Симмонс с сомнением покачал головой:

- Ну, не знаю. Я понимаю, что это правила, наука, но не забывай, что все может случиться. Например, я посылаю апперкот ему в скулу, а удар попадает в челюсть. А челюсть - это уже опасно, Питер. Так его и убить можно.

- Ерунда, ты не станешь бить его так сильно, - недовольно сказал бакалейщик. - С ума-то сходить не будешь.

- Да нет, - не сразу кивнул Симмонс, - мы не будем сходить с ума.

- Ребятне это даже полезно, - горячо убеждал его Питер Болей. - Ты же сам не раз говорил, что каждый парнишка должен уметь драться правильно, а не таскать один другого за волосы и пинаться. Я тебе точно скажу, Джонас: это будет самое интересное из всего, что когда-либо происходило в Холтвилле. Я по дороге сюда заглянул к Рилею и Гарри Уотерсу, рассказал им обо всем, и каждый добавил по пять долларов в фонд напитков.

Представь себе только, ведь народ со всего округа сбежится - Холтвилль будет тобой гордиться, Джонас!

Симмонс, подогретый лестью и розовыми перспективами грядущей славы, со стуком закрыл витрину.

- Хорошо, Питер, - сказал он твердо. - Завтра же начинаю тренировки.

На следующий день в городе только и болтали что о предстоящем матче между Джоном Симмонсом и новым приказчиком Билла Огивли.

Почти тут же заявили о себе и противники идеи, чем вызвали болезненное удивление Питера Болея.

Кружок дамского чтения на своем очередном еженедельном заседании вынес осуждающую матч резолюцию, в которой ожидаемое событие было непостижимым образом охарактеризовано как "жестокая, бесчеловечная, деградационная демонстрация самых низменных инстинктов". А на собрании, устроенном по инициативе пастора методистской церкви, была вынесена старательно перепечатанная пастором же резолюция протеста, адресованная Питеру Болею, как председателю Комитета развлечений Купеческой ассоциации Холтвилля.

Питер Болей от изумления потерял дар речи, но, к счастью, в это время там случайно находился Гарри Ваутер, аптекарь, и он сказал следующее:

- Дамы, состоится не поединок, а показательное и познавательное выступление двух джентльменов, одного из которых мы знаем и уважаем вот уже три года.

Да, там будет обмен ударами, но исключительно в научных целях. Может, там и расквасят нос до крови, но ведь такое бывает и когда ваш ребенок, упав, ударится о деревянный ящик. Поэтому это нельзя называть жестокостью. Мистер Болей, я сам и большинство членов нашего комитета при всем уважении к вам вынуждены отклонить вашу просьбу.

Дамы в негодовании удалились, чтобы продолжить спор с мужьями за обеденным столом, но не добились успеха и там.

Часов в девять следующего утра жители Холтвилля с изумлением наблюдали за тем, как мужчина с голыми до колен ногами - впрочем, его руки и плечи тоже были оголены - в белых муслиновых кальсонах и короткой рубашке довольно споро, не глядя по сторонам, бежал по Главной улице и в конце ее свернул на узкую дорогу к пригороду. Волосы его развевались на ветру, а ощетиненные усы приводили в ужас.

Холтвилль ахнул.

- Это мистер Ноттер пары набирает, - пояснил Слим Перл, цирюльник, стоя в дверях своего заведения с кружкой для бритья в руке. - Похоже, ему надо сбросить фунтов восемь-девять.

Джон Симмонс, опускавший в это время тент над лавкой, остановился и обернулся было к бегущему, но, заметив ухмылку соседа, Питера Болея, бакалейщика, торопливо отвернулся и принялся закреплять тент.

Через час бакалейщик вошел в скобяную лавку и увидел, что ее владелец, голый по пояс, с книгой в руке стоит, нахмурившись, перед боксерской грушей.

- Хотел бы я знать, - начал Болей, усевшись на бочонок с гвоздями, как может помочь человеку, который готовится к поединку, бег по предместьям города в нижнем белье?

Ответом ему был страшный удар кулака Симмонса по боксерской груше.

- Пожалуй, вот так, - выдохнул он, не обращая внимания на Болея. - Тут написано, что наносить полный свинг в ухо следует, отставив ногу назад и послав тело всем весом в одну сторону.

Он остановил качающуюся грушу, отступил правой ногой назад, корпус наклонил вперед и изо всех сил опять ударил по груше.

- Смотри, Питер, правильно?

- Не знаю, правильно или нет, - горячо сказал бакалейщик, - но выглядит жутковато. Надеюсь, Джонас, что мистера Ноттера ты так не ударишь.

- Может, я его вообще не ударю, - ответил Симмонс мрачно. - Мне нужен напарник. Никто никогда не тренируется перед боем без напарника.

Это заявление Симмонса не далее как на следующий день привело к весьма грустным последствиям. Так как в Холтвилле нельзя было найти никого, кто бы пошел в напарники к Джонасу, Питер Болей решил принести в жертву науке самого себя. Они надели боксерские перчатки и через девять секунд в задней комнате скобяной лавки Симмонс так угостил бакалейщика в нос, что кровь хлынула из него, как из маленького фонтана.

- Бог мой, Джонас, ты что, - простонал Питер и опустил лицо в миску с водой.

- Мне ведь тренироваться нужно. Разве не так? - ответил тот. - Ты должен был сделать обманное движение, Питер, потом отступить в сторону и послать удар правой! Разве я не учил тебя, как защищаться от свинга?

Дальше тренироваться Симмонсу пришлось без напарника. Каждый день он часами работал с боксерской грушей и полностью ушел в упражнения, о которых вычитал в пособии для боксеров. Заглянув как-то под вечер в скобяную лавку, Питер Болей увидел, что хозяин, голый по пояс, прыгает как сумасшедший перед большим зеркалом, делая обманные удары и нанося свинги и апперкоты по собственному отражению.

Он одновременно перескакивал с ноги на ногу, дергал головой вправо и влево и выбрасывал вперед то одну, то другую руку, защищая лицо.

- Господи, Джонас, что ты делаешь? - воскликнул бакалейщик, застыв от удивления.

- Теневой бокс, - мрачно пояснил Симмонс, даже не оглянувшись.

Прошел месяц, наступил канун праздника.

В пятницу вечером, часов в десять, то есть поздно по меркам Холтвилля, Джонас Симмонс в одиночестве сидел в подсобке своей лавки, уперев ладони в подбородок и мрачно уставившись в темный угол. Это был трудный месяц. Он тренировался долго, старательно и упорно. А тем временем по городу ползли все новые и новые слухи о славной былой карьере мистера Ноттера.

Лицо Джона Симмонса меньше всего выражало радостное нетерпение.

- Чемпион Колумбуса среди любителей, - только проворчал он, и опять все стихло. Через какое-то время он встал, выключил свет и пошел наверх в кровать к жене. Ударив перед уходом по ящику, на котором сидел, он вновь громко сказал: - А Колумбус-то город немаленький.

На следующий день весь Холтвилль поднялся рано.

Ежегодный пикник Купеческой ассоциации был крупнейшим событием лета, даже более значительным, чем Республиканское ралли.

В роще Уеллмен, что в двух с небольшим милях от центра города, уже несколько лет подряд проводились фестивали. Вот туда в это свежее июльское утро и направлялись в фаэтонах и колясках, в автомобилях и пешком все жители Холтвилля и округа, предварительно заперев двери и окна и выпустив на волю кошек.

Семьи Джона Симмонса и Питера Болея, которые, впрочем, состояли только из них самих и их жен, так как обе пары были бездетными, прибыли вместе на пятиместной таратайке бакалейщика. С шести утра Болей уже несколько раз смотался туда и обратно с различными принадлежностями и приспособлениями для сегодняшних увеселений и игр.

Среди прочего там была бельевая веревка, снятая в его огороде. Ее натянули вокруг четырех столбов, огораживая площадку, "ринга" для главного события дня.

Джон Симмонс, сидя на переднем сиденье рядом с бакалейщиком, держал на коленях аккуратный пакет, в котором лежали тщательно упакованные две губки, четыре полотенца, комплект боксерских перчаток и его личный костюм для состязания.

Костюм привел в восторг двух-трех избранных друзей, которым было разрешено взглянуть на него. Сделаный из красного шелка и бело-голубого муслина прелестными ручками самой миссис Симмонс, он в точности повторял костюм Джесса Вилларда в его победном поединке с Джеком Джонсоном и был скопирован с фотографии, которую Слим Перл, цирюльник, нашел в старом номере "Полис газетт".