Прошлое
В небольшой комнатке был телевизор. Когда хозяйка гостевого дома постучалась в дверь, начинались новости. Девушка-психолог впустила её и предложила сесть рядом.
— Я принесла вам ужин, — дружелюбно начала полная кудрявая женщина в домашнем халате. — За еду тоже не нужно ничего. Я вам утром завтрак сделаю, вы только скажите, во сколько. У меня мою одноклассницу эвакуировали. Спасибо вам большое.
В гостевом доме ночевали ещё три женщины: фельдшер, волонтёр и новенькая девочка из психологической службы.
— И вам спасибо, — девушка приняла из рук хозяйки глубокую тарелку с макаронами и лежащей на них баварской сосиской, а также кусок хлеба в салфетке.
В телевизоре кадр с ведущим новостей в студии сменился панорамой города. Обычный промышленный городок, лежащий на равнине, с торчащими из бетонных лабиринтов красно-белыми дымящимися трубами и парой гиблых парков. Если бы не остатки жёлтых листьев на деревьях, кадры аэросъемки можно было бы посчитать чёрно-белыми — настолько бесцветным было всё вокруг. Ещё через несколько секунд показали спасательную операцию. Ракурсы менялись: вот то, что осталось от квартир верхних этажей после обрушения, вот медики суетятся над раненой женщиной. После этого показали четырёхсекундный ролик, на котором кошка бежала по улице, неся в зубах котёнка, — судя по всему, она отыскала его в завалах. В следующий миг на экране возникло лицо замначальника отряда Вознесенского. Он стоял на фоне строительного крана, который поднимал в воздух огромную бетонную плиту.
— Пропавшими без вести после взрыва бытового газа числятся девять человек. В первые два часа после взрыва личным составом было извлечено из-под обломков десять человек. К сожалению, на данный момент имеем уже восемь погибших. Сейчас на месте эксперты проверяют устойчивость конструкций. Если будет риск ещё одного обрушения, задействуем специальные силы и средства. С минуты на минуту прибудет кинологическая служба.
Выпуск новостей с комментарием Кулика должен был транслироваться по федеральному каналу, но Александра решила смотреть местный. Хозяйка гостевого дома слушала Вознесенского с нескрываемой тревогой и даже промокнула уголки глаз длинными рукавами халата. Девушка через силу заставляла себя есть: она не имела права отказываться от еды, даже если в горло не лез и кусок. На следующий день она должна быть в форме, а для этого нужно есть. Она давно приучила себя питаться словно на автомате, даже если несколько минут назад видела кровь и мёртвых людей.
— Сделать вам чаю на травах?
— Да, я буду очень благодарна, — Александра передала женщине пустую тарелку.
Чай та принесла в старой советской кружке с рисунком и маленьким сколом со стороны ручки. Сотрудница МЧС уже спала, её форма была небрежно накинута на батарею. Женщина подошла и ощупала вещи: не сырые ли они, вдруг сушит? Поняв, что с формой всё в порядке, она аккуратно повесила её на спинку стула.
Когда Харанжевич проснулась утром, чай был уже ледяным. Спала она почти шесть часов, и ей казалось, что она проспала три смены подряд — такой долгий сон был сейчас непростительным. Накинув халат, предоставленный с вечера хозяйкой дома, она спустилась вниз, но нигде не смогла найти женщину. Девушка села за стол и налила себе воды из графина.
— Здравствуйте, — из хозяйской комнаты вышла девушка лет двадцати на вид в длинном сером платье. — Я вам сейчас завтрак подогрею, мама всё с вечера приготовила!
Харанжевич догадалась, что это дочь хозяйки. Та подскочила к холодильнику, достала кастрюлю с кашей и кинула пару комков в тарелку, после чего разогрела еду в микроволновке, параллельно делая тосты со сливочным маслом. Несмотря на сомнительный внешний вид, еда оказалась вкусной. Вскоре раздались шаги со стороны лестницы: это спускались вниз коллеги девушки.
— Утро доброе. Хотя, какой там! — прохрипела фельдшер Марина Иванчина и вышла на крыльцо, чтобы покурить. Другие женщины сели за стол и вскоре тоже получили свой завтрак.
— Папа на работе, но я отвезу вас в школу, — сказала дочь хозяйки. — Позовите, как будете готовы, я жду на веранде.
Уже через полчаса они приехали в штаб. Людей там было заметно меньше, чем вчера вечером: они сидели на деревянных лавках вдоль стены и смотрели перед собой, словно на каком-то грустном утреннике, откуда неудобно встать и уйти. Идти им было некуда. В раздевалке с вечера стояли пятилитровые бутылки с чистой водой и ящики с консервами, упаковки туалетной бумаги и куча других вещей, свезённых со всей области.
— Харанжевич! — с чёрного входа в спортзал зашёл Кулик. Она сразу поняла, что тот совсем не спал: под глазами расплылись синяки, сами глаза покраснели, а сальные волосы блестели, скручиваясь в жгуты.
— Как ты, Шур, готова?
— Конечно. Всё в порядке.
— Харанжевич, держимся. Ты вчера молодец, сидела до посинения.
— Простите, Юрий Андреевич, а где…
Закусив губу, она засомневалась, уместна ли будет сейчас эта встреча.
— В другое крыло пройди. И быстрее, они уже выезжают.
Пришлось бежать, чтобы успеть. Уворачиваться от открывающихся дверей кабинетов и сторониться растерянных людей с увесистыми пакетами в руках. Он бы не застал её, если бы не заметил, что у него развязались шнурки: пришлось снять со спины огромный рюкзак и присесть, чтобы завязать их покрепче. Снизу он увидел, как чья-то фигура закрыла свет в дверном проёме. Она тяжело дышала — больше от волнения, чем от бега — и смотрела на него, боясь даже дотронуться, хотя очень хотела повиснуть у него на шее. Видела, что он не выспался, что он волнуется, но пересиливает себя, потому что — долг.
— Ты в порядке? — он рывком поднялся и сам обнял её, прижал к себе и коротко поцеловал в висок. Не время для страстных жестов, поэтому он поступал скорее как брат, а не как её мужчина. Она положила голову на его плечо и закрыла глаза. Она помнила, что время бежит, что у них в запасе не больше минуты.
— Я слышала, — заговорила она, — что есть угроза повторного обрушения.
— Всё будет хорошо, — он отвёл глаза в сторону и просто смотрел в окно на то, как ветер срывает последние листья с деревьев.
— Обещай, что будешь осторожнее.
Рассеянный утренний свет, скупой и слабый, почти не достигал его лица. Они не простояли вместе и минуты.
— Что я могу тебе сказать? Я буду стараться. Мне пора.
— Удачи, я люблю тебя, — она держалась за дверной косяк и провожала его взглядом, пока он бежал через сквер к служебной машине.