Тигровая лилия.
«Гостиница Пеннироял. Секвоя-авеню. 3 часа дня. Комната 217».
Эти слова были выжжены в ее зрительной коре. Вэл видела его паучьи письмена, даже когда закрывала глаза.
Мэри все еще была холодна с ней, хотя уже достаточно оттаяла, чтобы спросить:
— Куда ты идешь?
Вэл застыла. Это был тот самый момент. Момент, когда она может искупить свою вину, когда она может повернуть все вспять. А потом она подумала о Джеймсе, и Джейде, и обо всех этих молодых девушках, и слова застряли на языке.
— Повидаться с другом, — слабо сказала она.
Мэри не сказала: «Я не знала, что у тебя есть друзья», но слова повисли между ними невысказанными, как открытая тайна.
— Ну что ж, повеселись, тогда.
Вэл не была уверена, хочет ли она смеяться или кричать. Она промолчала и кивнула.
«Посмотри на себя — ты действительно его пешка».
Или возможно, его марионетка.
Она села в междугородний автобус, один из четырех, тот самый, на который она побежала по ошибке в свой самый первый день. Начался дождь, как это часто бывало в западном Вашингтоне, и каждая капля заставляла ее вздрагивать, когда они бились о стекло пулеметными очередями.
— Секвойя-авеню — это то, что вы спрашивали, верно, мисс? — Водитель автобуса нелепо улыбнулся, или, может быть, ее воображение сделало его улыбку именно такой. (У тебя все еще есть оно, не так ли?) — Вот она.
«Да, — подумала она, — вот она — для меня».
Он указал на уличный знак, удобно расположенный возле старомодного здания, на котором плавным шрифтом было написано «Гостиница Пеннироял» на кремово-белом навесе, зловеще хлопающем на дождливом октябрьском ветру.
Ее сердце ухнуло вниз, как тяжелый якорь.
Само здание было достаточно безобидным. Покрытое белой краской с желтой отделкой, выцветшей за годы изменчивой погоды, оно напоминало английский коттедж. Завершали образ желтые розы, растущие по обе стороны каменных ступеней, ведущих к дверям в стиле бутика. Матовые окна были покрыты витыми узорами, которые мешали разглядеть интерьер, но она подозревала, что внутри оно было не менее роскошным.
Вэл посмотрела на занавешенные окна на втором этаже, как открытые, так и закрытые, и не могла не задуматься, какое из них его.
Как странно переходить от сомнений к такой твердой уверенности. Но это определенно было похоже на то место, которое он бы выбрал. Одни только розы могли отринуть все сомнения. Она вспомнила, как Гэвин говорил ей, что желтые розы означают неверность и умирающую любовь. Здесь и сейчас, его слова казались, произнесенными в совершенно другой жизни.
Волна ужаса пробежала по ее спине и превратила ноги в вату. На мгновение показалось, что ее сейчас вырвет на гранитные ступени, или, возможно, все ее тело превратится в дрожащее месиво ужаса.
Внезапно его слова, все его слова, приобрели новый и зловещий смысл.
Те женщины, нет некоторые из них были юны — они не умерли быстро.
Часть из них была изнасилована сначала. А другие и вовсе изуродованы ножом.
(Люди найдут меня)
Он может убить ее.
(Я в этом сомневаюсь)
Он может сделать еще хуже.
Если она не придет, он порежет Джейда... изрежет его лицо, как будто он был фруктом.
По крайней мере, так он говорит.
Нет. В это она верила. Посмотрите, что он сделал с Лизой... с Блейком... с Джейсоном... со всеми теми невинными девочками, единственным преступлением которых было рождение с редким фенотипом.
«Я могла бы вернуться в автобус. Никто бы не узнал».
Вэл полуобернулась в сторону улицы только для того, чтобы увидеть, как автобус отъезжает от остановки и снова вливается в движение, сливаясь с поворотом на бульвар Пуансеттия. Она смотрела, как он исчезает из виду, и, не сверяясь с расписанием, знала, что следующий придет только через час.
Дождь продолжал идти.
Ей показалось, что она увидела, как одна из штор на втором этаже сдвинулась.
Как будто кто-то сверху наблюдал за ней, стоящей внизу, на тротуаре.
Чтобы быть уверенным, что она не сбежала.
Вэл сглотнула и запрыгала вверх по ступенькам, избегая упавших лепестков роз. Она открыла двери, и запах благовоний чуть не сбил ее с ног — пьянящий, темный и дико мужской: сладкий мускусный аромат был таким приторным, что Вэл едва могла дышать.
Кровь дракона. Она была густой и вязкой, когда горела, но в раздавленном виде имела отчетливый малиново-коричневый цвет, который выглядел устрашающе похожим на засохшую кровь. Вэл вспомнила, что где-то читала, что драконью кровь путали с киноварью, смертоносными кристаллами ртути, которые иногда образуются возле вулканических горячих источников. Она удивилась, почему эта мысль пришла ей в голову сейчас.
За огромным столом, похожим на полированное розовое дерево, но, вероятно, таковым не являвшимся, сидел пожилой администратор индийского происхождения. Он поднял глаза, сверкнув очками, когда звонок над дверью возвестил о ее прибытии.
