Глава 9

ВАЙОЛЕТ

До нашей следующей встречи с Максом проходит неделя. Я с головой погружаюсь в работу, изо всех сил стараясь не вспоминать его тихий шепот и прикосновения рук.

Когда я взглянула на Макса при первой нашей встрече, то сразу поняла, что он опасен. Черт, в ту ночь я хотела от него именно этого.

Но сейчас? Когда он показал себя добрым и заботливым и совершенно безжалостным в том, как будет использовать эти качества, чтобы получить желаемое…

Я начинаю думать, что моя капитуляция неизбежна — а значит, когда Ханна сообщает мне о его звонке, я прошу сказать ему, что я в суде.

— Он передал сообщение? — спрашиваю, когда полчаса спустя она приносит папку.

— Кто? — Она копается в памяти. — А, Макс Донован? Нет.

И на этой неделе так продолжается еще три раза. К четвергу Ханна начинает удивляться, почему я не хочу разговаривать с клиентом. Я отвечаю что-то безобидное, вроде, что мне нужно больше времени, чтобы вникнуть в его дело, и я не хочу напрасно тратить его оплачиваемые часы.

Не думаю, что она мне верит. Между нами даже еще ничего нет, а Макс уже стирает грань между профессиональной и личной жизнью.

В этот раз.

Между нами ничего нет в этот раз. Потому что в июле, когда он не был моим клиентом, между нами чертовски много чего было.

И будучи больше, чем моим клиентом, своей извращенной гениальностью он помог мне пройти через процедуру наложения швов.

Эти швы — постоянное напоминание о нем. Порез заживает хорошо, он затягивается, становясь розовым, хоть немного зудит. Врач скорой сказал, что на следующей неделе я могу обратиться к своему врачу, чтобы проверить заживление и снять швы.

Не могу дождаться. Водить немного больно. Однако это не помешало мне отправиться в субботу на рынок.

Но не на тот, рядом с которым Макс играет в хоккей. И даже если бы летний рынок еще работал, я бы держалась от него подальше.

Возможно.

Ох. Скорее всего, нет. Но мне бы хотелось.

Поэтому я благодарна, что летний рынок закрыт на зимний сезон, и у меня нет такого искушения, и мой единственный вариант получить самые вкусные кексы в городе — это крытый рынок в центре.

Задним числом я должна была подумать, что говорить об этом Максу в прошлые выходные было глупо.

Но, честно говоря, мне и в голову не приходило, что он будет ждать меня у пекарни.

И все же он сидит на скамейке на перекрестке двух проходов и что-то читает в телефоне.

Ну, он его держит.

Когда я приближаюсь, его взгляд неотрывно прикован ко мне.

В голове проносится миллион мыслей, но с губ слетает самое банальное:

— Что ты здесь делаешь?

Он без улыбки встает.

— Хотел увидеть тебя.

Я дико нервничаю. Кого я обманываю — я уже несколько недель на взводе. Эта встреча просто подталкивает меня ближе к тому, чтобы рухнуть в бездну эмоций.

— В таком случае, самое нормальное — позвонить.

— Ты бы не ответила на мои звонки.

Я не могу признаться, что увиливала от него, это было бы непрофессионально.

— Я твой адвокат. Конечно, ответила бы.

— Я звонил не как твой клиент.

— Тогда ты абсолютно прав. Я бы сказала, что личные контакты неуместны.

— Скажи мне это сейчас.

— Я только что это сделала.

— Нет, ты выразилась, как «сказала бы», — он приближается ко мне, и желудок сжимается. — Скажи, чтобы я оставил тебя в покое.

Тепло в животе скручивается в тугие спирали. Я не могу этого сделать. Мысль о том, что я больше не увижу Макса, причиняет боль. Но это должно прекратиться. Это чувство должно умереть.

— Разве ты не должен сейчас играть в хоккей?

— На этой неделе я не смог. Нужно было проведать одного пациента, — он показывает на мою руку. — Как идет заживление?

Видите? Он — зло. Покраснев, поднимаю руку, показывая ему швы.

— Просто отлично.

— Можно? — Он ждет моего кивка — одновременно неохотного и нетерпеливого, как бы странно это ни звучало, — прежде чем взять меня за руку. Осторожно, но уверенно осматривает швы, затем двигает рукой туда-сюда, и говорит, что все выглядит хорошо.

Моя ладонь выскальзывает из его руки, я откашливаюсь, стараясь не обращать внимания на покалывание, все еще пробегающее по коже.

— Ты же знаешь, что не можешь здесь быть.

Он отвечает не сразу. Его взгляд следует за моей рукой, когда я опускаю ее назад, затем он медленно поднимает глаза, вглядываясь в мое лицо.

— Я знаю, что ты под запретом, и мне следует позвонить в эскорт-услуги. — Его голос становится низким, более приватным и резким. — Может, мне стоит договориться с кем-нибудь еще о встрече в «Шато Лорье». Стереть с ладони воспоминания о твоей коже.

