– Угу, идти, – согласился Колька и посмотрел на облепленные грязью носки кроссовок. Война окончилась 9-го мая 45-го года. Победой окончилась, это и первоклашки знают. Ну и все тут, что из себя героя строить? Его исчезновение ничего не решит, ему тут вообще делать нечего!

Но ПОКА не было сорок пятого. Пока ещё сорок второй, и немцы идут к Сталинграду, и Виттерман, наверное, расставляет своих "леших" на позиции для атаки. И Алесь смотрит непонимающе-тревожно и нетерпеливо, потому что для него нет увлекательной и жутковатой сказки. Какая уж тут сказка!…

Странствующий рыцарь – это непросто тот, кто странствует из страны в страну. По пути он должен помогать защищать правду и добро. Если конечно он – рыцарь.

– Конечно, пошли, – Колька перехватил винтовку удобнее. – Веди скорее!…

… До партизанского лагеря и в самом деле оставалось совсем не много. Страшное не на вид болото – бездонную полоску воды, черную и мрачную – Алесь преодолел уверенно и быстро. Под ногами казалось что-то вроде каменного мостика, хотя с обеих сторон ощущалась пугающая глубь. Мальчишки выбрались на ещё один остров – кажется, побольше прежних. Спереди ощутимо тянуло дымком, хотя ни звука не слышалось.

– А где охрана? – спросил Колька. Его трясло – и от предрассветного холодка, прохватившего мокрую одежду, и от мысли, что даже не с минуты на минуту может начаться бой, а секунды на секунду!

– С этой стороны никто не охраняет, – Алесь тоже вздрагивал, и только теперь Колька заметил, что его товарищ босой – наверное, ботинки стянуло ещё в болоте. – Вот сюда давай!

На них прыгнули без всякого киношного "стой, кто идет?!", и Колька даже дышать забыл, ощутив на шее приставленное твердой рукой лезвие ножа. Но сбоку кто-то невидимый спросил: "Алесь?!" – и добавил ещё несколько популярных слов, на которые Алесь ответил быстрой скороговоркой, после чего Кольку отпустили, и мальчишки бегом побежали за какой-то широкой спиной – между рисовавшихся смутными призраками шалашей. Колька понял – все вокруг видно не так уж плохо, и до него дошло, что рассвет начался. Следом за Алесем Колька, стукнувшись головой о подпорку, втиснулся в темный крохотный тамбур или коридорчик, впереди отдернулась плотная занавесь, и свет лампы полоснул по глазам. В шалаше пахло резкой химией, на сдвинутых ящиках лежали бумаги, горела сделанная из наряда коптилка (от нее и воняло), а с топчана поднимался бородатый мужик – он спал, даже не сняв сапог. Над грубым топчаном, застланным шинелью, висели бинокль, планшетка, пистолет в кобуре, русский автомат с диском, ещё что-то…

– Матерь божья! – ахнул бородатый. – Алесь?!. А это кто с тобой?!. Ты ж…

– Некогда, дядя Антось! – выпалил Алесь. – Поднимайте наших скорее, уходить надо быстро, немцы облаву устраивают! Продал кто-то нас!

– Ах ты… – Антось (как это по-русски-то?) вскочил, сна не осталось ни в одном глазу. Он, уже перепоясываясь, приказал вошедшему следом за мальчиками партизану – тому, что их вел: – Подъем по тревоге! На Попову Плешь уходим!

– Нельзя! – замотал головой Алесь. – Никак нельзя, егеря там! Я тропинку покажу, только быстрее!

– Слышал?! – командир выставил бороду в сторону партизана. – Мухой!

Тот выскочил наружу. Продолжая в бешеном темпе снаряжаться и одновременно запихивая в планшет бумаги со стола, Антось ошарашено бормотал:

– На Попову-то они как добрались?… Вот ведь… Алесь, много их?

– Жандармы и полицаи – человек семьдесят, – быстро ответил Колька, которому словно на странице книги представился разговор с Виттерманом. – Ими командирует Пауль. Этих… егерей – с десяток, но два пулемета.

– Точно, – подтвердил Алесь. – Вот они с Виттерманом на Поповой Плеши.

