Его арест, в котором никто не сомневался, подействовал на общество облегчающим образом. Наконец-то можно было вздохнуть свободно! Вечером играли в разные игры, танцевали. В особенности мисс Нелли была поразительно весела, доказывая этим, что если она и принимала благосклонно ухаживания Розэна, то теперь о нем больше не вспоминала. Я был окончательно побежден и ночью, при ясном свете луны, я признался ей в моей преданности с волнением, которое, казалось, понравилось ей.

На следующий день, к общему изумлению, стало известно, что улики против Розэна оказались недостаточными и его освободили.

Сын солидного негоцианта из Бордо, он представил бумаги, найденные в полном порядке. Кроме того, на руках его не оказалось следов раны.

— Бумаги, метрические свидетельства! — воскликнули враги Розэна. — Но Арсен Люпен доставит вам их сколько угодно. А что касается раны, то, значит, у него ее и не было.

Им возражали, что в момент кражи (и это было доказано) Розэн гулял на палубе. На это послышался ответ: «Разве такому человеку, как Арсен Люпен, необходимо присутствовать при краже, совершаемой им самим?!»

И притом, помимо иных соображений, был один пункт, которого даже самые завзятые скептики не могли опровергнуть: какой блондин, кроме Розэна, путешествовал один и носил имя, начинающееся с буквы Р? Несомненно, телеграмма говорила о Розэне.

И когда Розэн за несколько минут до завтрака храбро направился к нашей группе, мисс Нелли и леди Джерлэнд встали и ушли: ясное доказательство, что они его боялись.

Час спустя, рукописный циркуляр ходил из рук в руки между служащими парохода, матросами и пассажирами всех классов:

«Луи Розэн обещал сумму в десять тысяч франков тому, кто обнаружит Арсена Люпена или найдет похитителя драгоценностей».

— А если никто не поможет мне разыскать этого разбойника, — объявил Розэн капитану, — то я один справлюсь с ним.

Розэн против Арсена Люпена, или скорее, как потихоньку говорили, Арсен Люпен против Арсена Люпена. Борьба обещала быть интересной!

Она продолжалась два дня. Все видели, как Розэн бродил по палубе, вступал в разговоры со служащими, расспрашивал, допытываясь истины.

Даже ночью бродил он, как тень, то тут, то там. Капитан, со своей стороны, проявлял самую энергичную деятельность. Все уголки «Прованса» были тщательно обысканы.

Осмотрели все каюты без исключения под справедливым предлогом, что вещи могли быть спрятаны в любом месте, только не в каюте самого вора.

— Ведь найдут же наконец что-нибудь, не правда ли? — спросила меня мисс Нелли. — Будь он волшебник, и то все-таки не может сделать бриллианты и жемчуга невидимыми!

— Почему же не может? — возразил я. — Впрочем, надо было бы осмотреть еще подкладки наших шляп, жилетов и вообще всю нашу одежду.

И, показав на фотографический аппарат, которым я не переставал снимать ее в различных позах, я прибавил:

— Вот хоть бы в таком маленьком аппарате, разве не нашлось бы места для всех драгоценностей леди Джерлэнд? Делаешь вид, что снимаешь, — и дело в шляпе!

Обыск не дал никакого результата, кроме одного, восхитительного по своему комизму: у капитана украли часы!

Взбешенный, он удвоил усердие и еще тщательнее стал следить за Розэном, с которым имел несколько свиданий.

На следующий день часы нашлись между воротничками помощника капитана.

Все это походило на чудеса, ясно обрисовывая обычную манеру Арсена Люпена, умевшего издеваться над заинтересованными в деле лицами.

Он был вполне артистом своего дела и, когда я следил за Розэном, мрачным, упорным, и думал о двойственной роли, которую должен был разыгрывать знаменитый мошенник, я не мог говорить о нем без некоторого восхищения. Но вот в предпоследнюю ночь вахтенный офицер услыхал стоны в самом темном углу палубы. Приблизившись, он увидел какого-то человека, лежавшего на полу; голова его была закутана толстым серым шарфом, руки связаны тонким шнурком.

