— Мы попытаемся воспроизвести классическую «Звездную ночь» Ван Гога, но в рамках Хэллоуина. Конечно, это уже стало своего рода художественным клише, но местные обитатели замучили меня вопросами, когда же мы будем ее рисовать. Так что...

— Послушай, а это правда, что Ван Гог отрезал пенис и отправил его своей любимой по почте?

— Ухо, — усмехнулась я. — Правда, я не помню, отправил ли он его по почте или доставил лично. Думаю, ты бы хотел получить что-то такое в свежем виде, верно?

— Ну, ты упустила самую важную деталь. Когда кто-то намерен разорвать отношения, то какая разница, как он это сделает: пошлет SMS или скажет об этом лично?

— Верно, ухо или пенис… какая разница? Но вот способ доставки…

Райан кивнул.

— Я видел картины этого парня. Очевидно, ушами он пользовался гораздо чаще, чем своим членом.

Спрятав улыбку за прижатой к губам ладонью, я укоризненно покачала головой.

— Если ты надеялся понравиться мне с помощью сальных шуточек в адрес знаменитого художника, то буду откровенной, ты своего добился.

Мне вдруг стало страшно.

Как же мало потребовалось времени, чтобы мои прежние чувства вновь напомнили о себе. Мы разговаривали с ним также непринужденно, как и в те годы, словно и не было никакой разлуки. Я все вспомнила. Как по уши втюрилась в него, и как сильно меня задевало, когда на мою девичью влюбленность он отвечал безучастностью и равнодушием.

— А кто сказал, что я хочу тебе понравиться? Просто у меня к тебе дело. Я мечтаю стать настолько знаменитым, что когда отрежу от себя какую-либо часть, то старшеклассникам будут рассказывать об этом на уроках веками.

Я глянула на него исподлобья.

— Я заключу с тобой сделку. Ты посидишь на моем уроке, а потом я скажу, насколько сильно сможет потрясти мир искусства твое членовредительство.

— Идеальный план! Надеюсь, у тебя есть инструмент для пальчикового рисования?

Я закатила глаза, но как только повернулась к нему спиной, мои губы расплылась в довольной улыбке, и я продолжила готовиться к занятию. Мое сердце после нашей короткой беседы бешено колотилось, а голова кружилась, чего со мной давненько не случалось. Особенно из-за обычного разговора с парнем.

Райан был потрясающе красив и обладал тем живым, задорным характером, что мне безумно нравился в парнях. А ведь я даже не знала, одинок ли он и имеет ли еще какие-либо намерения помимо предполагаемой нужды в художнике. Боже, а ведь он мог до сих пор быть с Хейсли.

И тогда я поклялась себе. Если это так, то, во-первых, я найду способ испортить ей хотя бы один день, а во-вторых, сбегу от Райана как можно дальше. Ну сколько можно прощать? К тому же я убедилась, что мне хватило одной встречи, чтобы почувствовать себя вновь старшеклассницей, у которой от одного его взгляда сердце готово было выскочить из груди, а по коже разбегались толпы мурашек. А ведь он не ограничился всего одним взглядом, разве не так?

Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

Сейчас от меня требовалось лишь одно — вспомнить о поступлении в школу искусств. Неважно, кем стал Райан и чего он хотел, у меня были свои приоритеты. И первым номером шел Париж! Мое будущее. Мои мечты.

Все зависело от того, сяду ли я в январе в самолет, чтобы открыть новую главу своей жизни. Надеюсь, эта часть книги будет самой захватывающей и интересной. Ведь до сих пор моя жизнь напоминала книгу, которую — прежде чем ее купить — вы не спеша просматриваете, решая, стоит ли потратить на нее несколько долларов.

Я просто не имела права забывать об этом.

У меня была своя жизнь. И кто, как не я, должен был о ней беспокоиться. Последнее, что мне сейчас нужно, — это влюбиться в парня, из-за которого я решу, что у меня есть веская причина остаться… и упущу свой шанс.

Вот только мне действительно нужна была эта подработка. Как бы мне ни нравились уроки живописи в доме престарелых, они были далеко не Сикстинской капеллой.

* * *

Свой урок я начала с краткого напоминания о правилах смешивания красок и использования цветовой гаммы при создании большой картины. Я не раз споткнулась на своих словах, так как то и дело украдкой поглядывала на Райана.

Он был не просто хорош собой. Его тело буквально источало мощные флюиды, вызывавшие кристаллизацию женского желания. От него невозможно было оторвать глаз. Это был идеальный образец мужской сексуальности!

Непоколебимая уверенность в себе, но не та, что обычно бывает у зацикленных на себе снобов. Темные волосы. Густые темные брови. И взгляд благородного человека. Что-то среднее между героем боевика и главным героем мелодрамы. Я с легкостью могла представить его в обеих ситуациях. Вот он бьется за штурвал угнанной русскими мафиози яхты, а потом под проливным дождем, подхватив свою девушку на руки, признается ей в вечной любви… Ладно, кого я обманываю? Я ведь представила, что во время упомянутого ливня на руки он подхватил меня.

И какой напрашивается вывод? Либо у меня слишком давно не было близости с парнем, либо Райан был для меня кем-то особенным.

