19

СЕГОДНЯ несколько раз перечитал единственную страничку из дневника неизвестного сандиниста, погибшего на баррикаде в Манагуа. Строчки написаны не чернилами, а кровью:

«Умираю с верой в будущее. Оно прекрасно! Вижу его свет и слышу его песню. Это не мечта. Это наш завтрашний день. Завещаю его вам, дорогие мои братья!»

Это было все, что осталось от бойца. Небольшая реликвия, всего несколько строк. И вместо подписи — кровавые пятна. Как мне хотелось бы представить его живым! Это почти невозможно, потому что я ничего о нем не знаю. Но я уверен — он похож на всех тех, с кем мне приходится каждый день встречаться и разговаривать.

Перед ужином мы с Фредерико лежали на траве во дворе его дома. Говорили обо всем и любовались бесчисленными светлячками, которые вспыхивали вокруг нас, с наслаждением слушали неумолчный концерт кузнечиков. Память невольно вернула меня в детство, к моим друзьям из нашего села. Вот так же лежа на траве, мы допоздна пасли скот и под звездным куполом рассказывали истории одна страшнее другой… Такие вечера не забываются.

Вдруг тишину разорвали выстрелы и полицейские свистки. Стреляли совсем близко, около дома Фредерико. Он молча лежал на спине, подложив руки под голову, и не отрывал взгляда от изрешеченного светлячками полумрака.

— О чем задумался? — нарушил я молчание.

— Вспомнил ночи в горах и подумал о товарищах из Сальвадора, Гвинеи… — Он приподнялся и посмотрел на меня. Сколько решимости было в его глазах! Какую волю они излучали! — У нас многие считают, что наше счастье не будет полным, истинным только с победой революции в Никарагуа. Ведь наша победа была возможна только благодаря той помощи, которую мы получаем от боевых товарищей из Мексики, Сальвадора, Коста-Рики, Чили. Общее дело еще не завершено. Латинская Америка нуждается в нашей помощи… Будучи солдатом, — продолжал Фредерико, — я читал Паскаля. Мне запомнились его слова: «Настоящее никогда не было нашей конечной целью; прошлое и настоящее являются для нас средством достижения будущего — нашей конечной цели». Хорошо сказал этот мудрец, правда? И самое главное, верно. Очень хорошо понимаю, что не мы первые ступили на путь борьбы. Другие народы сделали это раньше нас, и мы сейчас их догоняем. И тем не менее наша задача вовсе не легка.

Фредерико сел, поджав жилистые ноги. Перед нами лежало озеро, а над ним — вечно недремлющий Момотомбо.

— Столетиями буржуазия и диктатор насаждали на этой земле только невежество, покорность. Столетиями, день за днем, из поколения в поколение, это убивало человеческое достоинство. Наши люди не видели ни другого неба, ни других звезд. Они боялись даже самих себя. Здесь нам предстоит много поработать. В завтрашний день мы должны прийти с другим сознанием, с чувствами хозяина, а не слуги. Это требует не только смелости, любви, но и неслыханной до сих пор самоотверженности.

— Разве революция еще не сделала такими ваши сердца и души?

— Ты меня не понял. Для меня быть самоотверженным значит не просто воевать и сгорать в огне революции, но и, победив в ней, после революции работать так, чтобы в завтрашнем дне воплотить свои мечты.

Снова раздались выстрелы. Пока продолжалась перестрелка, я думал о том, что в каждом никарагуанце живет тот неизвестный боец, который своей кровью написал несколько строк. Он завещал свой завтрашний день всем ныне живущим.

Мне очень хотелось, чтоб мой приятель рассказал о каком-нибудь интересном случае.

— Наверное, захват парламента — это одно из главных событий в твоей жизни? — начал я.

— Это событие действительно занимает историческое место в нашем революционном процессе. Политическое положение Никарагуа в 1978 году было сложным. Убийство доктора Педро Хоакина Чаморро дало новый толчок народному возмущению. Сомосовцы не только не успокоились, а, напротив, еще больше ожесточились. Участились случаи убийств женщин, детей, учителей. Кроме того, империализм планировал приостановить революционный процесс путем переворота, организованного крупным капиталом и реакционными кругами сомосовской гвардии. В ход была пущена идея — «сомосизм без Сомосы».

В создавшейся политической ситуации не оставалось ничего другого, как дать решительный и смелый отпор и одновременно с этим подготавливать условия для будущих революционных действий.

