Глава 11

Все узники затихают в темноте повозки, которую шатает от тяжести нашего веса, как судно в шторм. Я смотрю вниз и пытаюсь различить звуки столицы глубокой ночью. Цокот копыт по булыжникам, пьяные тосты в таверне, смех стражников рядом с нами, крик о помощи где-то вдалеке, на который никто не отзовётся.

Женщина в возрасте, рыдавшая до этого, похоже, выплакала все слёзы и просто трясётся рядом со мной. В битком набитой повозке я чувствую, как дрожат её плечи, задевая меня. Состояние её кожи говорит о её знатности. Что же она такого сделала, что её схватили чистильщики?

Пытаясь создать больше пространства вокруг себя, я хватаю цепь, сцепленную с моими кандалами, и дёргаю её, стараясь не думать о какой-то липкой гадости, покрывающей цепь. Мой локоть ударяется обо что-то мягкое.

— Смотри, куда дёргаешь, — рычит глубокий мужской голос в шаге от меня. Луч света от газовых ламп с дворцового дворика освещает его угловатое лицо, всё в синяках и кровоподтёках. Его дыхание воняет прокисшим ликёром.

Я вытягиваю руки вдоль тела и стараюсь не дышать носом. Запахи пота и мочи смешиваются с летним влажным воздухом, к которому постепенно добавляется вонь гниющей еды, когда мы проезжаем мимо кухонь. И за всем этим зловонием есть ещё что-то сладкое. Что-то не вписывающееся в это место. Мы уже должны быть рядом с узкой улицей, соединяющей собор и дворец.

Мои лёгкие требуют чистый воздух, а сердце жаждет света. Я пытаюсь представить, будто бы я вновь оказалась в Анжелесе, в своей маленькой сквозной комнатке в монастыре Сан-Кристобаля со скрипучими деревянными половицами, узким, но высоким окном, через которое проникает солнечный свет и будит меня. Я никогда больше не увижу эту комнатку, не пройдусь по широким коридорам и не засяду в библиотеке в ворохе пергамента со всем тем, что старейшины сказали нам прочитать. «Учите нашу историю, пока Кровавый Король её не переписал», — внушали они. Я никогда не спущусь с башни, чтобы встретиться с Дезом у водопада, и не разобью коленки при падении в тренировочном бою. Больше никогда…

Я приняла решение, но дрожь проходит по всему телу, потому что я никогда не думала, что мне придётся вновь вернуться во дворец. Рисую в голове маленькую себя, которая за ручку ходила здесь с судьёй Мендесом. Тряпичная кукла в дофиникийском кружеве и атласных перчатках.

Повозка останавливается. В цилиндрическом замке поворачивается ключ, и в мерцающем свете мы видим двух стражников. Первый ухмыляется своими редкими зубами и потягивается — кривляние в каждом движении, словно он дразнит нас тем, что может свободно двигаться. Готова спорить, он обожает причинять боль другим. Я уже видела этот взгляд раньше. Он был в глазах Кастиана, когда они сражались с Дезом в Риомаре или когда он врезал кулаком с кастетом своему собственному стражнику.

Меня выдёргивают из повозки вместе с остальными узниками, и тогда я узнаю этот запах: ладан. Едва ли он может перебить всю вонь столицы и подземелий. На мгновение я перестаю что-либо видеть, только чувствую ровное биение своего сердца и прислушиваюсь к окружающим звукам.

Я обещала себе, что никогда сюда не вернусь. Если бы мой старый наставник видел меня сейчас… Что бы он сказал? Мендесу не знакомо сострадание, но он никогда не был жесток ко мне. Прикажет ли он убить меня на месте или сковать мне руки, чтобы снова использовать мой дар? Если бы я сумела пробраться во дворец, он бы ни за что не поверил, что я сама захотела вернуться. Нет, этот обман должен начаться иначе.

Мои ладони зудят от предвкушения, что скоро предстоит использовать дар. Лицо Кастиана заполняет большую часть моих мыслей наяву, затуманивает всё. Хуже всех остальных воспоминаний и Серости. Обещание опустошить разум принца, оставив одну бессознательную оболочку, волнует и ужасает меня. Я стану монстром, которого боялась. Королевство будет оплакивать своего принца, а мне придётся жить с воспоминаниями убийцы Деза. Ну, по крайней мере, жить с ними я буду недолго.

Стены блоков моего разума темнеют. Глаза застилает тень. Я не вижу иного выхода.

«Ты не просто девушка. Ты возмездие в ночи».

Вот чем я должна стать ради Деза.

Врата темницы расположены в низине, связывающей дворец и собор — две основные властные структуры королевства. Чистильщики передают нас двум стражникам, поставленным у входа, хотя я знаю, что внутри их ещё больше. Раздаётся металлический скрежет, когда один из них поворачивает ключ, и врата поднимаются, как пасть гигантского морского монстра, целиком заглатывающего свою жертву.

Пора.

Я смотрю на стражников. Второй глядит в сторону, где из повозки выводят следующую группу заключённых. Интуиция подсказывает мне, что он тот, кто мне нужен. Делая шаг к нему, я отмечаю его молодость, тёмную кожу и комплекцию потомка тресориан, прямо как у Эстебана. Черты его лица мягкие, тонкие. Возможно, он не смог откупиться от призыва, как богатые торговцы и лорды из его провинции, и поэтому теперь он здесь, ведёт нас к нашим камерам. Или, может быть, я просто придумываю эту невинность в его больших карих глазах, потому что хочу этого, а на самом деле её там и в помине нет.

