Я кивнул, но больше ничего не сказал. Я отказывался двигаться. Анджелина знала почему, поэтому продолжила объяснять.

— То, что я тебе рассказала, я подслушала в приватной беседе, Витторио. Твой отец и Ахилл обедали, и, проходя мимо столовой, я случайно услышала их разговор. Ты никогда не говорил мне этого раньше. — Она пожала плечами. — Мне стало любопытно.

— Это не твое дело, — отрезал я.

— Верно. — Анджелина снова отвернулась от меня. — Давай просто поужинаем. Я голодна и замерзла.

— Анжелина, — сказал я.

Прежде чем она повернулась ко мне лицом, изо рта у нее вырвалось облачко пара. Ей просто не терпелось попасть в ресторан.

— Ты же знаешь правила. Ты будешь моей женой, но то, что происходит в моей семье - это мое дело. Пока я не скажу тебе, что происходит, ты будешь заниматься своими делами, это ясно? — Была причина, по которой я общался с ней, когда она была ребенком, даже защищал ее. Я готовил ее к тому, чтобы она стала моей женой. И Анджелина должна следовать правилам, иначе эта жизнь убьет нас обоих.

— Прекрасно, — сказала она, и в ее голосе просквозило нечто большее, чем горечь досады. — Мои дела и твои дела. — Эти слова она произнесла себе под нос. Я не стал перечить, потому что она говорила правду.

Мы молча шли рядом, пока я не сказал, прочищая горло:

— Мы расскажем семье о беременности, когда вернемся из свадебного путешествия.

— Прекрасно, — сказала Анджелина. — По крайней мере, к тому времени я буду уже далеко от его дома.

Она любила отца, но еще больше боялась его. Для нее брак по расчету означал свободу. Для меня брак по расчету означал, что засосёт еще глубже, настолько глубоко, что мне никогда не выбраться из этого болота, разве что в мешке для трупов.

К тому времени, как мы добрались до ресторана, дыхание у нее участилось, а шаг только ускорился. И снова она была слишком нервной. Я хотел положить руку ей на поясницу и проводить в ресторан, но она покачала головой.

— Пойдем через заднюю дверь, — сказала она. — Габриэлла и Бобби ужинают. Мама мне сказала. Мне не хочется сегодня попасть на язык сплетникам. У Патрицио зарезервирован отдельный столик.

Бобби работал на моего отца, а Габриэлла была одной из многочисленных кузин Анджелины. Каждый раз, когда мы виделись с ней - будь то на семейных ужинах, или, проходя мимо нее в холле, - она говорила только о свадьбе. Бла-бла. Бла-бла. Бла-бла. Эта женщина могла говорить днями напролет, не нуждаясь в том, чтобы перевести дух или выпить стакан воды.

Когда мы свернули за угол и вошли в темный и сырой переулок, идущий параллельно ресторану, нас встретили бодрые звуки Луи Примы, а также запах кипящей пасты, жареного чеснока, тушеных помидоров и уже подмерзшего мусора из мусорного контейнера.

Вместо того чтобы, как обычно, позволить мне открыть ей дверь, Анджелина остановилась перед ней, уставившись на металлическую ручку. Секунду спустя ее глаза метнулись вверх, чтобы встретиться со мной взглядом, прежде чем она вернулась к созерцанию холодной медной ручки.

— Ты тянешь время, — сказал я, выводя ее из оцепенения.

Луис Прима пропел «Анджелину» из-за двери, и взгляд ее глаз снова метнулся вверх, а тело напряглось. Когда до нее дошло, что никто не звал ее по имени, она заметно расслабилась, но я знал, что это не так. Она все равно нервничала.

— Ты ведешь себя глупо, Витторио.

— Разве, Принцесса?

Она резко повернулась ко мне, и я перехватил ее запястье, прежде чем она ударила меня по лицу.

— Пошел... ты, — выплюнула Анджелина мне в лицо.

— Задел за живое? — Отец называл ее принцессой, и она терпеть этого не могла. Она ненавидела это так сильно, что во время нашей приватной встречи для обсуждения условий нашего брака, я потребовал: «Это то, чего я жду от тебя».

«А это то, чего я жду от тебя», — возразила она, прося меня никогда не называть ее так. Но сегодня что-то было не так, и что бы она ни утаивала от меня, ей нужно было рассказать, чтобы избавиться от этого гребаного чувства. Молчание было не в ее стиле.

Анджелина выдернула свое запястье из моей хватки.

— Ты же знаешь, что это так! Ты прекрасно знаешь, что делаешь. Всегда! Ты такой бесчувственный. Так что... — она сделала паузу, словно пытаясь собраться с мыслями. — Это не важно. Тебя не изменить! Бесполезно даже тратить свое время и сотрясать воздух.

Я поднял руку, и рукав пиджака вернулся на место, обнажая запястье. Мои дорогие часы освещали темноту и волка на моей руке.

— Время, — я кивнул на часы бренда Panerai3. — Говори сейчас или замолчи навсегда.

Анджелина прищурилась, когда я произнес последние слова.

— Да что ты понимаешь...