Краем сознания я слышала, как мой мозг, требуя к себе внимания, «щелкает пальцами». Он все еще пытался вразумить меня.

«Знаешь, чем можно охладить твои разбушевавшиеся гормоны? Париж! Школа искусств! Твое профессиональное и финансовое будущее! Твоя мечта!»

Но мои яичники были слишком увлечены прокручиванием нелепых эротических фантазий, чтобы реагировать. До тех пор, пока мой взгляд будет прикован к Мистеру Совершенство, ни одна здравая мысль не сможет задержаться в моей голове, так как та была битком набита розовыми сердечками и смайликами с поцелуйчиками. Не помогало даже напоминание о том, каким придурком, в конце концов, он был в выпускном классе.

Как же давно это было? Миллион лет назад? Два миллиона? И можно ли винить ЭТО ЧУДО и эти выразительные, лучащиеся энергией светло-карие глаза за то, что случилось в далеком прошлом?

Райан выглядел сосредоточенным на достижении хорошего результата, вот только для художника он был очаровательно бездарен. Я с облегчением выдохнула, когда поняла, что он пошутил насчет рисования пальцами. Но кисть он держал так, словно собирался ударить ею кого-нибудь по голове. У него были проблемы с подбором цвета, поэтому я подходила к нему, чтобы помочь, намного чаще, чем к старичкам.

— А что получится, если смешать желтый и красный? — спросила я.

— Коричневый, — уверенно заявил он.

Я не могла позволить себе рассмеяться. Я очень серьезно относилась к своей работе, хоть мне и платили меньше минимальной зарплаты, и это еле-еле покрывало расходы. Мои родители не смогли подняться по карьерной лестнице, зато сумели научить меня добросовестно выполнять свою работу, какой бы она ни была. Мой папа мыл полы в зданиях с офисами, а мама была помощником стоматолога. И тем не менее они смогли показать мне, что нужно гордиться хорошо проделанной работой, а не ее статусом.

Мой отец умел так четко сформулировать жизненный принцип, что тот навсегда застревал у меня в голове. Я до сих пор помню его слова, когда объявила родителям, что хочу стать художником. Он не стал отговаривать меня. Не начал убеждать, что этим я не заработаю много денег. Папа немного подумал и, глубоко вздохнув, кивнул головой.

— Молодец. Конечно, всегда найдутся люди, желающие высмеять это. Но те же самые люди будут смеяться, если ты захочешь стать слесарем, поваром или секретарем. Занимайся тем, что ты можешь делать лучше всего, и тебе не будет дела до их пересудов.

Поэтому, когда Райан поднял на меня свой светло-карий задумчивый взгляд, я, еще раз взглянув на его палитру, сосредоточилась на очередной задаче. Мой отец хотел, чтобы я всегда ставила на первое место свою ответственность… а прямо сейчас я обучала навыкам работы с красками. И Райан отчаянно нуждался в этом.

— Вообще-то, получится оранжевый, — схватив, не раздумывая, его руку, я показала, что цвета надо смешивать большими круговыми движениями, а не резкими, агрессивными мазками, как делал он.

Закончив демонстрацию, я с сожалением оторвала свою руку от его теплых, безумно приятных на ощупь пальцев и почувствовала легкое покалывание в местах, где соприкасалась наша кожа.

— Хм-м-м, — задумчиво промычал Райан. — Похоже, я так и не разобрался в этой технике. Можешь показать еще раз?

Я чуть было не шлепнула его игриво по плечу, хихикая при этом как дурочка. Но, слава богу, смогла сдержаться, вовремя отвернувшись и прикрыв на секунду глаза.

«Париж!» — повторила я несколько раз про себя эту мантру.

До этого дня у меня легко получалось избегать мужчин. А сейчас я всеми фибрами души ощущала, что с трудом справляюсь с девчачьей глупостью. Еще чуть-чуть, и я стану слепа и глуха к доводам разума и здравого смысла.

— Ты собираешься учить нас рисовать это дерьмо? — неожиданно рявкнула у меня над ухом Грэмми, хотя ее слова из-за зубов Эрла звучали неразборчиво. — Или ты намерена все занятие флиртовать с этим дрянным мальчишкой?

— Тебе нужна помощь? — смущенно спросила я.

Мой голос напоминал сдавленный писк, но я сделала вид, что так и должно.

— Да, — ее губы изогнулись в зловещей усмешке. — Я забыла, как делать французский поцелуй. Может, вы, озабоченные щеночки, продемонстрируете нам это?

Эрл, чей рот без зубов представлял собой впалую и сморщенную небольшую дырочку, разразился хриплым смехом, который прерывался сухим кашлем. Остальные же «ученики» оставались бесстрастными, а может — не смогу сказать точно — просто не обращали на них внимания.

* * *

По окончании урока рисунок Райана почему-то выглядел так, словно он рисовал его пальцами, хотя я точно видела, что он пользовался кистью. Это был, без сомнения, самый худший из всех виденных мной рисунков, выполненных взрослым человеком. Уверена, если бы у Джексона Поллока (прим. американский художник, идеолог и лидер абстрактного экспрессионизма) был ребенок от Пикассо, ставший впоследствии кокаиновым наркоманом, и он бы начал под кайфом рисовать трясущимися руками, то его результат все равно был бы намного лучше работы Райана.