Когда его развязали, подняли, привели в себя, он оказался — Розэном.

Да, это был Розэн, на которого напали во время одной из его ночных экскурсий, связали и ограбили. Визитная карточка, приколотая булавкой к его одежде, гласила: «Арсен Люпен с благодарностью принимает десять тысяч франков, обещанных Розэном».

В действительности, в похищенном портфеле находились двадцать тысяч.

Конечно, несчастного обвинили в симуляции, но помимо того, что ему самому невозможно было связать себя таким образом, было удостоверено, что почерк на визитной карточке нисколько не был похож на почерк Люпена, воспроизведенный в одной газете, найденной на «Провансе».

Итак, Розэн не был Арсеном Люпеном, присутствие которого на корабле подтвердилось, однако, еще раз, да еще таким трагическим образом!

Паника охватила все общество. Никто не осмеливался более оставаться один в каюте, тем более отваживаться на прогулки по отдаленным местам парохода. Те, которые были уверены друг в друге, благоразумно предпочитали собираться все вместе, и даже между самыми близкими возникло инстинктивное недоверие.

Ведь всем угрожала не одна какая-нибудь личность, которую можно было выследить и сделать безопасной, — нет, Арсеном Люпеном мог оказаться каждый. Наше возбужденное воображение приписывало ему таинственную и безграничную власть. Предполагали, что он в состоянии замаскироваться самым неожиданным образом и превратиться то в уважаемого майора Раусона, то в благородного маркиза де Равердана или даже, отбросив уличавшую его букву Р, в любую личность, хотя бы известную всем, имеющую жену, детей, слуг и т.д.

Депеши беспроволочного телеграфа с американского берега не принесли, по-видимому, никаких известий, по крайней мере капитан ничего нам не сообщил. Его молчание не могло никого успокоить, поэтому последний день казался нам бесконечно длинным. Мы провели его в тоскливом ожидании приближающегося несчастья: ни кражи, ни простого нападения, а преступления, убийства…

Трудно было предположить, что Люпен удовольствуется лишь двумя незначительными кражами. Так как судовое начальство было бессильно, ему, неограниченному властелину парохода, стоило только захотеть. Все было в его власти: и жизнь людей, и их имущество!

То было чудное время для меня, так как ему я обязан доверием ко мне мисс Нелли. Потрясенная всеми этими происшествиями, робкая по природе, она постоянно искала возле меня защиты и безопасности, и это доставляло мне наслаждение. В душе я благословлял существование Арсена Люпена. Не он ли нас сблизил? Не по его ли милости я имел право предаваться чудным мечтам? То были и мечты о любви, и мечты не совсем платонические, — почему мне не сознаться в этом?

Род д'Андрези из Пуату — древний род, но герб его давно потускнел, и мне кажется, что желание придать ему прежний блеск вполне достойно дворянина.

Я чувствовал, что мои мечты нисколько не оскорбляли Нелли. Ее улыбающиеся глаза поощряли меня, нежность ее голоса подавала надежду. И до последнего момента мы не расставались, облокотившись рядом на борт парохода. А берега Америки все приближались и приближались. Розыски прекратились. Ждали конца. От первого класса до последних мест, где помещались эмигранты, все жадно ждали последней минуты, когда наконец объяснится неразрешенная загадка: под каким именем, под какою маской скрывался знаменитый Арсен Люпен?

И эта последняя минута наконец наступила! Проживи я еще сто лет, я не забуду ни малейшей ее подробности.

— Как вы бледны, мисс Нелли! — сказал я своей спутнице, в совершенном изнеможении опиравшейся на мою руку.

— Вы также, — ответила она, — вы страшно изменились в лице.

Спустили трап. Прежде чем нам предоставили доступ к нему, на борт поднялись таможенные чиновники, полицейские, комиссионеры.

— Меня не удивит, если Арсен Люпен окажется сбежавшим во время нашего плавания, — шепнула мне мисс Нелли.

Вдруг я вздрогнул и, отвечая на ее вопрос, сказал: