5

То, что Якоб затягивал осуществление своего намерения, частично объяснялось его выдержкой.

«Что, если каждый будет пасовать перед первыми трудностями? Раз дал слово, то нужно сдержать его: отслужу четыре года, и баста!» — утешал он себя.

Нет, не чувство неловкости перед старшим братом Александром могло стать сдерживающим фактором, хотя одна мысль появиться перед братом с поникшей головой действовала на Якоба удручающе. «Не смейся надо мной, я капитулировал», — скажет Якоб. «А я и не смеюсь, — ответит ему Александр без тени упрека, — я был почти уверен, что так все и кончится».

Главной причиной, по которой Якоб затягивал свой уход из армии, была его встреча с Грет, их странные, почти невероятные, а для него довольно неясные взаимоотношения, о которых Бергеман, получавший в ответ на свое объявление письмо за письмом, кажется, догадывался.

Унтер-офицер Якоб Тесен познакомился с девушкой в феврале. С тех пор прошло почти два месяца. Встреча эта произошла после несчастного случая с ним. Якоба отпустили из госпиталя с еще не совсем зажившей раной на ноге, уступив его настойчивым просьбам. Ему же очень не хотелось пропускать последние дни учебы, а главное — выпускные экзамены в школе унтер-офицеров. Экзамены он выдержал хорошо. А это кое-что да значило, если учесть, что он пролежал четыре недели в госпитале, вместо того чтобы сидеть в аудитории или присутствовать на практических занятиях на местности.

Когда экзамены были сданы и Якоб получил унтер-офицерское звание, его вызвал к себе главный врач школы.

— Товарищ унтер-офицер, — начал он, — ваш патриотизм и служебное рвение заслуживают всяческих похвал, однако я не могу направить вас в строевую часть. По состоянию здоровья вы сейчас не годны даже для несения внутренней службы. Поезжайте-ка лучше на несколько недель в дом отдыха, а там видно будет!

Дом отдыха располагался в лесистой местности на юго-западе республики. Здание его прилепилось к каменистой скале, словно желая спрятаться от зимней непогоды. Поблизости от него находилось еще несколько профсоюзных здравниц с широкими окнами и шиферными крышами, блестевшими на солнце от дождя. На самой вершине горы в разрывах серых облаков виднелись развалины старинного замка. Стоило Якобу высунуться из окна и посмотреть в ту сторону, как он мог увидеть причудливые зубцы каменных стен, за которыми высилась массивная башня.

«Вот бы подняться туда без помощи палки, — подумал в первый же день пребывания в доме отдыха Якоб. — И тогда считай, что мой отпуск кончился!»

В доме отдыха царила тишина. Он был почти пуст: немногочисленные отдыхающие рассредоточивались по его коридорам и этажам. С двумя из отдыхающих, своими соседями по столу, Якоб подружился. Один из них был старик с редкими седыми волосами, другой — молодой парень с гладким лицом и золотистым пушком на подбородке.

Якоб принял старика за майора из какого-нибудь штаба, а парня — за ефрейтора. Через несколько дней выяснилось, что Якоб ошибся: седовласый старик оказался обер-фельдфебелем из военного духового оркестра, где он играл на кларнете, а юнец — лейтенантом из органов военной юстиции. Оба они частенько приглашали Якоба поиграть с ними в скат. Раньше Якоб играл довольно редко: на стройке во время обеденного перерыва он чаще наблюдал за игрой товарищей из-за спины старшего брата Александра. Теперь же он играл сам, но играл неудачно. Две недели в доме отдыха пролетели незаметно.

«Только бы поскорее отсюда вырваться и взяться наконец за работу!» — мечтал Якоб.

Несколько раз он пытался подняться на гору, но каждый раз ему не удавалось осилить и половины пути до развалин замка.

С Грет он познакомился за несколько дней до отъезда. Однако, как бы там ни было, а Якоб с тех пор лишился сна и покоя.

Грет отдыхала по соседству в профсоюзном доме отдыха. На вид она была худенькая и, казалось, ничего особенного собой не представляла. У нее были черные жесткие волосы, живые карие глаза и маленький, усеянный веснушками нос.

«Червячок какой-то, — подумал про нее Якоб, оторвавшись на миг от игры в скат и посмотрев на девушку. — Где это видано: веснушки и темные волосы!»

