Глава 20

Йен

Я нашел нашего служителя в Крейглисте. Формально он раввин, но, когда я объяснил ему нашу ситуацию, он согласился поженить нас с Сэм в музее. Меня это устраивает. Мне все равно, как мы поженимся. Если каким-то образом обратимся в иудаизм, так тому и быть. Шаббат шалом.

Последние несколько дней пролетели незаметно. В перерывах между преподаванием и тренировкой я строил планы на пятницу. Когда позвонил родителям, чтобы рассказать о свадьбе, после того как мама перестала плакать, она сказала мне, что всегда знала, что я сделаю что-то подобное.

― Как только ты что-то задумывал, ты это делал! Никаких вопросов. Когда ты хотел научиться ездить на велосипеде, ты выходил на подъездную дорожку со шлемом и наколенниками и продолжал пытаться, пока не проехал мимо всех остальных детей в округе.

Они хотели приехать на церемонию, но не могли так быстро уйти с работы, поэтому я сказал им, что буду держать телефон в кармане рубашки, чтобы они все слышали.

Они сейчас на телефоне.

Я опускаю подбородок.

― Проверка, проверка. Ты меня слышишь?

― Громко и ясно! ― кричит в ответ папа.

Раввин насмешливо посмотрел на меня.

Сейчас 16:45. Мы с раввином в музее, стоим в вестибюле, где гости ждут следующего звездного шоу внутри планетария. Высокий куполообразный потолок освещен, как ночное небо. Даже сейчас в комнате довольно темно и тесно. Мне будет трудно увидеться с Сэм. Она действительно маленькая.

― Она уже там? ― спрашивает мама.

― Нет.

― Опиши ее нам, когда увидишь! ― настаивает она.

Такое чувство, что я ждал, целую вечность. Мне действительно не следовало приезжать так рано, но я хотел разведать местность и убедиться, что все готово. После этого пошел в туалет… нашел перекусить... побродил по музею. Я потерял счет времени, которое простоял здесь, и не хочу снова проверять свой телефон. Если сейчас уже за 16:50 и Сэм здесь нет, я не хочу знать. А пока все еще надеюсь, что она придет.

В планетарий вливается еще одна группа гостей, и их место занимают другие. Раввин переминается с ноги на ногу, и я думаю, что он сердится на меня за то, что я заставил его ждать так долго, но потом оглядываюсь, и он одаривает меня жалостливой полуулыбкой.

― Милый, она уже там? ― спрашивает мама.

― Вы должны слушать, а не говорить. Я собираюсь повесить трубку, ребята, если вы спросите меня еще раз.

Я уже вспотел. Не могу поверить, что Сэм собирается бросить меня в день нашей свадьбы. Этого не должно было случиться. Мы должны были быть дикими и сумасшедшими. Я не хочу рассказывать ей скучную любовную историю. Для нас есть миллион звезд, раввин и комната, полная орущих детей. Она подходит нам лучше, чем любая часовня. Я ловлю себя на том, что мысленно умоляю: «Пожалуйста, приди, Сэм. Пожалуйста, приди». Может быть, мне следовало позвонить ей по дороге сюда, просто чтобы узнать, где ее голова, но я намеренно дал ей дистанцию. Не хотел влиять на ее решение. Не хотел, чтобы она чувствовала себя плохо, если передумала проходить через это.

Сэм нужно пространство и время, чтобы приспособиться к происходящему. Последние семьдесят два часа, вероятно, были для нее ужасными. Я представляю, как она расхаживает по квартире и дергает себя за волосы. Не удивлюсь, если она появится совершенно лысой ― если она появится.

Дерьмо.

Теперь я и сам сомневаюсь. Это было так глупо. О чем я только думал, когда предлагал пожениться? Мы можем найти новую работу. Мы можем снова стать просто друзьями, если это означает, что я смогу сохранить Сэм в своей жизни. Я буду держать свои руки и мысли при себе. Если она не хочет быть со мной, я могу это принять. Но потерять Сэм совсем? Нет. Нет судьбы хуже этой.

Небольшая толпа детей кричит и убегает от своих сопровождающих у входа в вестибюль, а затем прямо за ними входит Сэм.

Святой… Воздух вырывается из моей груди. Волна мурашек пробежала по моему телу. Я борюсь с желанием прижать руку к сердцу.

― Йен! Почему ты так тяжело дышишь? У тебя сердечный приступ или она там?!

― И то, и другое.

― Как она выглядит?

― Она... она…Я думаю…

Моя мама раздражена отсутствием у меня связи между мозгом и ртом. Все мои синапсы исчезли.

― Что на ней надето?!

Мы с Сэм встречаемся взглядами, и она замирает, увидев меня. Там есть беспокойство ― беспокойство и развлечение. Она сжимает губы, чтобы скрыть улыбку. Ее голова наклоняется в сторону, и она пожимает плечами, как будто: «Да, я здесь, хотя это абсолютно безумно».

Я плакал дважды в своей взрослой жизни. Первый ― когда сломал берцовую кость во время футбольного матча. Это было так больно, что я потерял сознание. Это второй раз. Я полный идиот, когда смотрю, как она идет ко мне. У нее нет четкого пути. Ей приходится лавировать между детьми, которые бегают как сумасшедшие, и взрослыми, которые совершенно скучают. Одна дама отступает назад и чуть не падает на нее, прежде чем извиниться.

― ЙЕН! ― в отчаянии кричит мама. ― Что на ней надето?!

Я осматриваю ее тело.

― Белое платье... кружевное.

― Пышное?

― Прямое.

