Глава 2

Говорят, так было не всегда. Были времена, когда королевства Пуэрто-Леонес и Мемория жили в мире. И процветали. Даже когда Мемория пала под натиском семьи львов, был заключён договор. Существовал порядок. Мой народ не скрывал свои способности, мы не скрывали себя в страхе перед королём. Именно это мы рассказываем нашим детям. Сказки. Старейшины шепчущих рассказывают много сказок — так дни и ночи протекают быстрее. Но для большинства из нас мир никогда не переставал гореть.

Такой же пожар однажды изменил меня навсегда. Даже сейчас, восемь лет спустя, я помню тот огонь каждой клеточкой своего тела. Он был ярче нынешнего, ярче бесцветной Серости украденных мною воспоминаний. Сказанные Дезу слова о прощении были правдой, но в глубине души я знала, что всегда буду пытаться обогнать пламя, которое никогда не погаснет.

Я проглатываю пепел, который заполняет нос и рот, следуя по улице за отчаянным голосом. Пробираюсь через обломки, которые загораживают дорогу. Мой шарф постоянно норовит сползти. Дым застилает глаза, отчего я едва не попадаю под копыта скачущей лошади. В последний момент успеваю увернуться и падаю в грязь.

Рядом качается дверца пустой конюшни. А напротив стоит домик, откуда и доносятся крики. Пламя уже выжгло всё, что здесь находилось. И что-то мне подсказывает, очаг возгорания был именно здесь. Дверь слегка приоткрыта, на полу виднеются следы больших и маленьких ног, которые ведут в обоих направлениях. Кому могло понадобиться возвращаться в сгоревший дом? Я открываю дверь и жду пару мгновений. Крыша уже провалилась. Белые стены выстояли, но покрылись копотью.

— Есть тут кто? — кричу я.

В ответ тишина. За обломками виден уцелевшийся коридор. Надолго ли?

Я продолжаю звать, проходя через коридор в маленькую задымлённую кухню.

Делаю ещё один шаг и осматриваю комнату. Деревянный стол и грубо сколоченные стулья были перевёрнуты, а один из них вообще разбит в щепки. При следующем шаге под ногами хрустит разбитое стекло. Я различаю следы на полу, тёмные от грязи и чего-то жидкого… масло или кровь? Я присаживаюсь на корточки, касаюсь субстанции кончиками пальцев и подношу ко рту — не ошиблась, кровь и масло. Брезгливо сплёвываю. Похоже, здесь произошла серьёзная схватка.

— Ау! — повторяю я, но уже менее уверенно.

Моё внимание привлекает кухонная дверь, качающаяся на сквозняке. По коже пробегают мурашки. Я поворачиваюсь к камину: на полу лежит большой свёрток, вокруг него разбросаны осколки стекла.

Я отшатываюсь так резко, что падаю. Это не свёрток. Это тело.

Я закрываю глаза и задыхаюсь от собственных воспоминаний. Ослепительно яркие оранжево-красные всполохи огня, как гигантская пасть дракона, пожирают всё на своём пути. Я бью кулаком по полу, и болевой шок возвращает меня в реальность.

Весь мой завтрак оказывается на полу, а на языке остаётся привкус желчи. Я вытираю лицо рукавом. Не этот человек кричал. Я дёргаю себя за волосы в опасении, что снова последовала за своими яркими воспоминаниями, как в тот раз, когда увидела тонущую женщину и нырнула за ней в озеро, а там никого не оказалось. Или как однажды всю неделю страдала бессонницей, потому что ясно видела в своей спальне играющих и поющих детей, которые не давали мне спать всю ночь. Всю жизнь мне приходится сосуществовать с призраками, которых я создала сама. Клянусь, моя способность однажды сведёт меня в могилу.

Я медленно поднимаюсь, опираясь на ладони и колени. Нужно выбираться отсюда. Мне необходимо добраться до места встречи раньше, чем Дез отправится на мои поиски. Солнечный луч проникает в кухонное окно, освещая сверкающее стекло и что-то ещё, зажатое в руке погибшего. Медное кольцо.

Я подхожу ближе к трупу, стараясь дышать только ртом. Но от этого становится лишь хуже, поскольку я чувствую вкус смерти, которым пропитался воздух. Переворачивая тело, я уже догадываюсь, что это женщина. Моё сердце уже знает то, что глазам только предстоит увидеть. Её тело наполовину обуглилось. Я убираю тлеющие щепки с неповреждённой смуглой кожи. Её волосы покрылись сединой с возрастом, ярко-красная кровь запеклась на губах, а единственный карий глаз сейчас безжизненно открыт. Если бы я прошла мимо неё на деревенской площади, то увидела бы лишь обычную пожилую селянку в серо-чёрной домотканой одежде.

Но широкое медное кольцо, напротив, доказывает, что она была одной из нас, одной из мориа. Замысловатая гравировка указывает на её высокое положение среди старейшин шепчущих, а медь означает, что она персуари. В моей голове всплывает припев из жестокой песенки, которую любят напевать в школах и тавернах по всему королевству: «одно сердце, красное как медь, чтоб лавине чувств ты мог велеть». При более близком рассмотрении я замечаю засохшую на подбородке зелёную слюну. Яд.

