Глава 23

Сэм

Несмотря на то, что у меня осталось несколько месяцев аренды квартиры, я переезжаю к Йену в то же воскресенье, как мы выписываемся из отеля. Мы оставили большие чаевые уборщикам, но я все равно чувствую себя плохо. В течение сорока восьми часов мы завершали наш брак в этой комнате. Если и была поверхность, на которой можно было заниматься сексом, то моя задница была на ней. Извините, следующие жильцы.

По дороге в мою квартиру нервы сдают, и я предлагаю продолжать жить отдельно.

— Почему?

Потому что у меня много проблем, и я не хочу, чтобы ты жалел, что женился на мне. Это правда, но я ее разбавляю.

— Просто…Я не знаю. На случай, если ты захочешь притормозить.

— Я не хочу.

— На случай, если я тебе надоем.

— Не надоешь.

Тогда все в порядке.

Переезд не займет у нас много времени. Почти все, что у меня есть, у Йена есть лучшая версия. Мои кастрюли и сковородки — антиквариат, и не в хорошем смысле. Моя кровать скрипит и слишком мала, чтобы нам обоим было удобно. Мой коврик в ванной новый, но он розовый и в цветочек. Йен дает мне выбор, взять его или оставить, и я улыбаюсь, потому что в глубине души знаю, что он позволил бы мне положить его в свою ванную, но я жалею его. Приношу свою одежду, и Йен выделяет мне половину места в своем шкафу и комоде.

— Мне действительно не нужно столько места.

— Почему?

Я не знаю точно, как это сформулировать, но мне кажется, что я приезжаю на длительную ночевку. Я хочу, чтобы моего присутствия здесь было как можно меньше, чтобы он не рассердился и не развелся со мной. Продолжаю говорить ему, что мне не нужно много места, и я могу просто оставить свою зубную щетку под раковиной, но он кладет ее в держатель рядом со своей и настаивает, что теперь это и мой дом тоже.

— Ладно, тогда я хочу спать на правой стороне кровати.

— Этого не случится, — он смеется и выходит из комнаты.

Это мы еще посмотрим.

Я все жду, когда все станет сложнее, и мы столкнемся с неизбежным препятствием. Например, Йен мог сказать: «Да, кстати, я втайне люблю дрессировать птиц и держу в гараже дюжину сквернословящих попугаев». Или он мог открыть дверь в гостевую спальню, чтобы оттуда вывалилась гора мусора и испачканных подгузников для взрослых.

Я проверяю каждый уголок его дома, пока переезжаю, ища секретные лаборатории метамфетамина или шпильки 11-го размера, но даже шкаф в его гостевой комнате организован и опрятен. Как тревожно! Я бы предпочла мертвое тело.

К вечеру воскресенья, когда мы сидим у него на диване и как можно быстрее запихиваем в рот спагетти, я понимаю, что мои опасения могут оказаться беспочвенными.

— Это довольно здорово. Мы должны были пожениться давным-давно, — говорю я с набитым ртом.

Его глаза скользят по мне, и я одариваю его широкой, зубастой, как спагетти, улыбкой.

— Ух, ты, красавица. Похоже, медовый месяц действительно закончился.

Я ухмыляюсь и возвращаюсь к еде. Все эти переезды возбудили мой аппетит.

— Я подключила зарядное устройство к розетке с правой стороны кровати — ну, знаешь, потому что это моя сторона.

— Хм, — кивает он. — Интересный способ заявить, что она «твоя».

— Ну же! Разве ты не хочешь быть моим защитником, тем, кто спит рядом с дверью на случай, если кто-то вломится и убьет нас?

— Конечно, но что, если они влезут в окно? — спрашивает он.

— Хорошая мысль. Я возьму левую сторону, а ты — окно убийцы с топором.

Я сияю. Наш первый пример здорового разрешения конфликтов в супружеской паре!

Обычно после ужина я возвращаюсь в свою квартиру, чтобы поспать. Я так привыкла к этому ритуалу, что загружаю тарелку в посудомоечную машину и направляюсь прямо к двери. Надеваю туфли, когда на меня падает тень Йена.

— Что ты делаешь?

— Иду дом... — Я замолкаю и смеюсь. — О, боже!

Выключаю автопилот и сбрасываю туфли. Йен наклоняется и берет меня под руки, чтобы поднять на ноги.

— Уже уходишь? — поддразнивает он. — Мы женаты всего два дня. Кто он, как его зовут?

— Плохой Йен.

Я поворачиваюсь, и Йен притягивает меня к себе. Мои руки уперлись ему в грудь.

— Извини, я думаю, что все происходит так быстро, что моему мозгу требуется некоторое время, чтобы наверстать упущенное.

— Мы можем притормозить, если хочешь.

— Как?

Он на секунду задумывается и пожимает плечами.

— На самом деле я не уверен. Я могу спать на диване, если хочешь?

Мне кажется, я бросаю на него идеально выполненный взгляд, который говорит: «Ты что, совсем спятил?»

Позже той же ночью, почистив зубы, захожу в нашу спальню и обнаруживаю Йена без рубашки, читающего в постели. Я прячу улыбку и торопливо забираюсь под одеяло рядом с ним.

— Еще раз спасибо за то, что ты мой мясистый щит от топора.