Так возникла идея напасть на парламент. Некоторые называли ее тогда безумной. И может, они имели на то право. Но после успешного проведения операции все поняли, что эта «безумная идея» была необходима. Почему? Нападение и захват парламента были тяжким ударом по сомосизму. Никогда еще ни один правящий режим не был так скомпрометирован. И сейчас, по истечении достаточного времени, стало ясно, что политические успехи гораздо важнее военных. В стране усилилось антисомосовское движение. Освобождение сандинистских политических заключенных усилило революционный оптимизм. Нападение на парламент еще выше подняло авторитет сандинистского движения. Оно окрепло и организационно, и идейно. Укрепились связи сандинистов с массами. Все это было смертельным ударом для диктатуры. Сомоса не предполагал, что в условиях репрессий может получить удар.

— Эти выводы крайне интересны. И я понимаю, что эта операция явилась катализатором революционного процесса. Но прошу тебя, расскажи мне подробнее, пока нас не прервали…

— Не скрою, всякое воспоминание о ней мне доставляет приятное переживание. Даже и сейчас, когда я встречаюсь с ее участниками, у меня поднимается настроение. Тогда 24 человека захватили парламент, в котором заседали депутаты. Среди депутатов были министры и другие лакеи Сомосы. Более двух тысяч сомосовцев оказалось в наших руках…

Он рассказывал, а я вспомнил, как несколько раз специально ходил в здание парламента, чтобы самому увидеть, где произошло это событие. И сейчас, слушая его, я не мог не удивляться дерзости их операции. Догадавшись, о чем я думаю, он усмехнулся и сказал:

— Кажется невероятным, что небольшая группа молодых людей успешно справилась с этим. Если подходить к этому только с военной меркой, действия сандинистов можно охарактеризовать как невероятные. Нам нечего было противопоставить современному оружию. Все прошло удачно благодаря уму, хитрости и высокому уровню революционной сознательности…

Бойцы отряда имени Ригоберто Лопеса Переса, укомплектованного лучшими силами сандинистов, разместились в одном из селений, отрекомендовавшись местным жителям семинаристами. Началась подготовка к операции, но уже с первых дней возникли непредвиденные осложнения. В то время сомосовцы регулярно проводили проверки домов, проверяли транспортные средства. Доставлять оружие оказалось делом невозможным, и это вынудило их на какое-то время остаться в селении. Не обошлось без курьезов. Какая-то женщина из обслуживающего персонала попросила «духовных» лиц окрестить ее ребенка.

— Пришлось заняться нам и этим, — рассмеялся рассказчик.

На следующий день после «крещения» должно было состояться заседание парламента, а бойцы не были еще достаточно подготовлены. Не была налажена и координация их действий. Возникло множество непредусмотренных планом проблем. А поскольку какой бы то ни было дополнительный риск был категорически запрещен, день начала операции перенесли. Наконец точное число было назначено — 22 августа 1978 года. В этот день на заседании должен был обсуждаться государственный бюджет. Обычно при обсуждении этого вопроса присутствуют все депутаты парламента.

Наступил решающий час. Бойцы разместились на нелегальных квартирах в столице. По заранее подготовленным сотрудниками Сандинистского фронта чертежам участники операции тщательно изучили расположение всех помещений парламента. Под видом курсантов училища национальной гвардии сандинисты должны были пройти мимо охраны. Но вот наконец все подготовлено — необходимая форма, автомашины, выкрашенные в зеленый цвет. Проведена последняя репетиция. Рассчитан каждый шаг, учтено все до мелочей — расстояния между помещениями, расположение окон, даже физические возможности каждого охранника.

Заседание парламента началось. Машины подъехали к определенному планом месту. Переодетые сандинисты быстро вышли из машин. Первым шел руководитель операции. Подражая сомосовским военачальникам, он с важным и самонадеянным видом направился к восточному входу в парламент, строго покрикивая на гвардейцев:

— Расступитесь! Шеф идет!

Гвардейцы послушно уступали дорогу «курсантам» из групп Доры Марии Телес и Уго Тореса.

В парламенте сандинисты стали хозяевами положения всего за несколько минут. Сомосовская охрана была разоружена и заменена их бойцами. Депутаты шепотом один другому стали передавать, что гвардейцы совершили государственный переворот.

Когда руководитель операции дал поверх голов автоматную очередь, государственные мужи попадали на пол, самые трусливые заползли под кресла. Один из гвардейцев успел спрятаться и при первом же удобном случае открыл огонь, но тут же был сражен пулей патриотов. Чей-то громкий голос выкрикнул: «Да здравствует Монимбо!» Это был пароль, который оповещал сандинистов об успешном захвате парламента.

В здание пытались прорваться гвардейцы. Были подняты в воздух вертолеты, однако сомосовцы ничего не могли добиться. Сомоса был вынужден согласиться на переговоры, хотя сначала не верил, что сандинистам удалось захватить парламент, и в бешенстве кричал: «Никаких переговоров! Все должны погибнуть!»

Однако присутствие среди задержанных Хосе Сомосы и Поляиса Дебайле вынудило его пойти на переговоры.