Глава 12

— Кто здесь? — спрашивает мужчина, ощупывая пальцами пространство перед собой.

Влага капает с потолка — такой звук, словно бы рука шлёпает по водной глади. Воздух со свистом просачивается через тонкую щель в двери.

Я сижу так, что до меня не дотянуться.

Дыхание мужчины неровное. Что легко объяснить: воздуха здесь немногим больше света. В этой затхлой камере пахнет гнилью и всеми выделениями организма. Что сложнее объяснить, так это то, как выступают кости под его кожей. Хотя слабый свет факела показывает металлический проём в двери, достаточно широкий, чтобы подавать еду, мне становится очевидно, что этого давно никто не делал. Как они могли оставить его здесь? Это кажется даже более бесчеловечным, чем публичные пытки и казни, которыми славится Правосудие.

Правление Фахардо должно подойти к концу.

— Я не причиню вам вреда, — обещаю я. Гнев угас в моём голосе, сменившись усталым хрипом.

Его взгляд направлен в мою сторону, но на левом глазу виднеется толстая плёнка, как у яйца под скорлупой. Скрюченными пальцами он тянется ко мне.

— Можно мне?.. Так проще.

Не знаю, почему меня это так удивило, но я, правда, не ожидала. Он вентари. Они часто теряют зрение с возрастом. Все наши способности постепенно сказываются на теле, каждый дар по-своему. Магия пересиливает ту часть, что делает нас смертными. У иллюзионари остаются и никогда не сходят кровоподтёки, у персуари часто случаются приступы и различные проблемы с сердцем, у робари… У меня есть Серость и шрамы на ладонях, но не знаю, как у других. Может, в старости мы теряем свои воспоминания и становимся в итоге такими же пустышками, как наши жертвы. Вряд ли я когда-нибудь это узнаю.

Я подползаю ближе и позволяю ему коснуться моих висков. Его магия жжёт мою кожу, я чувствую давление, которое прокладывает путь к моему разуму, как будто кто-то залез под кожу. И почти сразу же вентари отпускает меня.

— Ты шепчущая, — произносит он, его пальцы дрожат. — Мы все здесь кончаем. Все из нас.

— Я не шепчущая. Больше нет.

Он трёт ладони друг о друга, пытаясь согреться. Его одежда грязная, порванная и тонкая, как старый пергамент. Его бледные тонкие руки покрыты веснушками. Я гадаю, кем он был, перед тем как попасть в тюрьму.

Снимаю свою куртку и накрываю его плечи. Странное онемение охватило мой разум.

— Рената, — бормочет он, поворачивая лицо на звук моего голоса. — Я слышал о тебе. Ещё до того, как прочитал твои мысли.

Холодок пробегает по коже. Меня не было во дворце уже восемь лет. Он ведь не мог быть здесь всё это время, правда?

— Кто вы? Как вы узнали обо мне?

— Я работал во дворце ещё до чумы, — приступ кашля скручивает его. Он кладёт ладонь на свою грудь, и я вижу, с каким трудом она поднимается и опускается.

— Я не знала, что мориа работали на короля, — признаюсь ему. Это место может свести с ума.

Он улыбается, на его зубах чёрно-зелёные пятна.

— Мы когда-то входили в его совет. Ещё до создания Руки Правосудия. Тогда Пуэрто-Леонес воевал с эмпирио Лузо. Народ не поддерживал участие в этой войне, но даже приближённые к королю не могли повлиять.

У меня всплывает нечёткое воспоминание, как один из старейшин говорил, что Лузо всегда было одним из главнейших союзников мориа. Вот только где они были, когда пал Риомар? Я пытаюсь воскресить в памяти уроки леонесской истории.

— Но войну остановила только вспышка чумы.

— Ну, хотя бы этому тебя научили, — каждый вдох даётся ему с болью.

— Вы не ушли из дворца?

Он качает головой.

— Не мог. Король Фернандо держал меня при себе как посла Мемории. Я посылал шепчущим сообщения, пока меня не поймали и не заточили два года назад, — он тяжело кашляет.

— Это вас зовут Сорока? — спрашиваю я, вспомнив про человека, который предупредил Иллана о существовании оружия.

— Нет, — хрипло отвечает он. — Осведомителя Иллана не знаю даже я.

— Что они сделали с вами?

— Некоторое время я был в тюрьме Соледада, — его костлявые пальцы проводят по плечу. — Когда я не раскрыл Фернандо безопасный проход через горы, он бросил меня сюда. Стражник срезал мой знак Матери всего сущего вместе с кожей и ковырялся в ране своими грязными пальцами.

Я думаю о полумесяце и дуге из десятиконечных звёзд, образующих знак Матери всего сущего. Старейшинам наносят его на кожу, когда они достигают наивысшего ранга среди мориа. Я помню, как лицо Иллана озарилось надеждой, перед тем как он рассказал мне план с Дезом. Знает ли он, что этот мужчина всё ещё здесь?

Сжав его ладонь, я спрашиваю:

— Как вас зовёт Госпожа?

Улыбка сходит с его морщинистого лица. Он моргает, и из его глаз текут слёзы.

— Госпожа давно забыла обо мне. Но когда-то… Меня звали Лозар.

Он отворачивается и кашляет кровью.

Я так зла. Я злюсь на Иллана и шепчущих за то, что никогда не рассказывали нам об этом человеке. Злюсь на Деза за то, что строил планы за моей спиной, а сам просил доверять ему. Злюсь на небеса, землю и солнце. Злюсь на то, что это чувство есть и переполняет меня, выходя из-под контроля.

— Всё в порядке, Рената, — голос Лозара прерывает мои мысли, охваченные яростью. Я узнаю это ощущение в своей голове. Он читает мои мысли… Даже в его нынешнем состоянии его дар силён. Это магия помогает ему оставаться в живых, несмотря на всю жестокость, которую он испытал?

— Оно того стоило? — не знаю, что побуждает меня задать этот вопрос. — Вас бросили здесь и забыли. Шепчущие, Иллан…

— Я знал, на что иду, становясь шпионом и покидая двор, — спокойно отвечает Лозар. — И я бы отдал следующую жизнь ради этой цели с той же готовностью. Как я и сказал тому мальчику, время скоро придёт. Смотри.

Он оттягивает вниз порванный ворот своей рубахи и показывает ужасную рану. Никогда не видела такой прежде. Даже для Правосудия это слишком.

— Вы в одиночной камере. Какой ещё мальчик?

— Они не видят меня, когда открывают двери. Они забыли, что я здесь уже месяц. Одиночной камеру считают они, — в моей голове начинается глухой гул, заполняющий собой всё пространство. — Мальчик, за которого ты пришла отомстить. Он был здесь. А потом его забрали. Андрес.

Я отхожу от Лозара и вцепляюсь в свой живот. Упираюсь ладонями в пол, холодная волна ужаса проходит через меня. Дез был здесь. Ну разумеется. Они затолкали его в одну из самых защищённых камер. Разумеется, меня привели сюда же, но слишком поздно.

Я поднимаюсь и бегу к двери. Если я просуну руку в прямоугольный проём, то смогу дотянуться до замка. Стали бы они тратить время на то, чтобы поменять код при всех этих беспорядках?

— Я могу вывести вас отсюда.

Лозар хрипло усмехается. Как он ещё может смеяться?

— Я не смог найти выход из туннелей, не говоря уж о том, чтобы добраться до убежища.

Моё дыхание становится тяжёлым. Я не дам ему умереть. Он пережил слишком много и слишком долго страдал, чтобы так это оставить. Но если я уйду, то потеряю эту возможность восстановить своё положение при судье Мендесе. Я не смогу отомстить. Мои глаза горят, и я моргаю, чтобы остановить горячие слёзы, которые грозят вот-вот пролиться.

— Я могу вывести вас отсюда и привести к шепчущим.

— Я умираю, Рената, — Лозар долго кашляет. — Он тоже хотел мне помочь.

Я бы сделала что угодно, чтобы вновь услышать голос Деза.

Ничего не говоря, Лозар сжимает мою левую руку, на которой нет порезов и крови, и прижимает к своему виску. Сияние с моих израненных подушечек пальцев освещает его бледное, иссушенное лицо. Когда кто-то отдаёт воспоминание добровольно, магия гудит по моим венам, картинки легко найти, всё равно что сорвать спелый фрукт с низкой ветки.

Всё чёрное, как одна сплошная ночь.

Щелчок замка разрывает тишину унылой камеры. Ноги шаркают по коридору. Они ведут ещё одного узника. Лозар отползает к дальней стене и пытается с ней слиться. Он прожил всю свою сознательную жизнь невидимым для остальных.

Дверь открывается, скрежет металла тонет в воплях и ударах кулаков. Тела врезаются в каменные стены. Со своего угла у него хороший обзор на дверь, хотя его зрение и затуманено, словно он смотрит через рельефное стекло. Два человека: один узник в оковах, другой — стражник, скрытый в тени.

— Не имеешь права! — орёт заключённый. Его голос охрип, словно он кричал весь день.

Узник хватает солдата за ворот. Лозар гадает, знает ли кто, что он ещё здесь.

Он вздрагивает, когда заключённого пинают в живот и толкают на пол.

— У меня есть все права, — выплёвывает его захватчик в ответ. Слабое мерцание факела освещает маленькую деревянную коробочку в его руках. — Я должен сделать то, что никто другой не станет.

Лозар не отрывает взгляда от шкатулки, украшенной золотой гравировкой по всей поверхности. Он знает, что там внутри. Знает ценность этого.

— Лжец, — заключённый встаёт на колени и скалится. — Ты чудовище. Убери это от меня.

— Ты увидишь свет довольно скоро, — произносит второй и захлопывает за собой дверь.

Молодой парень стремительно бросается вслед, налетая на дверь, бьёт кулаками по ней, словно представляя на её месте своего захватчика. Но он истощён и быстро устаёт, падая у ног Лозара. Его тело вздрагивает от каждого вдоха. На его запястье медный браслет. Он что-то яростно бормочет.

— Как зовёт тебя Госпожа? — спрашивает Лозар.

Мальчик резко поворачивает голову на звук его голоса. Но его удивление проходит, когда Лозар приближается.

— Андрес. Не беспокойтесь, мы выберемся отсюда.

Я отдёргиваю пальцы от его висков, разрывая связь, выжигающую новые линии на моих ладонях. Это самое тяжёлое воспоминание, которое мне приходилось прерывать. Услышать голос Деза ещё раз… Меня всю трясёт. «Мы выберемся отсюда».

— Дез, — бормочу я, вновь погружаясь в ту скорбь, что чувствовала после казни.

— Дез? — на секунду теряется Лозар, пытаясь вспомнить тот момент, когда Дез представился, но его уже нет в его голове. — Так зовут того мальчика?

— Звали, — тихо поправляю я.