Борис Львович Ванников до ареста уже два года был наркомом (министром) вооружений СССР, он тоже был членом ЦК и, кроме этого, в свое время был другом Михаила Кагановича. Членам Политбюро было над чем задуматься.

– Лазарь мечется по узловым станциям, расшивает пробки для движения воинских эшелонов к фронту, – раздраженно сказал Сталин. – Как его вызовешь? Он будет мне звонить, я ему сообщу о брате, но приедет он или нет к 1-му числу, неизвестно. Да неизвестно и где будут остальные члены Политбюро. Товарищ Маленков будет, скорее всего, в Москве, вот вы с ним от имени Политбюро и проведите очную ставку Ванникова с Михаилом, а если подъедет Лазарь, то и с Лазарем.

В это время вошел секретарь Сталина Поскребышев, и, не прерывая разговора членов Политбюро, положил перед Берией лист бумаги со словами: «Вы говорили, что это нужно срочно». Берия быстро пробежал короткую записку и озабоченно покачал головой.

– Агентурное сообщение подтвердилось – я не хотел о нем говорить, не проверив,- немцы захватили Минск.

Еще вчера. Сейчас об этом начали вопить все европейские радиостанции.

Все присутствовавшие опешили.

– Что?!

– Как?!

– Почему мы об этом ничего не знали?!

Сталин с тревожной задумчивостью жестом прекратил вопросы – Что-то непонятное творится с командованием Красной Армией. Давайте-ка, все вместе съездим в Наркомат обороны к нашему Верховному главнокомандующему.

То, что немцы захватили столицу Литовской ССР Вильнюс, еще можно было понять, так как этот город находился менее чем в ста километрах от границы. Но Минск!!

На второй день после начала войны в СССР была образована Ставка Главного Командования и председателем Ставки, то есть, Верховным Главнокомандующим Красной Армии был нарком обороны, маршал С.К. Тимошенко. Когда Сталин и члены Политбюро вошли в его кабинет, Тимошенко уже стоял возле длинного стола, на котором начальник Генерального штаба Красной Армии Т.К. Жуков разложил карту фронтов, от Баренцева до Черного моря. Все ожидали немедленного доклада о падении Минска, но Жуков, откашлявшись, бодрым голосом сообщил положение армий на фронтах и подытожил.

– В целом на всех фронтах от Балтики до Черного моря идут ожесточенные бои. Соединения Красной Армии контр50 атакуют, на Юго-Западном фронте – довольно успешно, но немцы на некоторых участках сумели вклиниться в нашу оборону, особенно глубоко- в полосе Западного фронта.

Здесь у нас явно не хватает сил и срочно требуется переброска резервов на это направление.

Сталин довольно долго лично изучал карту, по которой сделал доклад Жуков, а потом, показав карандашом на район западнее Минска, спросил.

– Почему здесь, с Брестского направления, немцы так глубоко вклинились? Почему здесь не было наших соединений, чтобы остановить их?

– Тут должны были действовать соединения 4-й армии – 22-я танковая, 6-я и 42-я стрелковые дивизии, но, как сейчас выясняется, немцы уничтожили их артиллерийским огнем в Бресте еще утром 22 июня, – доложил, замявшись Жуков.

– Вы хотите сказать, что эти дивизии не только не вывели из Бреста на боевые позиции, но даже не подняли по тревоге, и немцы расстреляли их, спящих, артиллерией через Буг с расстояния винтовочного выстрела?! – переспросил Сталин.

– Так получилось, товарища Сталин, – начал Жуков, оправдывающейся скороговоркой. – Я Павлову еще 18 июня, за четыре дня до войны, телеграммой дал распоряжение привести войска в боевую готовность, и почему он не вывел войска из Бреста, я не знаю.

– А у нас что – в Красной Армии уже не контролируется исполнение приказов? – В голосе Сталина уже явно слышались металлические нотки.

– Мне не доложили! – в отчаянии воскликнул Жуков.

– А вы приказывали своим подчиненным, доложить вам? – зло настаивал на ответе Сталин.

– Они должны были сами… – у Жукова уже явственно дрожал голос.

– Тут положение, товарищ Сталин, еще хуже, – с горечью признался Тимошенко. – Этих дивизий вообще не должно было быть на зимних квартирах в Бресте. По планам боевой подготовки они еще 15 июня должны были быть выведены для обучения в летние лагеря, но Павлов их почемуто не вывел.