Грет была не одна, она пришла с группой девушек одного с ней возраста. Подружки, коллеги или случайные знакомые. И стоило им только снять с себя мокрые от дождя куртки, как в доме отдыха сразу же почувствовалось радостное оживление.

Девушек окружили отдыхающие. Зазвучала музыка, послышался смех, начался оживленный разговор, кто-то даже запел. Тут уж и партнеры Якоба не смогли усидеть за столом.

Гарнизонный музыкант, мастер игры на кларнете, заметил, что когда-то он довольно сносно играл на аккордеоне. Было это сразу же после войны, он тогда устроился аккордеонистом в какую-то забегаловку или спекулянтское кафе. Услышав это, кто-то тотчас принес инструмент, и он заиграл на нем «Поедем со мной на Таити». Потом зазвучала песня о человеке, который обожал сосиски и салат.

Начальник дома отдыха, в обычное время педант с недовольным выражением лица, на этот раз решил показать себя с лучшей стороны: в виде исключения он разрешил продавать в буфете коньяк, правда, разбавленный горячей водой и подслащенный двумя кусочками сахара, что сходило ему с рук.

Не прошло и получаса, как начались танцы.

— Надо же, нам все же повезло напоследок, — заметил молоденький лейтенант и покраснел.

Своими словами он выразил мысли всех отдыхающих, за исключением одного. Этим человеком был Якоб. С кислой миной на лице он продолжал сидеть за столом, на котором были разложены карты.

«Опять нога заболела, черт бы ее побрал, — подумал он. — То заноет, то заколет. Оно и немудрено при такой холодной и сырой погоде». Он заказал себе порцию грога, затем еще одну и еще. Уставившись на стакан, он подумал, что, пожалуй, лучше будет пойти и прилечь…

— Эй, вы что, уснули? — услышал он над собой звонкий, чуть резковатый голос.

Якоб прищурился. Перед ним, опершись о стол, стояла черноволосая девушка. Ее веснушчатый нос уморительно сморщился.

— Ну, в чем дело? — спросила она, и в открытом взгляде ее не чувствовалось неприязни.

— Вот именно, в чем дело? — недовольно спросил в свою очередь Якоб.

— Объявлен белый танец. Вы разве не слышали?

— Нет, — ответил Якоб.

— Ну так теперь знаете.

Якоб помедлил, потом покачал головой:

— К сожалению…

— Ах, вот как! — воскликнула девушка, и на носу у нее появились крошечные морщинки. — Молодой человек с мировой скорбью. Не хотите, ну и не надо!

— Ошибаетесь. Никакой мировой скорби у меня нет и в помине.

— Сейчас вы наверняка скажете, что не умеете танцевать, не так ли?

— Именно так.

— Совершенно излишне! — произнесла, она и отвернулась.

Якоб пошарил рукой позади себя: его палка стояла около батареи.

— А это вы видели? — спросил он, поднимая палку вверх.

Девушка не двигалась с места.

— Ах, вот оно что! Но ведь я же не знала этого. Только не разбейте ею лампочку.

— Как знать, — сказал Якоб, — возможно, для вас я способен и на большее.

Девушка смешно сморщила свой нос, но не ответила на слова Якоба и все еще продолжала стоять в нерешительности.

— Ну, тогда я пойду…

— Это почему же? — возразил Якоб, вдруг почувствовав к ней расположение, и отодвинулся немного в сторону вместе со скамейкой, на которой сидел. — Вы могли бы составить мне компанию!

— Вот тут? — спросила девушка, указывая на место рядом с ним. — Ни за что! И вообще… — Она впервые, казалось, почувствовала смущение.

— Я же вам ничего не сделаю.

— Это и так заметно по вашему виду!

В этот момент аккордеонист громогласно объявил:

— А теперь играем «Кетченбродский экспресс»!

Кое-кто из отдыхающих захлопал в ладоши, послышались крики «Браво!», а одна девушка спросила:

— Это что еще за танец такой?

Музыкант сыграл несколько аккордов. Танец начался. Девушка все еще продолжала стоять около стола Якоба.

— Ну хорошо, — сказала она, — я принимаю ваше предложение. Но только сяду не на вашу скамейку, а вот с этой стороны. Играем пять минут, не больше!