Он хмыкает, прежде чем вернуться к своей книге. Я следую его примеру и кладу Киндл себе на колени, но ничего не читаю. Я сижу там, изучая спальню Йена, принимая во внимание новые детали. Свеча и изящная шкатулка с драгоценностями стоят на комоде рядом с его одеколоном. Один из моих весенних шарфов висит на дверной ручке шкафа, потому что я не хочу забыть надеть его утром. Мой антикварный торшер в углу привносит женственность в мужское пространство. Сидя здесь, я испытываю головокружительное, тревожное чувство внизу живота, и мне интересно, как долго это продлится. Дни? Годы? Краем глаза я смотрю на Йена. Его взгляд прикован к книге. Он был источником спокойствия на протяжении всего этого, и я задаюсь вопросом, может быть, под всем этим стальным прессом он тоже чувствует беспокойство? Может быть, он просто немного лучше скрывает это?

Йен не произносит ни слова, пока я изучаю его. Он переворачивает страницу в своей книге, и я придвигаюсь ближе, пока наши бедра не соприкасаются. Потом протягиваю руку и подтаскиваю подушку, чтобы устроиться рядом с ним. У него огромная двуспальная кровать, так что нам не придется прижиматься друг к другу в самом центре, но ощущение его кожи на моей ослабевает узел в животе. Я делаю первый глубокий вдох за день.

Три года я приучала себя не обращать внимания на свои чувства к Йену. Я никогда не думала, что он может чувствовать то же, что и я, а теперь мы женаты, живем вместе, читаем в постели.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

Я киваю и кладу голову ему на плечо. Его рука обвивается вокруг моей поясницы, так что он хватает меня за бедро и притягивает еще ближе. Я практически сижу у него на коленях. Он, должно быть, понимает, что мой мозг делает миллион миль в минуту, потому что спрашивает, хочу ли я, чтобы он прочитал свою книгу вслух. Я киваю, закрываю глаза и слушаю его голос, глубокий и ровный, когда он начинает с того места, где остановился. Моему сердцу не требуется много времени, чтобы имитировать подъем и опускание его груди, так что мы дышим синхронно.

Его голос такой успокаивающий, как ощущение погружения в теплую ванну в холодный зимний день. Я так близка к тому, чтобы задремать, когда говорю. Мой голос звучит сонно и мягко.

— Эй, Йен?

Он делает паузу в чтении.

— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, верно?

Его сердце колотится о мою спину, а дыхание учащается. Наступает долгое, тяжелое молчание, и я моргаю, открывая один глаз, чтобы посмотреть на него. Он смотрит вниз, изучая мое лицо с напряженным вниманием. Мои слова явно застали его врасплох.

— Еще раз — годы.

Я улыбаюсь.

— Повтори еще раз.

— Какую часть?

Его рот наклоняется и захватывает мой. Теперь у его бедной книги нет ни единого шанса. Мы должны были спать и отдыхать перед завтрашней работой, но вместо этого Йен снимает с меня пижаму и целует каждый клочок кожи, который может найти. Его губы касаются моей груди, и он говорит, что тоже любит меня. Он опускается ниже, целует меня в живот и снова говорит. Слова звучат приглушенно, но он повторяет их так много раз, что их невозможно пропустить.

Мы засыпаем, тесно прижавшись друг к другу, а утром я просыпаюсь под песню Сонни и Шер «I Got You Babe». Это Йен зовет меня из кухни. Я улыбаюсь и тянусь к телефону.

— Когда ты успел сменить мой рингтон?

— Вчера вечером, после того как ты задремала. Ты храпела.

Я со стоном сажусь, свесив ноги с кровати.

— Скажи мне правду, какой смысл в этих песнях?

— Разве ты не догадалась?

— Я думаю, тебе просто нравится меня мучить.

— Нет. Я пытался сказать тебе, что я чувствую.

Мысленно возвращаюсь к последним, которые помню. Я просто думала, что это дрянные песни. Теперь понимаю, что должна была читать между строк.

— Все они были любовными песнями динамичных дуэтов, как и мы.

— О-о-о-о! Йен Флетчер, ты большой слабак!

Он вешает трубку и кричит из кухни, чтобы я подняла задницу с кровати.

Он любил меня все это время.

֍֍֍

— Это несправедливо. Наш медовый месяц был недостаточно долгим.

— Да, но мы не можем пропустить школу. Я проверил свою электронную почту, пока ты принимала душ, и директор Пруитт хочет, чтобы мы были на родительском собрании сегодня. Он считает, что публичные извинения могли бы значительно разрядить напряженность.

— Извинения? — Кажется, меня оскорбила эта идея. — Эта леди О'Дойл — террористка! Мы не можем вести с ней переговоры.

— Теперь мы женаты, так что это больше не должно быть проблемой, но я беспокоюсь, что она всех так взволновала, что наш новый супружеский статус не будет иметь значения. Может быть, мне стоит подумать о возвращении на работу в мою старую компанию.

— Нет. — Я знаю, как он ненавидел работать там после колледжа. — Мы что-нибудь придумаем. Если мне придется приклеить фальшивую улыбку, я это сделаю. Я могу это сделать.

Говорю ему об этом, но на самом деле не уверена. У меня много гордости, и я не очень хорошо умею извиняться, когда не чувствую, что сделала что-то не так. Ну и что с того, что мы с Йеном нежились? Мы делали это в свободное время и вне школьных помещений — ну... в основном. Был тот инцидент на танцах в День Святого Валентина, и в тот раз, когда мы чуть не поцеловались в полевом домике... но давайте не будем увязать здесь в деталях.