Не успела она договорить, как из «Дольче» вышли два здоровенных амбала, которых я не узнал. Патрицио управлял рестораном, который служил отличной ширмой для семейки Скарпоне. Один из громил курил сигарету. У второго руки были засунуты в карманы кожаной куртки, а воротник поднят до ушей. Каждый из них занял место рядом с Анджелиной.

— Я повторю это только один раз, — сказал я.

— Что именно? — спросил верзила с сигаретой. У него был еле ощутимый ирландский акцент, который я, тем не менее, уловил.

— Отойди.

— Или? — поинтересовался тот, что был в кожаной куртке. Он был итальянцем, но я его не знал.

Я ничего не ответил, глядя на них, и давая им возможность отступить, не прибегая к насилию.

— Ребенок не твой, — выпалила Анджелина.

Мне потребовалось мгновение, чтобы оторвать взгляд от двух головорезов и сосредоточиться на ней.

— Я не могу выйти замуж за человека, который меня не любит, — продолжила она, и я видел, как два ублюдка, стоявшие рядом с ней, заставили ее почувствовать себя храбрее. Увереннее. — Мне очень жаль, что нам придется расстаться на таких условиях, но я обещаю, что принесу тебе цветы. Это самое меньшее, что я могу сделать.

Мой взгляд переместился на двух ублюдков рядом с ней, которые придвинулись ближе - не ко мне, а к ней.

— После всех этих лет ты ни хрена до сих пор не знаешь меня, верно? — спросил я.

— Я узнала достаточно, чтобы понять, что ты просто не способен любить. Ты слишком испорчен, чтобы даже попытаться почувствовать это. Ноэми…

— Не смей даже произносить ее имя своим поганым ртом, — почти прорычал я.

Даже с этими двумя рядом с ней, Анджелина знала, что зашла слишком далеко, поэтому Анджелина перешла прямо к делу.

— Ты действительно думаешь, что у меня будет ребенок от тебя? Я хочу, чтобы в его жилах текла кровь Скарпоне, не твоя.

— Ты еще глупее, чем я думал, — ответил я.

Анджелина сделала шаг в мою сторону, без сомнения, чтобы дать мне пощечину, чего раньше сделать не могла, но мой брат как раз вышел наружу, обняв ее за талию.

— Ну же, милая, — сказал он ей. — Тебе не кажется, что у моего брата и так выдалась тяжелая ночь? Полегче с ним.

— Ахилл, — сказал я. — Я слышал, тебя можно поздравить. Ты скоро станешь отцом. — Все сразу встало на свои места - ее признание и его присутствие.

Он медленно улыбнулся, приподняв уголки рта, как чертов Шут.

— Анджелина тебе уже сказала?

— Не особо вдаваясь в подробности, — улыбнулся я в ответ.

Он пожал плечами.

— Мы оба знаем, что это не имеет значения.

Анджелина посмотрела на нас двоих, замешательство боролось с выдержкой на ее лице. Я видел, как ее горло дернулось, когда она с трудом сглотнула.

— Почему ты просто не убил ее, Витторио? — Краткий миг раскаяния пронесся в той буре эмоций, которые она пыталась скрыть.

— Да, почему ты не убил ее, милый Принц Витторио? — усмехнулся Ахилл. — Не то чтобы все обернулось иначе, но ты так легко убедил папу, что один из нас должен уйти. Он был полон решимости однажды подарить тебе королевство - прекрасную жену, прекрасный дом, прекрасное потомство, чтобы продолжить род, и все, что принадлежало ему, - и вот ты все испортил, предав его.

— Мы оба знаем, что это не имеет значения, — сказал я, повторяя слова Ахилла. Они так прекрасно подводили черту. Все, что мне было нужно, это причина, чтобы покончить с этим.

Ахилл зарылся носом в волосы Анджелины, вдыхая ее аромат, и крепко зажмурился.

— Спасибо, Ангел, — сказал он. — За все, но, похоже, твоя преданность мне была не нужна. В конце концов, мой брат сам забил гвоздь в свой же собственный гроб. Ты только что дала ему еще один повод для сожаления. Кому нужна такая женщина, как ты, когда мужчине лучше в постели с гадюкой? Предательство - непростительный грех, милая, и не важно, кого в моей семье ты предаешь.

Глаза Анджелины застыли, а дыхание участилось, когда он скользнул носом выше по коже ее лица и нежно поцеловал в щеку. Ахилл что-то прошептал ей на ухо, и Анджелина закрыла глаза, роняя одинокую слезу. Луч света из ресторана осветил траекторию падения слезы.

Ахилл наконец открыл глаза, одарил меня широкой улыбкой, а затем плечом остановил меня на выходе. Двое головорезов рядом с Анджелиной схватили ее под руки; одновременно с этим ко мне сзади подошли четверо мужчин, один из них приставил нож к моему горлу. Анджелина начала сопротивляться, крича Ахиллу, чтобы он вернулся.

— Как ты мог так поступить со мной? — теперь она просила меня о помощи.

Значит так, Принцесса, я тот, кого ты зовешь теперь? После того, как ты заманила меня на бойню?

Эти слова вертелись у меня на кончике языка, но они так и остались невысказанными. Вместо того чтобы звать меня, она должна звать Бога, единственную силу, достаточно сильную, чтобы остановить это. Никто не выберется отсюда живым. Нет, если это приказ Короля-Волка, и не было никого способного остановить его.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: