Я замечаю мгновение, когда его черты смягчаются. Он видит меня, как будто впервые, как в тот день, когда меня к нему привели стражники, схватившие меня в лесу у моего дома. Маленькую девочку-мориа в грубых самодельных перчатках.

— Рената, — от его голоса моё тело тяжелеет, ноги становятся каменными. Я прикладываю все усилия, чтобы не отвести глаза от его пронзительного взгляда, — это правда ты?

— Да, — мой голос глухой, словно невидимая рука сжимает горло. — Я… Мне жаль… Он пытался меня убить.

— Рената, — в том, как он произносит моё имя, есть что-то острое, режущее. Мне не стоило искать с ним встречи. Я ошиблась, решив, что он будет счастлив увидеть меня. Он ведь знает, где я была все эти годы. Знает, что мне нельзя доверять. Он берёт мою окровавленную руку, и я напрягаюсь, чтобы не отдёрнуть. Его большой палец проводит по пятнышку у основания моего большого пальца. Дез однажды целовал меня в этом месте. — Помнишь, что я сказал тебе в нашу последнюю встречу?

В тот день, когда шепчущие ворвались во дворец и сожгли столицу. В тот день, когда я впервые встретила Деза, и он спас меня из этой золотой клетки. В тот день, когда я в последний раз видела Мендеса и клялась, что больше никогда не увижу.

— Вы сказали… — я проглатываю удушливый крик, рвущийся из горла. — Вы сказали, что никому меня не отдадите.

Моё тело деревенеет, когда он резко поднимает руки, но не чтобы ударить, а чтобы обнять.

— Ты вернулась ко мне, — выдыхает судья Мендес. Он обхватывает моё лицо ладонями и рассматривает с разных углов, как будто я лошадь на продажу. Но потом я замечаю, как его глаза останавливаются на заметной россыпи веснушек вдоль моей челюсти. Он пытается найти хоть один признак того, что я самозванка, двойник. Его пальцы проводят по шрамам на моих ладонях, раз за разом, словно он пытается запомнить их рисунок. Это мне показалось в темноте или в его глазах стоят слёзы? — Поверить не могу.

Моё горло сжимается, но я нахожу в себе смелость лгать, причём лгать складно.

— У шепчущих переворот. У меня появилась возможность вырваться из убежища. Я добралась до столицы, но мне некуда было пойти. Мне пришлось воровать… Я не ела несколько дней… Меня поймали и привели сюда.

Я вздрагиваю, когда он крепче сжимает мою раненную ладонь. Он всё ещё давит пальцем на один из порезов, не отпуская. Он резко переводит взгляд на стражников, замерших в тени.

— Ваша честь… Она убила заключённого… — говорит старший стражник.

— Он был вентари, — поясняю я и опять вздрагиваю от жгучей боли в ладони. — Он прочитал в моих мыслях, что я сбежала от шепчущих и попытался убить меня.

— Вы оставили этому человеку оружие? — голос Мендеса холоднее, чем сквозняк из щели в двери.

— Мы не знали, что он здесь, — нервно оправдывается сержант. — Камера была пустой…

Стражник замолкает, стоит судье поднять указательный палец. Мендес возвращает своё внимание ко мне, и его резкие черты вновь смягчаются.

— Моя Рената, — его голос звучит… довольно? Он крепко обнимает меня за плечо одной рукой. Я позволяю себе расслабиться рядом с ним. Облегчение, благодарность, податливость. Я всхлипываю по-настоящему. Я предаю всё, что люблю, потому что мой надломленный разум помнит, как безопасно было когда-то рядом с этим человеком.

Мендес ведёт меня через темноту. Мы переступаем тело Лозара. Я убила его, и мы проходим через него, как будто он просто лужа на рыночной площади.

— Уберитесь здесь, — судья Мендес взмахивает рукой, и стражники торопливо закрывают камеру.

— Да, Ваша честь, — Габо кланяется.

— Вы правильно поступили, сообщив мне, Габо. Её должны были доставить ко мне при первой возможности, — глаза судьи Мендеса резко переходят на офицера. — Вы же, сержант Ибез, напротив… Я разочарован в вас. Я расцениваю это как отказ следовать моим указаниям.

— Ваша королевская справедливость, пожалуйста! — взмолился сержант в панике. — Я счёл её слова за ложь. Как вы говорите на проповедях, они все шарлатаны. Обманщики…

Его глаза распахиваются, едва не вылезая из орбит.

«Обманщики». Это последнее слово, что он успевает сказать, перед тем как Габо вонзает кинжал в его открытое горло.

Я подавляю крик, а Мендес сжимает моё плечо ещё крепче.

— Идём, дорогая. Теперь ты со мной, в безопасности.