Похоже, он искренен и, скорее всего, от него ничего не удастся узнать о Клэр. Но благодаря его дружелюбию ей было легко с ним общаться, и Сара чувствовала себя увереннее, чем в начале вечера.

– Что он рассказывал обо мне?

– Только то, что вы приезжаете с ребенком и что вы пострадали во время происшествия. Он симпатичный мальчик. Я рад, что с вами обоими все в порядке.

Вечерело. Гости разошлись. Сара с Ледой успели открыть подарки в ярких обертках. Леда крепко обняла Сару, заверив, что та отлично потрудилась, и пошла к себе отдыхать.

Проследив за тем, чтобы слуги приступили к уборке, Сара направилась к лестнице. Нога, начавшая болеть еще несколько часов назад, теперь нестерпимо ныла. Остановившись у ступенек, она крепко ухватилась за перила и взглянула вверх, собираясь с силами для подъема.

– Почему ты ничего не сказала?

Низкий бархатный голос Николаса застал ее врасплох. Она обернулась.

– О чем? – Сердце у нее застучало. Неужели он что-то заподозрил? Может быть, кто-то узнал ее? Она не видела никого из знакомых.

– О том, что у тебя болит нога, – ответил Николас.

Она с облегчением облокотилась о блестящий дубовый поручень.

– Мне не так уж плохо, – ответила она.

– Зачем делать вид, что у тебя ничего не болит? – произнес Николас. – Это глупо, – и без предупреждения поднял ее на руки.

От него шел запах табака и еще тот аромат, который она почувствовала у него в гардеробной – его уникальный мужской запах. Какое-то время она держалась напряженно, противясь его бесцеремонности. Но когда он поднялся с ней на несколько ступенек, она поняла, как благодарна ему за его заботу.

Сара позволила себе расслабиться, наслаждаясь чувством защищенности, которое ей дарили эти крепкие объятия.

Он отнес ее в спальню и положил на край кровати. Едва он отстранился, она завизжала. Оказывается, прядь ее волос зацепилась за пуговицу его жилетки. Николас сел возле нее и начал изучать сплетение.

– Прости, – тихо произнесла она по-ребячески, но одновременно соблазнительно прикусив нижнюю губу.

– Дай я, подвинься, – предложил он.

Она с готовностью наклонилась вперед, и он дотронулся до запутавшегося локона, аккуратно снимая его с пуговицы. Волосы на ощупь оказались чистым шелком. Освободив прядь, он еще некоторое время держал ее в руке, наслаждаясь приятным ощущением.

Сара подняла голову, но не отстранилась, лишь устремила на него серьезный взгляд, в котором он прочитал немой вопрос. Он оглядел нежную кожу цвета слоновой кости, волнующий изгиб губ и роскошные волосы цвета золотистой пшеницы.

Неожиданно для самого себя он взял пальцами локон, висевший вдоль ее лица, и погладил его, завидуя его близости к ее соблазнительно красивому лицу.

В следующую минуту его пальцы коснулись ее губ, пробежали по мягкой коже. Она покраснела.

Губами он чувствовал ее неровное дыхание, казавшееся сладким на вкус, приглашающим, гипнотизирующим. Соблазнительный аромат ее волос и кожи будоражили его чувства. Выдох вырвался сквозь ее провоцирующие губы, и страстное желание почувствовать их вкус растопило его сознание, словно горячий нож масло.

Его пальцы утонули в массе локонов у ее виска. Его губы приблизились к ее губам. Она коротко вздохнула от удивления или удовольствия – он не был уверен, – но он накрыл ей рот, прежде чем она сумела возразить или отстраниться.

Несколько минут Николас пребывал в растерянности от желания, вызванного поцелуем, прежде чем понял, что она положила ему ладонь на грудь в деликатном протесте.

Это движение привело его в чувство. Он отстранился, убрал руку и встал. Сердце у него стучало.

Она сидела, опустив глаза, опираясь на одну руку, а другой пытаясь уложить непослушный локон.

– Прости, – прошептала она, и он увидел, как серебристая капелька заблестела у нее на ресницах.

– Это я виноват, – пробормотал он. – Набросился на тебя, как…

Капелька превратилась в каплю и уже катилась по ее щеке цвета слоновой кости. Она смахнула ее.