Он берёт цепь, тянущуюся к моим кандалам, и дёргает вперёд, к открытым вратам, ведущим в тёмный тоннель, но я хватаю его за руки. Его взгляд резко перемещается к завиткам, которыми покрыты мои ладони, и он весь напрягается, глаза широко распахиваются, как будто я уже начала забирать его воспоминания.

— Пусти! Отпусти меня! — вскрикивает он. Напуганный мальчишка, весь сжавшийся от малейшего моего прикосновения.

— Я должна увидеть судью Мендеса, — говорю ему, проводя большими пальцами по его запястьям. Близость ко мне вот-вот доведёт его до истерики, потому что он хорошо представляет, что я могу с ним сделать, если захочу. Я всегда ненавидела эту реакцию, но сейчас рассчитываю на неё. — Мне здесь не место.

За моей спиной усиливается волнение. Я оборачиваюсь, когда старший стражник со спутанными сальными тёмно-русыми волосами и длинным шрамом, пересекающим его рот, расталкивает в сторону остальных заключённых, чтобы добраться до нас. Он хватает меня за волосы и дёргает. Его оливковая кожа покрыта десятками мелких шрамов. Я удивлена, что они призвали на военную службу человека, пережившего чуму.

— В чём дело, Габо? Что за задержка?

Габо вырывает свои ладони из моей хватки.

— Она говорит, что хочет видеть судью, сержант.

Сержант поднимает широкую бровь, изучая меня.

— Так не терпится оказаться на суде?

Вздёрнув подбородок, я собираюсь со всеми силами, что у меня есть, чтобы мой голос звучал уверенно:

— Передайте судье Мендесу, что Рената Конвида вернулась в лоно церкви.

Стражники молчат, обдумывая мои слова. Габо выглядит по-настоящему испуганным. Никто — даже коренной леонесец без капли магии в крови — не будет по доброй воле искать встречи с судьёй Мендесом. Отмечаю про себя, что его имя всё ещё внушает страх — возможно, даже сильнее, чем раньше.

— Может, стоит связаться с судьёй? — шепчет Габо сержанту. — Вы только посмотрите на её руки. Эти шрамы. Мендес сказал отправлять ему всех робари при первом подозре…

— Я знаю, что он сказал, — перебивает офицер, — но я подчиняюсь приказам принца, не Мендеса. Она идёт внутрь вместе с остальными.

Что-то в его словах цепляет моё внимание. Означает ли это, что он сообщит не судье, а принцу? Может ли всё оказаться так просто? Я встречу Кастиана в темнице. Что, если… Мои мысли сменяются слишком быстро, я пытаюсь составить новый план, на случай, если сразу столкнусь лицом к лицу с Кастианом. Смогу ли я остановить себя и не забрать все его воспоминания? Эта мысль вызывает у меня усмешку.

— Чего смешного? — спрашивает офицер.

У Правосудия есть множество путей узнать о каждом слове, произнесённом о нём. Его глаза и уши повсюду в этом королевстве. Я знаю, что случается, когда его приказами пренебрегают. Габо дрожит, отводя взгляд. Нет. Мендес всё-таки мой лучший вариант.

— Я просто представила, как вас накажет судья Мендес, когда узнает.

***

Факелов здесь мало, и они расположены далеко друг от друга, освещая грязные каменные стены подземелий. Вода стекает из трещин и щелей, создавая лужицы. Я теряю счёт пройденным шагам. Туннель сужается по мере продвижения, стены становятся всё ближе. Если бы я могла вытянуть руки, мне пришлось бы согнуть локти. Если бы я побежала по этому коридору вперёд, то наткнулась бы на столь узкое место, что только ребёнок смог бы пройти. Судья, который создал этот лабиринт десять лет назад, часто выпускал узников. Хотел поиграть. Посмотреть, как далеко они смогут убежать, прежде чем заблудятся во мраке бесконечных развилок и поймут, что проще было оставаться в заточении. Нет способа лучше сломить чей-либо дух, чем дать ложную надежду на свободу.

Чем глубже мы погружаемся в недра подземелий, тем больше я понимаю, что если мне суждено однажды потеряться в чужих воспоминаниях, то мой разум будет таким же серым и пустым, как это место.

Кого-то дальше в ряду за мной тошнит, и потом несколько выкриков стражников разделяют нас по камерам. Они немногим больше клеток и никогда не предназначались для долгосрочного содержания заключённых, но сейчас их используют именно так. Унизительные вёдра для человеческих отходов в каждом углу и набитые сеном койки, рвущиеся по швам. Стражники заполняют камеру за камерой, но оставляют меня в стороне. Мой желудок связывается в узел от ожидания, я всё ещё надеюсь, что потом меня отведут к Мендесу.

Но затем мы подходим к тяжёлой деревянной двери с железными шипами и единственным окошком, через которое передают еду. Одиночная камера.

Я сажусь на пол, холод и влага просачиваются через мою рубашку. Подняв глаза к потолку, замечаю тёмное пятно, которое, кажется, становится всё больше. Но здесь везде темно, кроме прямоугольного окошка на двери. Дверные петли скрипят, и замок возвращается на место.