Полицейский усмехнулся. Лейтенант возмутился и запротестовал. Но Рик стоял на своем:

- Нет, лейтенант, никаких жалоб. Все равно вы его не найдете. Я пошел домой спать. Пока. Премного благодарен.

Он направился к двери, но на пороге остановился и повернул назад.

- Я только хотел бы знать вот что, - медленно проговорил он. Хендерсон глотнул из фляжки до меня и не заснул от этого. Что, это здесь бывает - два вида выпивки в одной посудине?

Тут усмехнулся и лейтенант:

- О, это одно из наших изобретений. Все просто, фляга внутри поделена на две части. Если нажать кнопку, например, справа, там виски, слева кое-что другое.

Их делают на заказ людям типа Хендерсона.

- Понятно, - сказал Рик. - Премного благодарен.

Кивнув на прощанье, он развернулся и вышел.

На следующий день Рик проснулся в отеле в полдень. Сначала он лишь смутно ощущал какую-то подавленность, но вдруг в его голове все прояснилось. Он вскочил с кровати, наполнил таз в умывальнике холодной водой, опустил туда голову, потом умылся и оделся. Спустившись в буфет, он съел шесть яиц и кусок ветчины размером в два квадратных фута. Расплатившись за завтрак, Рик вышел в холл и уселся в большое кожаное кресло.

- Ну что ж, - сказал он самому себе, - у меня остается четырнадцать долларов и двадцать центов.

К счастью, Хендерсон не заглянул в этот карман жилета, хотя из другого он вытащил часы. Да если их и продать, билет в Хоунвилль за такие деньги все равно не купишь. Он стоит пятьдесят восемь долларов. Пока телеграмма доберется до Фрейзера, я умру с голоду.

Давай думай.

Всю вторую половину дня Рик слонялся по отелю, тщетно стараясь заставить мозги работать. Как достать денег? Это казалось невозможным. Соревнования по отлавливанию бычков в Нью-Йорке не проводятся. Он рассмотрел все варианты - от подметания улиц до вождения машин. Может он водить машину по Нью-Йорку? В любом случае вряд ли этим как следует заработаешь. Но ведь мужчина может же что-то сделать!

Он так ничего и не решил до самого вечера. После обеда Рик побродил по Бродвею и купил билет на ревю. Он настроил себя на то, что оно ему понравится, потому как мистер Хендерсон сказал, что это мура.

Тот оказался прав - Рику было смертельно скучно.

Тем не менее он досидел до конца представления, а затем снова вышел на Бродвей.

Как он очутился "У Диксона", непонятно. Ему надо было выпить, он забрел туда и попал в "самое знаменитое кабаре Америки".

Рик сел за маленький столик в конце огромного роскошного зала и уставился на сцену с ее фокусниками, танцорами и певцами. И вот тут-то ему в голову пришла идея. И перед тем, как отправиться в постель, он принял решение попытаться уже завтра.

Утром Рик Дуггетт соответственно своему плану отправился в скобяную лавку на Шестой авеню и купил тридцать ярдов отличной пеньковой веревки и галлон неочищенного масла. Это обошлось ему в восемь долларов и шестьдесят центов. Он привез покупки в отель и три часа втирал масло в веревку, чтобы она стала такой гибкой и крепкой, как ему было нужно.

Соорудив на одном конце петлю и рядом - такую же, он сделал лассо длиной футов в шесть - размеры комнаты не позволяли больше - и стал размахивать им над головой. Вздох облегчения вырвался у Рика. Ах-ха!

Запястье у него по-прежнему гибкое и подвижное, еще немного его разработать, и будет то, что надо.

Рик вытащил из-под кровати свой дорожный саквояж, вытряхнул из него все и положил туда тщательно свернутую веревку. После чего, взяв саквояж, он вышел на улицу и направился к "Диксону". При входе он чуть замешкался, но затем решительно вошел внутрь и остановил у дверей раздевалки молодую женщину.

- Я хочу поговорить с менеджером шоу, - сказал Рик, держа в руке шляпу.

- Вы имеете в виду, со старшим официантом? - переспросила она.

- Не знаю, - ответил Дик. - Ну с тем, кто руководит шоу. Я видел его вчера.

- О! - усмехнулась она. - Так это кабаре.

- Возможно. Премного благодарен. В общем, я хочу его видеть.

- Это не так-то просто, - заявила молодая женщина. - Кабаре ведает сам босс. Сейчас узнаю. Пойдемте со мной.

Она провела его по узкому темному коридору в контору, где за столами и аппаратами сидели стенографистки и бухгалтеры, и подвела к молодому человеку с умным лицом и устрашающими усами. Молодой человек с плохо скрытой иронией оглядел пришедшего, и, когда наконец снизошел до разговора, в голосе его звучал сдержанный сарказм.

- Так, значит, вы хотите видеть мистера Диксона.

И что вам от него нужно?

- Послушай, сынок. - Рик улыбался достаточно спокойно. - Нам, конечно, интересно рассматривать друг друга, но сейчас у меня нет времени. Я Рик Дуггетт из Аризоны. Сообщи об этом своему мистеру Диксону.

Вот таким образом Рик пробился к Лонни Диксону, самому известному на Бродвее человеку, владельцу знаменитого кабаре. Это был крупный улыбчивый человек с доброжелательным лицом и острыми пронизывающими глазами. Когда Рик вошел в его офис, где Лонни Диксон сидел за большой плоской конторкой, заваленной бумагами, и раскуривал длинную тонкую сигару, он встал и протянул руку для приветствия.

- Джимми сказал мне, - заявил он добродушно, глядя Рику в глаза, - что меня хочет видеть дикий парень с Запада. Я вообще-то тоже в известном смысле такой, поэтому меня это не смущает. Но Джимми не назвал мне вашего имени...

- Дуггетт, - сказал Рик, пожимая протянутую руку.

- Приятно познакомиться, мистер Дуггетт. Чем могу быть полезен?

Рик колебался.

- Дело вот в чем, - наконец начал он. - Я из Аризоны. Мне дьявольски не повезло. Два дня тому назад у меня была такая пачка денег, что ею лошади рот можно было заткнуть. Но позавчера я ее просвистел, хотя вроде и не маленький. Теперь я совершенно пуст, а путь в Аризону очень-очень длинен. Прошлой ночью я был тут у вас, видел ваше шоу, и мне в голову пришла одна мысль.

Это такая новая для шоу штука, должно здорово получиться. Потому я подумал, что...

- И что это такое? - прервал мистер Диксон, чья любезность мигом испарилась, как только ему стала ясна цель визита: человек пришел в поисках работы.

- Нечто новое, - упрямо повторил Рик. - Не могу как следует объяснить, надо показать. Это займет десять минут. Все, что мне нужно, - это большая комната, ну скажем, двадцать на двадцать футов, и с высоким потолком.