Йен
Я звонил Сэм тридцать четыре раза. Когда я пытаюсь набрать тридцать пятый, мой телефон закатывает глаза и выдает мне предупреждение, которое просто говорит: Чувак, этого не произойдет. Этот день был одним из худших в истории, особенно по сравнению с предыдущими. Мы с Сэм завтракали, целовались в моей машине, флиртовали по электронной почте ― жизнь шла по плану, а потом она случайно разослала эту фотографию по всей школе. Бл*дь. Жаль, что это не я. Сэм пытается казаться сильной и жизнерадостной, но она сделана из ворсинок зефира. Она не сможет отшутиться и жить дальше. Для нее это унизительно, и она доказывает это тем, что сбегает на первом уроке. Я пошел в ее класс, чтобы заставить ее говорить со мной, и там была пожилая женщина, сидящая за ее столом. Моя первая мысль была: «Вау, стресс действительно старит тебя». Потом я сообразил, что это миссис Орин, ждущая, пока не прибудет подмена Сэм.
Я злюсь на Сэм за то, что она игнорирует мои телефонные звонки и закрывается от меня. Я хочу помочь разделить это бремя. Она не единственная, кто проходит через это. Но потом я понял. Это двойной стандарт. Если бы она осталась, ее бы безжалостно высмеяли. Тем временем весь день в школе учителя и тренеры-мужчины натыкаются на меня в коридоре и поздравляют. Я уклоняюсь от бесчисленных «Дай пять», ударов кулаками и хлопков по плечам. Следующему парню, который хрюкнет или подмигнет мне или попытается пошутить насчет Сэм и взбитых сливок, придется заткнуть свою раздробленную челюсть.
В конце футбольной тренировки я пропускаю душ и направляюсь прямо в квартиру Сэм. Я так долго стучу в ее дверь, что сосед кричит мне, чтобы я уходил. Я спрашиваю его, видел ли он Сэм, и он отвечает: «Никогда о ней не слышал». Верно ― мы единственные друзья друг друга. Вернувшись к машине, я снова пытаюсь дозвониться до нее, но тут же попадаю на голосовую почту. У меня нет другого выбора, кроме как объехать весь город, чтобы найти ее. Я проверяю пекарню, где она любит кексы, другую пекарню, где она любит печенье, третью пекарню, где она любит банановый пудинг. Никто ее не видел. Я заглядываю в магазин мороженого, в другой магазин мороженого и, наконец, в магазин замороженных йогуртов.
Мужчина сердито качает головой.
― Миниатюрная штучка? Рыжие волосы? Да, она была здесь ― ее чуть не вышвырнул. Она была под кайфом от наркотиков, пришла и устроила беспорядок.
Какого хрена?
― Вы видели, куда она пошла, когда уходила?
― Наверное, чтобы получить больше лошадиных транквилизаторов.
Я выхожу на улицу и пытаюсь думать, как Шерлок Холмс. Я ищу подсказки на парковке, пытаюсь поставить себя на ее место, но даже в моей голове они такие маленькие, что не подходят.
У меня только что закончились идеи, а потом я решаю, что не помешает проверить дом ее родителей, хотя она и не так близка с ними. Они снобы и осуждающие, и я сомневаюсь, что она обратилась бы к ним в такой день, как этот, но, конечно же, ее велосипед лежит у них на подъездной дорожке. Я припарковываюсь и направляюсь к входной двери, но мои первые несколько стуков остаются без ответа. Внизу темно, шторы задернуты, но я слышу голоса внутри. Кто-то определенно дома. Дергаю ручку двери, и она открывается. Она все время была не заперта. Я вхожу внутрь и зову, но никто не отвечает. Голоса, которые я слышал снаружи, доносятся из радиоприемника на кухне. Жутко. Ее родителей явно нет дома, но я знаю, что Сэм здесь. Я бывал здесь всего несколько раз, но помню, что ее комната ― первая справа наверху. Конечно же, именно там я нахожу ее, распростертую на кровати, уставившуюся в потолок. Я останавливаюсь в дверях и медленно расплываюсь в улыбке. Приятно было найти ее, знать, что с ней все в порядке… вроде как. Я имею в виду, что она лежит там, одетая в свою дурацкую школьную форму. Жесткий красно-черный материал полностью поглощает ее. На голове у нее шляпа с красными перьями. Это делает ее похожей на петуха. Кошка ее родителей играет с ним, как с мышью. Глаза у нее красные, щеки пылают. Интересно, сколько она сегодня плакала? Я нерешительно делаю шаг внутрь, и ее взгляд остается прикованным к стене, как будто она впала в кому.
― Где твои родители?
― В круизе по Аляске. ― Ее голос спокоен.
Имеет смысл.
― Они оставляют NPR включенным, пока их нет?
― Они хотят быть уверенными, что грабители будут проинформированы о текущих событиях в мире, пока они грабят.
Моя улыбка становится шире. Я хочу поцеловать ее, но понимаю, что сейчас не время. Вместо этого сажусь за ее стол ― или, по крайней мере, пытаюсь. Ее кресло очень маленькое, и мои бедра едва вмещаются между подлокотников. В конце концов, мне это удается, и некоторое время мы сидим молча, пока я осматриваю ее комнату. У меня никогда не было возможности по-настоящему осмотреть ее до сегодняшнего дня. В прошлый раз, когда мы были здесь, она была слишком застенчива, чтобы позволить мне пошарить здесь, но теперь наполняюсь подростком-Сэм. Ее стены выкрашены в лимонно-зеленый цвет. Компакт-диски занимают целую книжную полку. На ее комоде разложены призы группы и награды за журналистику. Там, где у других девушек была бы фотография бойз-бэнда в рамке, у нее на тумбочке стоит фотография Жан-Люка Пикара (прим. пер.: персонаж из научно-фантастического телевизионного сериала «Звёздный путь: Следующее поколение»). Я люблю ее. Она издает звук, как животное, попавшее в медвежий капкан, и я резко поворачиваюсь, чтобы встретиться с ней взглядом. Она пытается изменить свое положение на кровати, но жесткий материал ее униформы мешает ей двигаться.
― Что это за наряд?
Она опускает глаза, словно только сейчас вспомнив, что он на ней.
― О, да. Я возвращаюсь к тому моменту времени, когда еще не отправила это школьное электронное письмо. Я думаю, что в психиатрическом мире это называется регрессией.
Склоняю голову набок и жду, когда Сэм встретится со мной взглядом, но она не смотрит.
― Я совершенно не хочу быть сегодня в школе, но, чтобы ты знала, это не имеет большого значения. Нет никакого правила, запрещающего посылать смешные картинки.
Когда она говорит дальше, ее слова сочатся сарказмом.
― О, боже. Я так рада, что нет правила, запрещающего публичное унижение, но, подожди, если нет правила, почему нас вызвали в кабинет директора?
― Тебя не «Вызывают в кабинет директора» как взрослого. Нас вызывают на совещание.
― В любом случае, нам крышка. ― Она поднимает руки вверх, а затем драматично опускает их.
― Он просто хочет встретиться и поговорить о письме.
― И сказать, что мы уволены.
― Скорее всего, он просто заставит нас подписать какое-нибудь кадровое заявление, касающееся отношений.
― Отношения? Я пятнадцатилетняя Сэм. Мы еще не встречались. А теперь, пожалуйста, уходи, чтобы я могла вернуться к просмотру TRL. Потом идет MTV Cribs, и я не хочу его пропустить.
Хорошо, я позволю ей сделать это. У нее был тяжелый день. Поворачиваюсь и начинаю шарить по ее столу. Я хочу заглянуть в каждый ящик, открыть каждую книгу. В ее столе я нахожу фиолетовый Game Boy (прим. пер.: линейка портативных игровых устройств, разработанная и производившаяся Nintendo), диск Blink 182 и рукописный список Myspace Top 8. Имена вычеркнуты, а ниже добавлены новые. Интересно, куда бы я упал?
― На что ты смотришь?
― Ничего такого.
Сэм стонет и встает с кровати, слишком любопытная. Моя уловка сработала. Она подходит и встает рядом со мной, пытаясь закрыть ящик. Я ей не позволяю. Вместо этого достаю потертую книжку в мягкой обложке с оторванной обложкой.
― Что это?
― НИЧЕГО! ЙЕН, ОТДАЙ МНЕ ЭТО!
Ее чрезмерная реакция гарантирует, что я не верну его ей в ближайшее время. Я крепко сжимаю ее руку, чтобы она не могла дотянуться до меня, а потом читаю корешок.
― Спрятанные сокровища Пиратов.
О, это слишком хорошо.
― Подростку Сэм нравилось читать любовные романы?
― Йен, давай.
― Дай мне только прочитать одну страницу.
С рычанием она прокрадывается под мою руку, вырывает книгу из моих рук и швыряет ее через всю комнату. Книга шлепается о стену и падает на пол. У меня отвисла челюсть. Сэм тяжело дышит. Через мгновение она поправляет шляпу и одергивает форменный топ.
― Моя мама не разрешала мне читать ничего, кроме куриного супа для подростковой души. Мне пришлось украсть эту книгу у моего друга только для того, чтобы... ну, знаешь, посмотреть, о чем она.
Я веду себя так, будто верю ей.
― О, так ты взяла его только из любопытства? Потому что корешок выглядел довольно изношенным.
Сэм стонет.
― Послушай, да, я читаю эту книгу постоянно. В наши дни у подростков есть Kindles и высокоскоростной интернет, а у меня было ПИРАТСКОЕ СОКРОВИЩЕ, так что оставь меня в покое.
Я хватаю ее за бедра и сажаю к себе на колени. Ее древний деревянный письменный стул протестующе стонет. В любой момент наш общий вес окажется слишком большим, и мы рухнем на пол. Сэм пытается вырваться, но я слишком крепко держу ее. Когда она, наконец, сдается и устраивается на мне, я протягиваю руку и срываю с нее шляпу. Вещь падает на пол, и я провожу большим пальцем по сердитой красной линии, которая осталась отпечатком на ее лбу. Ее голубые глаза встречаются с моими, и это первый раз, когда у нее хватает смелости выдержать мой взгляд. Я никогда не видел ее такой подавленной. Мои брови складываются в грустную, сердитую морщинку.
― Прости за сегодняшний день.
Сэм закрывает глаза и выпячивает нижнюю губу.
― Нет. Боже, это я все испортила. Я должна извиниться перед тобой.
Она поднимает глаза к потолку, и я вижу, как в них собираются слезы. Сэм изо всех сил пытается удержать их от падения, когда мои руки сжимают ее талию. Мой большой палец едва скользит под ее рубашку, и ее мягкая кожа чувствует себя так хорошо, что я погружаю всю свою руку под материал, а затем двигаю ее вокруг, чтобы обнять ее спину. Это не очень сильный контакт, но мое сердце колотится в груди, когда она так близко. Я смотрю, как слеза, наконец, вырывается на свободу, а затем Сэм наклоняется вперед и кладет голову мне на плечо. Ее колени подогнулись, и теперь она как мячик у меня на коленях. Я притягиваю ее еще ближе. И думаю, если бы моя рубашка была более эластичной, Сэм бы попыталась зарыться под нее и спрятаться там навсегда.