Не знаю, как ей удалось так быстро его найти, но, похоже, оно было сделано специально для нее. Верх платья облегает, V-образный вырез опускается к груди, кремовая кожа сияет под ночным небом. Нижняя половина обволакивает ее ноги, когда она идет.

― У нее волосы подняты?

― Нет. Они распущены, волнистые и длинные, самая яркая вещь в комнате.

Несколько ребят останавливаются и смотрят на нее, когда она проходит мимо. Одна девочка спрашивает:

― Мама, она сказочная принцесса?

Я вытираю щеки тыльной стороной ладони, смахивая слезы самым мужественным образом. Это бесполезно. Сэм тоже плачет, плачет и смеется, приближаясь ко мне. Когда она подходит ближе, я, наконец, замечаю, что она держит красную розу, которую я оставил на ее столе, с синим носовым платком, завязанным вокруг нее.

― Привет, ― робко говорит она.

― Привет.

― Мне нравится твой смокинг.

― Мне нравится твое платье.

Ее глаза расширяются от комплимента, а затем она опускает взгляд, разглаживая рукой ткань.

― Я нашла его в консигнационном магазине. Тридцать долларов.

― Мило.

― Держу пари, ты выглядишь так красиво, Сэм! ― кричит мама.

Сэм вздрагивает и оглядывается, пытаясь понять, откуда раздался голос. Я похлопываю себя по нагрудному карману смокинга.

― Мои родители тоже хотели быть здесь.

Она смеется и наклоняется вперед, пока ее рот не оказывается на одном уровне с телефоном.

― Здравствуйте, мистер и миссис Флетчер!

― Зови нас мамой и папой! ― кричат они в унисон. ― Если хочешь!

Раввин делает шаг вперед и представляется Сэм. Мы с ним говорили о логистике, и он знает правила. Мы не можем долго здесь торчать. Это не может быть полноценной церемонией.

― Раввин? ― Сэм говорит мне одними губами, когда он начинает.

Я улыбаюсь и пожимаю плечами.

― Вы двое, возможно, не знаете, ― говорит раввин, ― но традиционная еврейская свадебная церемония проходит под хупой, или балдахином, который символизирует дом, который новая пара построит вместе.

Мы должны выглядеть смущенными, потому что он продолжает:

― Итак, женитьба под всем Млечным Путем может означать, что у вас двоих впереди большое будущее.

― Даже если мы не евреи? ― спрашивает Сэм.

― Даже тогда, ― он смеется.

Я продолжаю следить одним глазом за входом в комнату, пока он продолжает. Если мы будем осторожны, у нас все получится. Он велит нам с Сэм взяться за руки, и я вижу, как охранник пристально смотрит на нас, а затем что-то торопливо говорит в рацию у него на плече. Клянусь, я слышу, как он шепчет: «У нас здесь Код Бракосочетания, все подразделения, пожалуйста, ответьте».

― О боже.

Сэм проследила за моим взглядом.

― Что?

― По-моему, мы попались.

― Попались? Что ты имеешь в виду?

Я снова поворачиваюсь к раввину.

― План Б.

Ни секунды не колеблясь, он достает из заднего кармана кольца, которые я ему дал, и быстро спрашивает, берем ли мы другого человека в законные мужья и жены. Мы быстро соглашаемся, и рука Сэм дрожит, когда я пытаюсь надеть ее кольцо. Я должен был угадать размер, и оно подходит, и теперь она действительно моя жена. Позже у меня будет время насладиться этим фактом.

― Йен, что происходит?! Почему мы так спешим?

У меня нет времени вводить ее в курс дела, потому что охранник следит за нами, а нам еще нужно подписать свидетельство о браке. Я протягиваю ей ручку и поворачиваюсь, чтобы она могла использовать мою спину в качестве стола, чтобы нацарапать свою подпись, как раз когда другой охранник присоединяется к первому. Они начинают пробираться к нам. Я подписываю так быстро, как только могу.

― ИДИТЕ! ― кричит раввин, вырывая у меня удостоверение. ― Я отправлю это вам по почте, ребята! ИДИТЕ! СКОРЕЕ!

Я хватаю Сэм за руку и бегу к выходу через комнату от охранников. Она спотыкается о подол своего платья, прежде чем наклониться и поднять его до колен.

― Почему мы бежим? ― она кричит, но я не замедляю шаг. ― Йен!

― Поторопись, давай. Музей проводит строгую политику против несанкционированных церемоний!

― Что?!

― Чтобы пожениться здесь нужно около двадцати тысячи долларов. Мы не миллионеры!

Охрана мчится к нам и вызывает подкрепление. Я тащу Сэм влево, используя группу дошкольников как маленький живой щит, когда мы выбегаем из комнаты. Выход из музея уже виден, но нам еще предстоит пройти через весь вестибюль. Между нами и свободой стоит большой окаменелый Тираннозавр. Я хочу пробежать у него между ног, но тогда у нас действительно будут неприятности. Я огибаю его.

― Скорее! СКОРЕЕ! Они идут!

― ЭЙ! ВЫ, ГОЛУБКИ! СТОЙТЕ, ИЛИ МЫ ВЫЗОВЕМ ПОЛИЦИЮ!

Сэм кричит, а потом разражается смехом.

― О боже! Они собираются запереть нас в музейной тюрьме!

Мы вырываемся из музея, и я продолжаю бежать, как только оказываемся снаружи, таща Сэм за собой. Я не знал, что нам понадобится быстрый побег, когда я планировал сегодня, но эта установка работает хорошо. Мы пересекаем улицу и входим в вестибюль шикарного отеля еще до того, как охранники выходят из музея. Я оборачиваюсь как раз в тот момент, когда они выскакивают наружу. Они переводят взгляды туда-сюда, почесывают в затылках, словно мы растворились в воздухе.