Или какого-то чудовища.

Витёк и Иаков, схватив за руки, тащили Клаву с двух сторон. Подали к слуховому окну. Витёк нырнул первым, следом Иаков подал Клаву, она растянулась на брезентовом скате, соскользнула вниз, где ее принял Витёк и повлек дальше. В какую-то корзину-кабину, которая тут же стала подниматься.

Внизу Клава увидела горящий корабль – весь. Только крыша еще чернела, и на черной крыше пылали две белые женские фигуры. Потерявшие дом голуби еще носились в вышине, исчезали по одному.

Крики – снаружи. Или из корабля, где лопались стекла?

Корзина замерла. Клава увидела, что они подтянуты к самой стреле подъемного крана. Витёк присел и обхватив ноги, приподнял, так что край корзины оказался у нее на уровне колен. А в нее ударил луч. Или что-то такое – снизу.

– А-а-а-й!

Руки ее сами собой простерлись вперед. Потом вверх.

Она в деталях видела себя со стороны – развевающиеся волосы цвета солнечного света, серебряный плащ в белом напряженном луче.

Кого Госпожа Божа любит – того и спасет хоть из пламени, хоть со дна морского! Свами правильно учила – когда-то.

А остальных, нелюбимых – выметет как мусор человеческий. Остальную. Такую важную – тоже...

Луч погас так же резко.

И кабина поехала вниз.

– Действительно, свершилось, – усмехнулся Витёк. Марьей-Хуаной от него несло сильнее обычного. – А я подумал, зачем вам обеим спасаться? Должна одна какая-нибудь и окончательно вознестись... Подойдут Фомы, вложат персты тебе – куда захотят, для пущей веры... Мати на небе – Доча на Земле. Значит, каждая на своем месте... Ей там и спокойнее, а то затаскают ее по тем делам, поносно это для Сестричества... Я не мясник – туши разделывать. Черт с ней, с квартирой – получше наживем... А так закрыто дело, чистота и святость однозначная... Ну, короче, нужнее она на небе. Грех не помочь...

Внизу кабину встретил Иаков.

Корабль догорал в стороне. Криков оттуда больше не слышалось.

Кричали там – где за воротами оставались свидетели Вознесения. Да и Преображения тоже.

Втроем они подбежали к своей тачанке. Иаков помог Клаве влезть на крышу, где приделаны были легкие перильца. Задним ходом тачанка подобралась квартальными проездами к толпе свидетелей.

Со стороны, противоположной забору, где догорало и дорушивалось – лишнее.

Все взоры были обращены туда. Все спины – к Кале Дэви.

– Не туда смотрите, сестры и братья. Я здесь.

Никто не расслышал.

– Не туда смотрите, сестры и братья. Я здесь.

Что? Первый повернулся.

Свидетель истинный.

– Я здесь.

– Она?

– Она! Она!! ОНА!!

Толпа подрубилась под колени.

– Я здесь с вами!

«ДЭВИ С ВАМИ!!» – ретранслировал Иаков.

– Госпожа Божа с вами.

«БОЖА С ВАМИ!!»

– Бо-жа, Бо-жа, Бо-жа!

Толпа на коленях надвинулась на задний бампер тачанки.

В передних рядах оказалась и Светка Озеранова.

– Клавка, это ты?! Ты же на крыше горела, я видела!

– А ты видела, как я вознеслась?

– Так то вверх. На небо – одностороннее движение. А ты и обратно? Ты живая?

– Подойди.

Светка распрямилась осторожно. Подошла. Встала на цыпочки. Клава перегнулась и пальцы их дотянулись, прикоснулись, переплелись,

Молчание сделалось над толпой.

– Это же она! Живая! Я ее вот так знаю! Мы же в одном классе! – торжествующе повернулась Светка к толпе. – Знаю! В одном классе!!

И снова:

– Бо-жа, Бо-жа, Бо-жа!

– Дэ-ви, Дэ-ви!

Тачанка медленно стронулась.

– Я вернусь!

«ДЭВИ ВЕРНЕТСЯ!»

– Верьте Боже!

«ВЕРУЙТЕ ВО ЕДИНУЮ МАТИ, ДОЧУ И СВЯТУЮ ДУШУ!» – все-таки бас-расстрига.

– Числа переменились! День Счастливого Числа настал и останется с вами!

«НАСТАЛО ЦАРСТВИЕ ЕЕ!»

Иакова перекрыли пожарные сирены.

Витёк прибавил газ. За поворотом он притормозил, и Клава перепрыгнула в кабину.

– В Питере чудес пока хватит. С утра вылетаем. Завтра «Формула» начинает в Саратове. По телеку сегодняшнее увидят – и дело будет.

Клава улыбалась. Она знала то, чего не понять Витьку. И не нужно. Пусть рулит – с полезной мужской тупостью.

Она знала, что чудес в Питере не убудет – отныне. Просто их прибавится в Саратове.

27 августа 1997 г.

(с) 2007, Институт соитологии