нужно, — парировал Павлик.
— А такой подошел бы? — спросил начальник, показывая на одного из инженеров.
Павлик пригляделся:
— Мама, этот дядя, кажется, подходит. Может быть, возьмем?
— Что ты, он на пять лет моложе меня!
— Ничего, с нами он быстро состарится!
Все смеялись, и Алла смеялась. А когда однажды ей было очень пусто и одиноко, настолько одиноко, что она расплакалась, Павлик вдруг молча начал надевать пальто.
— Ты куда?
— Надо же что-то делать! Я пойду поищу себе папу!
…Возвращаюсь в «свою» квартиру. На койке, стоящей напротив моей, разметавшись настолько, что даже одеяло сползло на пол, забылся тревожным сном любящий муж. Заветная фотография стоит у него в изголовье, а на голой груди виднеется амулет на цепочке, очевидно, средство для укрепления семейного очага.
Осторожно поднимаю одеяло и укрываю спящего. Бедняга вздыхает так тяжело, что я понимаю: тревога гложет его, гложет наяву и во сне, невзирая на амулет…
Дом затих, и когда раздался стук в дверь, он показался мне очень громким.
— Мне нужен писатель, — сказал веснушчатый парень, рыжий и флегматичный, как теленок.
— Это я. Что случилось?
— Ничего. Вас просят спуститься во двор, говорят, для вас есть интересный материал.
— Хорошо. Иду.
Парень скрылся.
— Позавидуешь! — сонно пошутил выглянувший на стук сосед, почесывая живот левой рукой. — Прямо на дом материалы приносят. Даже ночью! Нам бы так!
Я быстро оделся и спустился во двор. Там меня ожидала Марика.
— Здравствуй, — сказал я. — Кто за мной приходил?
— Просто знакомый шофер.
— Где он сейчас?
— Не знаю. Я попросила его довезти меня сюда и вызвать тебя. Как живешь?
— Хорошо. Только я боялся, что ты сделала ошибку. Жаль, что перестала мне писать.
— И мне очень недоставало твоих писем. Ты избаловал меня. А писала я тебе все это время, больше, чем всегда.
— Я не получил ни строчки.
— Конечно. Если хочешь, потом я отдам тебе письма. Мне нужно было с кем-то делиться.
— Спасибо, Марика. А муж? Ты же собиралась замуж за Тугрова!
— Мало ли глупостей мы собираемся делать? А ты поверил? — укорила меня Марика. — Подумай сам, ну как я могла выйти замуж? Зачем?
— Марика, но все…
— Не хочу, как все! Пойми, я хочу быть сильной, самостоятельной, полезной. Ах, найти бы только… эталон!
Марика умолкла. Вдруг взглянула на меня в упор:
— Слушай, ты мне не рад?
— Рад. Очень.
— Тогда пойдем гулять. И я все расскажу.
Мы медленно шли широченной улицей, и луна, вылезшая на нас посмотреть, подслушивала рассказ о Марике и любви к ней Арсения Тугрова.