– Прости меня, Клэр, – заставил он себя произнести. – Ты слишком уязвима сейчас. Это было нечестно с моей стороны.

Она медленно покачала головой и одними губами проговорила: «Нет».

– Больше это не повторится.

Она продолжала сидеть без слов и движения.

– Ради Бога, посмотри на меня, это же был просто поцелуй.

Она посмотрела. Но лучше бы она этого не делала. Лучше бы он не просил ее. Потому что когда она подняла на него свои блестящие глаза, он прочитал в них такое замешательство и боль, что понял правду.

Это был не просто поцелуй.

Сара готовилась к вечернему выходу в театр. Она бы с удовольствием осталась дома с Ледой: тогда у нее было бы несколько лишних часов, чтобы вернуть на место письма Стефана и прочитать оставшиеся. Те, что она уже успела прочесть, мало помогли ей.

Сара выбрала одно из своих новых платьев, из черной парчи с оборками из французского кружева и жемчужными бусинами на талии.

Она изучила свое отражение в зеркале. Сара до сих пор не привыкла к своим ставшим более женственными очертаниям фигуры. Груди стали полнее, а бедра более округлыми, пропала подростковая угловатость.

Тут она вспомнила вечер, когда Николас отнес ее в комнату. И поцеловал. Интересно, что Николас думает о ней?

Какое это имеет значение? Он даже не знает, кто она на самом деле, напомнила она себе.

Всякий раз, как она задавалась этим вопросом, ей приходило на ум самое вероятное объяснение: это был еще один тест. Тест, чтобы проверить, что за женщину выбрал себе в жены его брат, проверить моральные качества матери единственного на сегодняшний день наследника Холлидеев. И как каждый раз после его проверок, она не была уверена, что прошла тест.

Поцелуй Николаса все еще не давал ей заснуть по ночам – ее никогда так не целовали.

Никогда не целовали с такой нежностью, с такой глубокой чувственностью, с благоговением.

Но это было глупо.

Она провалила тест. Вдова его брата должна была дать ему пощечину и громким криком сообщить всем о нанесенном оскорблении. Она этого не сделала.

Не сделала.

Она положила руку ему на грудь, почувствовала учащенное сердцебиение и жар его мускулистого тела. Она помнила захватывающую дух красоту его обнаженной спины и собственное смятение, слышала внутренний голос, напоминавший о ее обязательствах перед сыном, и она оттолкнула мужчину, которого желала прижать еще ближе.

Она не хотела попасть в ловушку, поскольку еще была свежа память о предательстве.

Эта мысль немного отрезвила ее. У Николаса есть цель, и эта цель лично ей не сулила ничего хорошего.

Сара отвернулась от зеркала, чтобы не видеть краску унижения и желания, которая до сих окрашивала ее кожу при воспоминании о том вечере.

Вильям тихо лежал в своей кроватке, но еще не спал. Она только что покормила его перед тем, как надеть платье. Она взяла его на руки и подошла к окну.

– Мамочка уходит ненадолго, – пообещала она, целуя его в лобик. – И я буду очень по тебе скучать.

В ответ он одарил ее своей беззубой улыбкой, которая заставила Сару улыбнуться.

– Ты мой самый любимый мальчик.

Она снова улыбнулась, и ее сердце, наполненное любовью, запело.

– Вильям еще не спит? – спросила миссис Трент, подходя к ней.

– Да, он все больше времени может проводить без сна. – Сара передала ребенка няне. Достав свой ридикюль, она переложила содержимое вместе со свежим носовым платком в одну из вечерних сумочек Клэр. Проверив объемную льняную подкладку, за которую зашила браслет, Сара, несколько раз дернув за нитку, высвободила свою последнюю ценную собственность.

Из своей серебряной оправы изумруды подмигивали ей, словно знали ее секрет. Она сжала в руке драгоценность и почувствовала, как камни приятно холодят кожу. Какой была бы ее жизнь, если бы ее мать была еще жива? Возможно, женское воспитание и опека уберегли бы ее от ошибки с Гайленом Карлайлом. А если бы она все-таки совершила эту ошибку, то, быть может, мать смогла бы остановить отца и не позволила бы выгнать ее – их единственного ребенка – из дому.