— Я могу вам помочь? — спросил он, оглядывая ее с ног до головы. В его резком тоне не было и следа акцента.
Вэл задумалась, как она выглядит для него — очень бледная девушка с растрепанными черными волосами, собранными в хвост, одетая по осенней прохладной погоде в джинсы и бушлат. Она похожа на гостью? Как будто ей нужна помощь? Она пребывала далеко за пределами всякой надежды на последнее.
— Я... нет. — Она направилась к лестнице.
— Вы одна из наших гостей? — Услужливость исчезла из его голоса. Теперь в нем слышалось подозрение. — Если нет, то, боюсь, я должен попросить вас уйти.
— Ч-что?
Она боялась, что не расслышала правильно... и еще больше боялась, что расслышала.
Вэл не ожидала отсрочки. Конечно, она не ожидала, что одна из них будет подана ей просто так, как будто на серебряном блюде.
Но мужчина продолжал:
— В вестибюле нельзя слоняться без дела, хотя вы можете вернуться, если решите снять номер. — Его голос дал понять, насколько отдаленной он считал такую возможность.
Надежда разлилась внутри нее, такая обильная, что, казалось, заставила ее грудь расшириться. Вэл чувствовала себя бодрой от этого. Она могла бы поцеловать сварливого мужчину, похожего на черепаху.
— Хорошо, — сказала она, задыхаясь от облегчения. — Я уйду. Простите.
— Я прослежу, чтобы вы это сделали.
Он выглядел таким же довольным, как и она, когда вернулся к своим бумагам. Как человек, который верил, что избежал того, что могло быть очень неприятной ситуацией.
Затем зазвонил телефон, нарушив тишину пронзительным звуком, и администратор бросил на нее последний испытующий взгляд, прежде чем ответить. Его голос был мягким бормотанием, приглушенным, встревоженным и подобострастным. Вэл не слышала, как они обменялись словами. Она смотрела только на свободу.
Она едва добралась до мраморных колонн, когда услышала звук шагов, стучащих по зеленой крапчатой плитке, и крик:
— Подождите!
Вэл обернулась, с удивлением увидев, что администратор гостиницы спешит за ней, слегка запыхавшись, и почувствовала первые приступы тревоги. Ей хотелось убежать. Быстро, оставив администратора бесплодно гоняться за ней.
«Но он оказался бы не единственным, кто преследовал бы меня».
— Извините, мисс, — проговорил администратор, снова проявив вежливость. — Мне ужасно жаль, но вас зовут Валериэн Кимбл?
Ее сердцебиение стало неровным, когда она услышала имя, на которое не отвечала месяцами, произнесенное вслух из уст незнакомца. Она сглотнула и прохрипела:
— Вэл.
Этого, по-видимому, оказалось достаточно.
— Я приношу свои извинения. Пожалуйста, идите прямо наверх. Вас ждут.
Ждут.
Это слово и его значение послали иглы страха, покалывающие ее кожу.
— Я не знал, что вы посетительница, — проговорил администратор, и что-то в том, как он сказал «посетительница», и в том, как он посмотрел на нее, когда сказал это, заставило Вэл задуматься, что прошептал голос на другом конце линии. — Если бы вы могли просто расписаться в гостевой книге...
Вэл написала свое имя — свое старое имя — без обычного размаха и, как ни странно, почувствовала себя так, словно только что подписала смертный приговор.
— Я полагаю, что ваш джентльмен в номере двести семнадцать. Это на втором этаже.
«Почему вы его так называете? В нем нет ничего нежного».
Gentle в переводе с англ. языка – нежный.
Потом она поняла, что означали эти слова. Он знал, что она здесь.
Он следил за ней.
Желание бежать стало сильнее, чем когда-либо. С усилием она подавила его. Гэвин ясно дал понять, что последствия бегства будут хуже, чем то, что он планировал на этот день.
Она снова замерла в коридоре, как испуганный кролик, разрывающийся между лестницей и лифтом. Ее ноги казались резиновыми, и она не была уверена, что сможет справиться с подъемом. С другой стороны, лифт будет быстрее, а она не торопилась добраться до места назначения.
В конце концов она поднялась на лифте. Когда он остановился, она споткнулась и неловко растянулась на винно-красном ковре коридора, оклеенного старыми обоями в стиле флер-де-лис.
Проходившая мимо горничная с любопытством посмотрела на нее, прищелкнула языком и продолжила толкать тележку с чистящими средствами. Вэл едва заметила это предостережение. Когда она приподнялась, в ее мозгу оставалось место только для одной мысли, и она пронзительно завизжала, как клаксон, заглушая все остальное:
«Не ходи, не ходи, не ходи, не ходи».
Двести семнадцатая выглядела не более зловещей, чем другие одинаковые двери, расположенные вдоль коридора. Из рамы не капала кровь ягненка, не было ни жуткого света, ни криков боли. На самом деле это было не что иное, как то, что казалось на первый взгляд: совершенно обычная дверь. И это, по мнению Вэл, делало ее ситуацию еще более ужасающей, потому что означало, что никто никогда не заподозрит что-то неладное — никто, кроме нее, то есть.