– Отнесите его матери.

Она отнесла ребенка Клэр. Клэр подняла на Николаса глаза, и от смущения щеки у нее порозовели – за сегодняшний день на них впервые появился румянец.

Чувствуя себя нежеланным гостем, Николас извинился и вышел. Для женщины, уже имевшей опыт общения с мужчинами, она неплохо играла роль скромной, застенчивой молодой матери. А почему бы ей и не притвориться? Как вдове Стефана, ей больше ни одного дня не придется работать… и не придется быть любовницей других мужчин.

Вспомнив, что оставил у нее свои перчатки, Николас вернулся. Он уже наполовину приоткрыл дверь, но остановился и постучал.

Клэр полулежала, облокотившись на белоснежные подушки, а младенец, уткнувшись в се грудь, блаженно причмокивал. Во взгляде матери читалась такая нежность, что даже подозрительный Николас не решился бы назвать ее наигранной.

Ладно, она любит мальчика. В конце концов, она его мать, так что это ничего не доказывает. Она могла так сильно хотеть подарить ему отца, что использовала для этих целей Стефана.

Николас просмотрел бумаги, которые были при Стефане, и, если он правильно помнил дату их венчания, это было семь месяцев назад.

Хотя, конечно, преждевременное рождение Вильяма могло быть вызвано и несчастным случаем. Скорее всего, он никогда не узнает правду.

Николас еще некоторое время наблюдал за матерью и сыном и, наконец, решился. Он никогда не узнает, чей это ребенок, если Клэр сама не скажет ему. Она единственная, кто знает это наверняка. Значит, он должен выведать это у нее.

Всеми возможными способами.

Во время обеда Николас угрюмо молчал и размышлял о мужчинах, с которыми общалась Клэр. Нравилось ли ей это? Или это был всего лишь способ найти богатого мужа?

На ней было очередное черное платье, на этот раз вечернее, согласно обстоятельствам, достаточно скромное. Он невольно представил, как она будет выглядеть в красном или, скажем, в каком-нибудь оттенке зеленого.

Неудивительно, что Стефан влюбился в нее. Мягкая, безупречная кожа, роскошные полные губы – все, что способно пленить любого мужчину, – покорило Стефана. А может, его вниманием с первого взгляда завладели эти тугие локоны у нее на шее? Может, ему захотелось коснуться их губами?

Почувствовав его пристальное внимание, Клэр покраснела. А покраснела ли кожа под этим черным платьем?

Совершенно неуместно ему вдруг представилось, как его брат прикасается к ней, целует ее, занимается с ней любовью. Шокированный собственными мыслями, он бросил вилку на тарелку и, извинившись, встал из-за стола.

Сара взглянула на Леду, которая, похоже, слишком устала, чтобы замечать странное поведение сына.

– Вам надо немного отдохнуть, – сказала она ей. – Это был трудный день для всех нас.

– Да. – Леда откинулась на стуле, жестом показывая служанке, что можно убрать ее тарелку. – Хорошо, что все уже позади. И еще я благодарна тебе, что помогла мне справиться со всем этим.

– Мне было в радость, – честно ответила Сара. То, что ей удалось хоть немного облегчить страдания Леды, успокаивало ее совесть.

– Наверное, я пойду к себе, – проговорила Леда, немного помолчав. – Ты не могла бы попросить миссис Пратт принести мне чуть позже вина? Это поможет мне уснуть.

– Конечно, попрошу. Спокойной ночи. Леда оставила ее одну в столовой.

– Я могу еще что-нибудь сделать для вас, миссис Холлидей? – спросила служанка.

Сара передала ей просьбу Леды и выехала на своем кресле из комнаты. Ее ни разу до этого не оставляли внизу одну. Обычно после ужина Николас относил ее в комнаты. Если он не позаботился о ней сейчас, можно будет попросить о помощи кого-нибудь из слуг. А если Вильям расплачется, то к нему придет миссис Трент.

Она решила использовать момент и осмотреть первый этаж дома Холлидеев. Дерево, латунь, минимум стекла говорили о преобладании мужского вкуса. Она оказалась возле закрытых дверей из орехового дерева, подалась вперед и тихонько постучала.

– Войдите.

Сара открыла дверь и протиснула кресло в комнату, освещенную живым пламенем камина и золотистым светом висячей лампы.

Возле камина в кресле-качалке сидел Николас. Он обернулся при ее появлении.

Клэр?

– Прости за вторжение, – извинилась она.

Покрутив в бокале на длинной ножке золотистую жидкость, он указал ей на графин возле своего локтя.

– Бренди?

– Нет, благодарю.

– Ты не пьешь?

– Все, что я сейчас ем или пью, влияет на Вильяма.

– Мне кажется, мы оба несем ответственность за Вильяма.

– Тебя это тяготит? – спросила она.

– Совсем нет. В конце концов, он наследник Холлидеев.

Чувство вины вновь охватило Сару, и она отвернулась, делая вид, что изучает окружающую обстановку. Книжные полки вдоль одной стены, картины – на другой. Огромный письменный стол занимал целый угол. Бумаги и большие тетради лежали на нем аккуратными стопками. Сколько еще ей придется играть в эту опасную игру?

Над камином висел портрет.

– Твой отец? – спросила она.

Николас кивнул. Танцующие огоньки пламени освещали его волосы.

Она заметила сходство между красивым темноволосым джентльменом и его сыновьями.

– У Стефана улыбка вашей матери, – вслух сделала она наблюдение. Мужчина на полотне казался таким же мрачным, как и Николас.

– Ты чего-то хотела? – спросил он.

– Вообще-то, да.

Он ждал объяснений. Его лицо ничего не выражало. За все время знакомства с ним ей нечасто удавалось видеть его эмоции. Что за человек скрывается под этой непроницаемой маской?

– Я хотела сказать тебе, что очень сочувствую вам, – начала она. – Я понимаю, как сильно ты любил Стефана. Все это должно быть очень тяжело для тебя. А ты еще находишь в себе силы поддерживать мать.

Он ничего не ответил, и она продолжила:

– Тебе пришлось заниматься всем этим с самого начала – улаживать формальности, приехать за мной, следить, чтобы все было сделано как надо.

Она нервно разгладила складки на юбке.

– Я хотела поблагодарить тебя. А еще – если я могу тебе чем-нибудь помочь, тебе достаточно только сказать.

У него слегка дернулась щека. Ему явно была неприятна тема их беседы. Или дело было в ней? Похоже, он с трудом терпел ее в своем доме.

Не надо было заходить к нему в кабинет.

Она перевела взгляд на огонь.

Николас наблюдал за ней со смешанным чувством злости, раздражения и желания, которое подогревало его сильнее, чем разлившееся по желудку тепло от выпитого бренди. Ее речь вызвала в нем непонятные чувства.

– Мне не нужна твоя жалость, – вымолвил он наконец.

Она перевела на него взгляд голубых глаз.

– Я не предлагаю тебе жалости.

– Остерегайся того, что предлагаешь. Я не такой дурак, как мой брат.

Глаза у нее удивленно расширились. Спустя мгновение она сжалась и отвела взгляд. Она уже тронула колеса своего кресла, но он вставил ногу между спицами.

– Тебе нужно помочь подняться по ступенькам.

– Я попрошу кого-нибудь, – ответила она и попыталась уехать.

Именно этого он и боялся. Он злился на себя за ужином и, стараясь поскорее выкинуть ее из головы, позабыл о своих обязанностях.

Николас отставил бокал с остатками бренди, поднялся и покатил Клэр из своего кабинета. У подножия лестницы он остановился, взял ее на руки и начал подниматься.

Она обхватила его за шею, прижалась округлой грудью к его груди, ее мягкие волосы касались его уха, щеки. Он устоял против сумасшедшего желания повернуться и зарыться губами ей в локоны. Он ненавидел себя за эти желания, чувствуя себя зеленым юнцом.

Возможно, она рассчитывала на это. Нарочно целилась в уязвимое место, предлагая свое сочувствие, но он крепкий орешек. Это он всегда заботился о других, поддерживал и улаживал все проблемы. Никто не поддерживал его, никто не предлагал ему своей заботы и помощи. Даже если она и не собиралась ничего для него делать, ей удалось найти слабину в его броне. Наверху он понес ее к ней в комнату.