Каждое слово — это лезвие, и он владеет им очень искусно, разрезая меня с хирургической точностью. Мысль о том, что он будет с другой женщиной, будет шлепать ее так, как не шлепал меня, заставляет лицо залиться краской. Видимо, из меня испаряется кровь моей карьеры.

— Это не честно.

— А что честно?

Я волнуюсь и паникую, но стараюсь этого не показывать. Стараюсь держать в узде непослушное сердце и перепуганный разум, но они работают сверх меры. Макс хорошо меня обыграл.

— Ты меня погубишь, — шепчу я.

Он смотрит на меня долгим, серьезным взглядом. Взглядом не столько злого, сколько обиженного маленького мальчика.

— Ты уже погубила меня. Теперь мы квиты.

Ох, ради всего святого.

— Я ничего подобного не делала.

— Нет? — Он наклоняется ближе. — Я же говорил. После тебя, Вайолет, у меня не было другой женщины. Мне невыносима мысль о том, что к тебе прикасается другой мужчина. А ты говоришь, что это не может повториться. Говоришь, что твоя покорность больше мне не принадлежит. И ты полагаешь, что я должен просто оставить все как есть?

В сознании мелькают образы нас вместе, и я прогоняю их прочь, с трудом сглатывая поднимающееся во мне желание.

— Да. Не знаю, как насчет «просто». Не буду притворяться, что меня это не трогает. Но мы двигаемся дальше. Вот, что мы делаем.

— Какая же ты милая маленькая лгунья. — Его голос вновь меняется, очередная попытка. Другой подход. Он непревзойденный актер, даже после стольких лет. А этот... этот подход — мой криптонит. То, что может дать мне лишь Макс, — доминирование. Его глаза искрятся уверенностью, когда он наблюдает, как я распадаюсь на части. Его голос становится низким. С командными нотками. — Но лгать нехорошо. Лжецов ждет наказание.

— У тебя нет такого права. — Мой голос дрожит. — У тебя нет надо мной такой власти.

— Есть кто-то еще? — грубо выдыхает он.

Я закрываю глаза. Мы оба кружим вокруг, да около, и я должна повторить, что нет, конечно, у меня никого нет. Я не могу ему лгать. Не об этом. Я могу притворяться, но не обманывать.

Хотя, не сказать, что это был бы обман.

Шокированная этой мыслью, широко распахиваю глаза.

Он пристально смотрит на меня, его мощный взгляд пытается разгадать мириады эмоций, очевидно, проскальзывающих по моему лицу.

Это не может быть обманом. Мы не вместе.

Между нами ничего нет.

Вот только это не совсем правда.

Да, мы не вместе.

Но между нами определенно что-то есть. Нечто горячее, сложное, неправильное, запретное, недопустимое.

Поэтому я не могу ему сказать, что он — единственный, с кем я была, единственный, о ком думала все эти месяцев. Не могу дать ему эту силу, когда он уже вьет из меня веревки.

Может, из-за отсутствия ответа, а может, он просто хочет попробовать другой подход, но его лицо смягчается, и он склоняет голову набок.

— Речь не о сексе.

Да, конечно, черт возьми.

— Тогда чего же ты хочешь? — Потому что секс... я отдалась бы ему в мгновение ока, если бы был способ. Но он хочет чего-то другого... чего-то опасного в совершенно новом смысле. Некое слабое чувство трепещет у меня в груди.

— Сегодня? — Он натянуто улыбается мне. Нежность — не та маска, которую Макс может носить долго. — Я хочу свидание — платоническое свидание, если настаиваешь. Мой лучший друг беспокоится, что я чахну, и мне велено явиться и выпить с ним. И настоятельно рекомендовано взять с собой пару.

И снова мысль о свидании с Максом выворачивает мне желудок.

— Твоя личная жизнь меня не касается, — слабо возражаю я, но кульбиты в животе не прекращаются.

Его глаза темнеют.

— Конечно, нет. Сегодня вечером мы можем обсудить это более подробно. Уверен, Гэвин и Элли оценят.

Гэвин и Элли. Его обеспокоенные друзья — премьер-министр и его невеста. Я не могу играть в игры перед ними — и вообще не должна играть ни в какие игры, не со своим клиентом. Чувствую, как бледнею, а ладони становятся скользкими от пота.

— Макс…

— Ну, по крайней мере, так ты называешь меня по имени, — мягко говорит он. Его уверенность вернулась, и, боюсь, на этот раз она останется. — Да брось. Они лучшие компаньонки, какие только могут быть. Я буду паинькой, иначе Гэвин снесет мне голову.

— Он не король.

Он отмахивается от этого протеста.

— Я уже сказал им, что ты приедешь.

— Нет!

— А за это я понесу твою корзину с овощами.

— Вряд ли это одно и то же.

Но он берет ее у меня, его рука касается моей, и единственная причина, по которой я не чувствую на коже ожег от контакта, — то, что мы оба в куртках.

Ясно, что Макс намерен провести со мной день. Заняться покупками. Вероятно, последовать ко мне домой, чтобы помочь донести продукты.

Оттрахать на кухонном столе, потому что сейчас я очень слаба.

Этому не бывать.

Так почему же у меня учащается пульс?

И когда трусики успели намокнуть?