— Ох, Селеста, — шепчу я с болью в груди, затем складываю кольцо в карман, чтобы вернуть его старейшинам. Синие и фиолетовые синяки покрывают женские запястья, словно браслеты. Она явно боролась изо всех сил. В её руке я нахожу маленькую склянку с ядом — такая есть у каждого из нас.

Именно Селеста настояла, чтобы шепчущие не отворачивались от робари. Большинство старейшин отказывались обучать нас, но Селеста была другой. Я надеялась, что с её помощью тоже смогу измениться. За последнее десятилетие король вынудил всех мориа, мирно проживавших в Пуэрто-Леонесе, бежать из королевства. Селеста помогала оставшимся семьям и обучала молодое поколение использовать свои силы без вреда другим.

Я вывожу на её груди символ Госпожи, повторяя V-образную форму созвездий богини: «Да упокоится твоя душа в Её вечной тени».

И добавляю шёпотом: «Мне жаль».

Я должна обыскать её тело на наличие альмана. Уверена, Дез сделал бы это за считанные мгновения. Но Саида наверняка тоже поколебалась бы. Тем не менее таков наш долг. Поэтому я задерживаю дыхание и отвожу в сторону покрытый пеплом плащ.

— Мама! — раздаётся голос откуда-то из глубины дома. — Мама?

Голос ребёнка. Мне не послышалось. Кто-то всё же выжил. Знаю, в первую очередь мне нужно выполнить своё задание — найти альман, — но эта беспомощность в голосе режет по сердцу, вынуждая меня оставить Селесту и пойти в другую часть дома, где я нахожу ещё одну дверь. Она не заперта, но когда я пытаюсь толкнуть её, путь преграждает неизвестная тяжесть.

— Не двигайся! — кричу я приглушённым из-за шарфа голосом. — Я тебе помогу!

— Я не могу выйти! — всхлипывает ребёнок. — Дядя пытался меня вытащить, но я убежал от него и всё рухнуло…

— Просто оставайся на месте, — прошу я, осматривая проход.

Затем делаю несколько глубоких вдохов и со всей силы толкаю дверь, но она сдвигается лишь на пару дюймов. Я оглядываюсь по сторонам в поисках чего-нибудь, что могло бы мне помочь. Хватаю прислонённую к стене метлу и использую в качестве рычага. Я продолжаю толкать на пределе своих возможностей. Дюйм за дюймом дверь поддаётся и открывается достаточно широко, чтобы я могла проскользнуть в комнату.

При виде меня мальчик спрашивает в слезах:

— Кто вы?

Ему не больше пяти — максимум шесть. Большие карие глаза, потемневшая от дыма кожа и копна рыжих кудряшек. Тяжёлая деревянная балка пригвоздила мальчика к полу. В его руке зажата игрушка. За ней он побежал в комнату? Ему следовало бежать прочь из дома и никогда не оглядываться. Когда-то и я могла оказаться на его месте, лишившись родителей по вине Королевского Правосудия. Слава Матери, что он сам цел и невредим.

— Сейчас достанем тебя.

Я проверяю, чтобы шарф надёжно закрывал мне лицо. Хотя это всего лишь ребёнок, всё же будет лучше, если он не запомнит моего лица. В конце концов, я одна из шепчущих.

Мальчик начал кричать:

— Мама! Мама!

Я не представляла, как выгляжу в глазах ребёнка, пойманного в ловушку разваливающегося дома. Моё лицо и руки покрыты сажей, глаза обведены чёрной краской, а на бедрах висят кинжалы. Вдобавок ко всему, я тянусь к нему руками в чёрных кожаных перчатках. Я была примерно его возраста, когда меня похитили, хотя дворцовая стража была одета явно поприличнее.

— Пожалуйста, — умоляю я. — Прошу, не бойся меня. Я не причиню тебе вреда.

Мальчик не перестаёт кричать. В панике он начинает задыхаться и кашлять, потом на мгновение останавливается, чтобы набрать воздуха. И в эту короткую заминку я слышу, как воздух пронзает резкий металлический свист. Сигнал Эстебана — прибыли чистильщики.

Сквозь треск огня, ужасные всхлипы мальчика и оглушающие удары моего сердца слышится стук множества копыт по пересохшей земле. Я опускаю шарф, дыша быстро и отрывисто. Нам нужно выбираться… немедленно. Осторожно протягиваю руку, демонстрируя ребёнку свои мирные намерения.

— Не бойся.

Эти слова не имеют для него никакого смысла. Мне известно об этом лучше всех. Но ещё я знаю, что не могу бросить его здесь умирать. И у меня нет времени ждать, когда он успокоится.

Шум от копыт звучит всё ближе. Я хватаю мальчишку за запястье. Старейшины советовали мне не использовать силу без их указания. Они не верят, что я могу контролировать свою магию. Но у моей силы есть один побочный эффект, благодаря которому ребёнок оцепенеет на некоторое время, достаточное для того, чтобы я смогла унести его в безопасное место.

Мальчик кричит всё громче. Он продолжает звать маму, которая уже никогда не ответит. Удерживая его запястье одной рукой, я зубами стягиваю перчатку с другой, освобождая вспотевшую ладонь. Перчатка падает на пол в тот момент, когда отчаянный крик мальчика почти разрывает мои барабанные перепонки.

Я делаю то, что должна. То, чего боялась. То, за что Королевское Правосудие использовало меня и за что шепчущие до сих пор не доверяют. Я краду воспоминания.