– И вы этого не знали?? Кто контролирует дислокацию войск Красной Армии?

– Генштаб… – Жуков уже плохо себя контролировал, у него все дрожало – и руки, и губы.

– Кто начальник Генштаба? – глядя на Жукова в упор, тяжелым голосом задал не требующий ответа вопрос Сталин.

– Мне не доложили… – голос Жукова срывался.

Для всех членов Политбюро стало понятно, что эти генералы, так до войны подсиживавшие друг друга, так стремившиеся на свои генеральские должности, так охотно писавшие друг на друга доносы, по сути, не способны воевать – не способны провести в жизнь даже элементарное военное решение, такое, как приведение войск в боевую готовность накануне войны.

Сталин тяжело посмотрел на Жукова, и тот опустил голову под его взглядом. Жуков понял, что Сталин вспоминает раннее утро 22 июня, когда по получении от Молотова сообщения о том, что немцы официально объявили войну СССР, Жуков бодро предложил обрушиться на немцев всеми сосредоточенными у границ силами и уничтожить. Теперь Жуков предстал перед правительством не начальником Генштаба, а безответственным болтуном, не соображающим, ни что происходит на фронтах, ни что он предлагает. Но на этом испытания Жукова не закончились.

– Что с Минском? – спросил Сталин, пытаясь сдержаться.

– Все подходы к Минску перекрыты, немцы Минск не возьмут! – отрапортовал Жуков.

– Что?!! – сорвался и закричал Сталин. – Вы не знаете, что Минск немцы взяли еще вчера?!!

– Как взяли?! – хором с ужасом воскликнули Тимошенко и Жуков.

– Вы почему не знаете, что происходит на фронтах?!! – закричал на них, уже очевидно взбешенный Сталин.

– Ухудшились условия связи, не все донесения с фронтов проходят… – залепетал Жуков.

– Да как же вы, верховный главнокомандующий и начальник Генштаба, мать вашу, можете командовать фронтами, не имея с ними связи?!! Кто отвечает за связь в Красной Армии? – звенящим голосом спросил Сталин.

– Вышестоящие штабы, – опустив голову, проговорил Тимошенко.

– Кто отвечает за связь Ставки с фронтами?! – продолжал экзамен Сталин.

– Генеральный штаб, – уже, по сути, пищал Жуков.

– Кто начальник Генерального штаба?! – вновь задал вопрос Сталин.

Жуков, наконец, не выдержал и, закрыв лицо руками, заглушая рыдание, выбежал из кабинета. Молотов, потрепав Сталина за рукав, негромко сказал, выходя вслед за Жуковым.

– Спокойно, Коба!

– Думаю, тут два вопроса, – вступил в разговор Берия.

– Немцы открыли себе кратчайший путь на Москву.

Судя по всему, это свершившийся факт. Надо искать силы и чем-то перекрыть им дорогу. Потом, нужно как-то спасать остатки войск Западного фронта.

– Что мы можем найти немедленно? – спросил Сталин Тимошенко.

– Я уже думал: мы можем перебросить две армии с Юго-Западного направления, – Тимошенко все же старался держать себя в руках и отвечать осмысленно.

– Какие? – потребовал уточнить Сталин.

– Вот и вот, – Тимошенко показал расположение армий на карте.

Сталин задумался, оценивая, сколько времени может занять их переброска на Западное направление. В это время Молотов ввел в кабинет вздрагивающего от икоты Жукова, бросающего затравленные взгляды на Сталина.

Как ни странно, но эта бабья истерика Жукова вызвала к нему доверие – если бы был предателем, то подготовил бы ответы на вопросы Сталина, а реакция начальника Генштаба с его искренними рыданиями характеризовала его, как глупого разгильдяя, а не как врага.

– Давайте приказы о переброске на Западное направление этих армий, – скомандовал Сталин Тимошенко, а потом обратился к Берии. – Вернетесь в Совнарком, разыщите Кагановича, пусть проследит, чтобы эшелоны под эту переброску войск подавались бесперебойно, – затем вновь повернулся к Тимошенко – Сосредоточьте авиацию для прикрытия станций погрузки и выгрузки войск от действий немецких бомбардировщиков, – И, немного подумав, добавил.