– С Виттерманом?… – Антось приладил на плечо автомат, выпрямился, и Колька вдруг сообразил, что без бороды партизанский командир оказался бы совсем молодым. Не "дядя", а "старший брат", не больше. Снаружи доносились неясные звуки, полязгивание железа, щепотки. В шалаше стало не повернуться – вошли трое, один – в военной форме без погон, со знакомыми Кольке только по фильмам кубиками в петлицах. Именно к нему обратился Антось: – Капитан, бери свою разведку, выдвигайтесь к секретам. Постреляйте, вроде мы ещё тут и никак не соберемся… – офицер вышел, отдав честь. – Товарищи, – обратился Антось к другим, – уходить будем не на Попову, там засада. Алесь покажет – куда.

Он хотел ещё что-то добавить, но с наружи донеслись несколько выстрелов, а потом стрельба – не рядом, но недалеко – стала густой и непрерывной. Жандармы и полицаи вступили в бой с охранением лагеря…

…Колька удивился, на сколько быстро и слаженно собрался партизанcкий отряд. Видно было – для этих людей не в новинку такие внезапные нападения, и немцам всяко не удалось бы их застать врасплох. Но, если бы не беспомощные, напоролись бы на огонь пулеметов и автоматов и были бы разбиты. А так немцы, не подозревавшие, что их хитрость "раскушена", сами оказались в незавидном положении. Правда, Колька это понял не сразу. Пока же он, сжимая винтовку, стоял возле шалаша, откуда все выскочили, и ощущал себя глупейше неприятно. Казалось, про него все забыли. Стрельба пугала, и он уже подумывал плюнуть на все и сдвинуть кроссовки… но тут из темноты появился возбужденный Алесь и хлопнул Кольку по плечу:

– Порядок! Идем с Андрыхевичем, я сказал, что кроме нас никто больше тропинки не найдет!

И Алесь быстро и толково объяснил Кольке весь план партизан, составленный на лету. Пока разведчики будут вести огонь, перестреливаясь с врагом, и создавая видимость, что партизаны все еще на острове, отряд уйдет по той тропе, которой пришли мальчишки. Часть партизан во главе с Андрыхевичем – комиссаром отряда – ударит в тыл засевшим на Поповой Лещи егерям, а остальные быстро проделают марш-бросок до города и разгромят остатки немецкого гарнизона, склады и хранилища горючего. Несколько словаков, находившихся в отряде, уверяли, что их соотечественники будут сопротивляться только для вида, а многие и просто присоединятся к партизанам, пользуясь неразберихой. Потом все три части отряда встретятся далеко отсюда – Алесь не уточнил, где.

– Жаль, ночь кончилась, – весело сказал Алесь. – ночью в лесу стрелять лучше, чем днем. Днем деревья мешают, а ночью их не видно… – и сам засмеялся своей шутке.

Колька криво улыбнулся. Его, если честно, не воодушевляла мысль о предстоящем бое, но и отказаться значило навлечь на себя необоснованные подозрения. И так черт знает почему никто не прицепится с расспросами, кто он, откуда и как познакомился с Алесем. Ну, это, может, в неразберихе. А потом? Да еще комиссар этот… По книжкам Колька составил себе о них впечатление, как об очень нетерпимых, подозрительных и даже свирепых людях.

Андрыхевич оказался совсем еще молодым мужиком, одетым, как горожанин – в пиджаке на рубашку, в брюках, но заправленных в сапоги. На голове у него набекрень сидело немецкое кепи, и вообще вид был смешной. Для Кольки, который привык, что воюющие люди – на чьей либо стороне они не сражались – обязательно носят разнообразные камуфляжи, ремни и подсумки. У Андрыхевича потертый револьвер торчал за самодельным поясом, на котором вдобавок висели несколько гранат и кинжал. Люди его, которых вели Алесь с Колькой (вернее – Алесь, но считалось, что оба), тоже не отличались военным видом, и Колька опасливо думал, вспоминая немцев, огромных, в их лохматых камуфляжах – не влипнуть бы с этими партизанами, которые и на бойцов-то не очень похожи

На этот раз короче и не таким сложным – может быть, потому что наступил фактически день, или еще почему, но болото уже не вызывало у Кольки прежнего страха, близкого к панике. До Поповой Плеши пробирались все вместе, а там Антось с большей частью отряда тронулся дальше – в город – ну а Андрыхевич со своими мальчишками остался на острове.

– Ну, всё, – сказал комиссар, перебрасывая из-за спины в руки немецкий автомат – такой же, как у Алеся. – Вы тут посидите, а мы пойдем дело делать.