- Самое приятное - попасть на улицу, где никогда еще не был. Тогда сам себе становишься незнакомым, - говорил Эрик,

- При условии, что улица непохожа на те, где ты уже был. Слушай, Эрик, пойдем к одной моей хорошей знакомой. Она, кстати, меня приглашала.

Примерно через месяц у меня состоялся разговор с Эриком по видеофону:

- Ну, как дела?

- Я ее облучал всеми видами излучений. Были испробованы ультрафиолетовая часть солнечного спектра, инфракрасные лучи, рентген, альфа-, бета- и гамма-лучи, радиоволны по всему диапазону и так далее...

- И что же?

- Никаких изменений, а при жесткой обработке биотоза просто скисла.

Лицо Эрика было длинным и печальным.

- Ладно, не огорчайся, старина, что-нибудь придумаем. Лолу видишь?

Он кивнул головой.

- Передай привет.

- Ты что-то больно веселый. Как твои дела?

- Подвигаются. Я забегу к тебе, расскажу.

Причина моего веселья, конечно, не в делах, хотя и на них сейчас было грех жаловаться. Концентратор умственной энергии стоял готовый. Он сверкал всеми никелированными деталями, призывая исследователей к действию. Остались некоторые недоделки, через неделю можно было начать контрольные испытания. Я сомневался, что он будет работать именно так, как нам хотелось. Но с чего-то надо было начать. И все же концентратор мог скорее огорчить меня грядущими неприятностями, чем порадовать...

На удивительную высоту подняла мои чувства Ружена. Когда я гуляю с ней по Москве, по старым улицам, где живут скрюченные в три погибели пенсионеры да самодовольные кошки, мне кажется, что я иду с давно знакомым человеком, которого я знаю до последней морщинки на лице. И все же каждый раз она для меня неожиданно новая, даже чуть враждебно чужая.

- Я любил тебя, когда ты еще не родилась и родители твои еще не родились. Я любил тебя тогда, когда не знали слово "страсть" и люди, как дети, резвились. Я любил тебя, когда Земля еще не знала человека. Я любил тебя всегда, моя любовь во мне от века...

- Такой старый-старый чувства должен бил угаснуть, - смеется Ружена.

- Ни за что! - кричу я, и мы несемся вприпрыжку по гулким мостовым по направлению к Большому парку.

- Слушай, Ру, - говорю я, когда мы присаживаемся на скамейку в темной аллее парка, где пахнет сыростью, слышна музыка и видны тысячи огней, спрятавшихся в густую зелень.

- Слушай, Ру, - говорю я, и она кладет голову на мою руку, и я ощущаю шелковистые волосы, тепло ее сухой горячей кожи, и запах, чудесный запах щекочет мои ноздри свежим весенним ветром.

- Слушай, Ру, - говорю я, и сладостный ком, стоящий в горле, медленно тает, и от него по всему телу бегут огненные искры.

- Слушай, Ру, - говорю я, - мне кажется, я очень плохой человек.

- О-о, вполне возможно, - отвечает девушка, - но сейчас это не имеет никакого значения.

- Понимаешь, я все время думаю.

- Не устаешь?

- Даже когда я целую тебя, я думаю.

- Это большой грех.

- Да... Мне непонятно, почему мне бывает хорошо, почему плохо. Вот я плохой, и такой, и сякой; одним словом - плохой. Но ведь хорошим я быть не хочу. Ни в коем случае! Я хочу быть таким же плохим, но чтоб мне было хорошо. И уж совершенно не понимаю, почему мне хорошо с тобой. Ты же ничего не делаешь, чтобы нравиться или как-то произвести впечатление. Ровным счетом ничего. А мне хорошо, очень хорошо. Так никогда еще не было. В чем дело? В чем зарыта собака человеческого счастья?

- Не знаю. Я просто знаю, когда я счастлива, а когда нет. А почему? Не знаю, - негромко отвечает Ружена.

Женщины не любят анализировать некоторые стороны жизни, но я упрямо продолжаю свое.

- В чем же дело? Мне иногда кажется: все дело в том, что нам никогда не удается выскочить из своей кожи. Мысль человека безбрежна, а чувства замкнуты, ограниченны. Человек обречен на сожительство со своим организмом до конца жизни. И никогда, понимаешь, никогда не познает он другого организма так, как ощущает себя. Логическое единство, идейное общение, обмен продуктами производства - все это важно, необходимо, правильно. Без этого человек не стал бы человеком. Но...

- Но только с этим он никогда не станет сверхчеловеком? говорит Ру. Глаза ее посерьезнели, потемнели.

- Да. Именно так. Физически, материально человек замкнут. Никакое словесное согласие не гарантирует согласия душ. В сущности, всю жизнь люди ищут друг друга. Этот не подходит тому по работе, та не подходит этому по характеру и так далее. Людей гонит по жизни неумолимая сила общения, физического и морального. Создаются общества единомышленников, кружки, клубы, партии, люди вступают в браки, заводят любовников, организуют шайки, армии, государства... Тебе не кажется, что над людским обществом стоит никем не слышимый крик: "Ищу человека!"?

- Путаный ты, Серьежа...

- Очень хорошо. Пусть так. Но я честно хочу распутать все концы.

- Чего ты хочешь?

- Все задают мне этот вопрос. Разве на него можно ответить? Во всяком случае, я не могу ответить сейчас. Время покажет, чего я хочу. А пока я просто недовольный... Собой я недоволен, да и другими тоже.

- Но я надеюсь...

- О, конечно, тебя это не касается.

Мы немного помолчали, сладкая истома исчезла из моего тела. Мысли злыми буравчиками ввинчивались в черепную коробку.

- Серьежа, я давно хочу тебя спросить...

- О чем?

- Потчему ты ушел из Комитета изобретений?

- Потому что сам захотел изобретать. Биотоза Эрика разбудила мою творческую жилку. Я думал, что дело у нас пойдет быстро, но, как видишь... Кстати, один сегмент биотозы у меня с собой. Я был сегодня у Эрика и захватил дольку, чтобы снять у нас в институте кривые биотоков.

- Покажи.

Я достал из портфеля плоскую склянку с открытым верхом. На поверхности жидкости находился маленький кусочек биотозы. Ружена с интересом посмотрела на нее.

- Не растет?

- Нет.

Ружена рассмеялась.

- Что ты?

- Когда ты сказал "нет", у тебя было такое лицо... Будто маленький мальчик не получил конфетку.

- Ерунда. Посмотрел бы я на твое лицо после стольких неудач!

- О, не сердись. Пойдем лутче посмотрим хорошенький пантомима. Она идет в Наклонном театре.

Шагая по аллеям парка, мы видели пары, сидящие на скамейках, сплетенные руки, склоненные друг к другу головы - немые позы, символы доверия и сердечности.