К счастью, остальной мир в порядке. Наверно, я сделал правильно, выбрав такси — транспорт, доступный бесчисленному множеству людей. Выехав на улицу, по которой ходят автобусы, я выскакиваю из такси у первой же телефонной будки. Сейчас в моих руках единственная сохранившаяся нить — номер телефона под планом на клочке бумаги. Конечно, если я буду действовать неловко, произойдет то же самое, что случилось там, за поворотом. Снимаю трубку и опускаю десятииеновую монету. Набираю номер, сейчас уже не занято — долгие гудки. Я прихожу в замешательство. Видимо, недостаточно собрался, рассчитывая на то, что там еще разговаривают. Может быть, положить трубку? В том состоянии, в каком я сейчас, мне вряд ли удастся решиться на что-либо, даже если ответят. Начинаю пересчитывать трещины в разбитом стекле кабины. Если четное число — подожду. Если нечетное — положу трубку. Но раньше, чем я успеваю пересчитать все трещины, десятииеновая монета проваливается — к телефону подошли.
Женский голос. Голос до ужаса отчетливый — несомненно, ее голос. Произношу первую пришедшую на ум ложь.
— Простите, пожалуйста. Я нашел бумажник, и в нем лежал листок с этим номером. Я решил на всякий случай позвонить…
Реакция совершенно неожиданная. Женщина на том конце провода рассмеялась. Низким, точно застревающим в горле голосом, но невинным, безразличным тоном:
— О-о, это вы? Что случилось?
— Я, понимаете, кто-то…
— Ну ладно, оставьте ваши шутки…
— Помогите мне! — молю я. — Я сейчас в телефонной будке у качала Взгорной улицы. Прошу вас, выйдите мне навстречу.
— Ну что вы, в такое время… вы, наверно, пьяны?
— Прошу вас! Мне очень плохо. Сделайте это для меня…
— Невозможный человек… ну ладно, ждите. Стойте на месте. Я выхожу…
Кладу трубку и без сил опускаюсь на пол прямо тут же, в кабине. В углу валяется скомканная газета, под ней чернеют высохшие испражнения. Не особенно пахнут, но я тем не менее невольно поднимаюсь. Какой мужчина сделал это?.. может быть, и женщина, нет, скорее мужчина… он очень долго терпел. Этот одинокий мужчина, который не может воспользоваться ни одной уборной из великого множества разбросанных по бесконечному лабиринту, именуемому городом… мне стало жутко, когда я представил себе скорченную фигуру этого мужчины в телефонной будке.
Конечно, совсем не обязательно, чтобы он был таким же, как я, человеком, потерявшим место, куда должен вернуться. Может быть, бродяга, даже не осознающий, что он потерял. Но между нами большой разницы нет. Врач, наверно, стал бы утверждать, что я потерял не то, что находилось за поворотом, а память. Но кто же в это поверит? Любой человек, каким бы здоровым он ни был, не может знать иных мест, кроме тех, что он знает. Любой, так же как и я сейчас, заключен в узкий, известный ему мирок. Поворот на улице, станция метро, кафе — действительно мал этот треугольник. Слишком мал. Ну а что произойдет, если этот треугольник увеличится в десять раз? Что изменится, если треугольник превратится в десятиугольник?
Если только знать, что этот десятиугольник не открытая карта, простирающаяся бесконечно… если только спаситель, пришедший на помощь по телефонному звонку, не окажется посланцем из другой карты и не заставит тебя понять, что твоя карта неполная, с множеством пропусков… тогда и этот человек заглянет за поворот, существующий и в то же время не существующий. Телефонный шнур превратился в петлю.
Дверь будки с силой захлопывается, но пружина отбрасывает ее немного назад, и остается щель сантиметра в три. Много прохожих. Но никто ко мне не обращается. Моей спасительницы пока не видно. Улыбаясь чему-то, быстро проходит мужчина. Беременная молодая женщина, все время поглядывая, как капает из ее сумки, в которой лежит мороженая рыба, пробирается сквозь море людей. На меня взглянул лишь один человек — бледный юноша лет семнадцати-восемнадцати. Он наполовину просунулся в будку, из которой я только что вышел, и, привычным движением что-то подбросив в нее, скрылся в толпе. Наверно, карточку с телефоном девицы.
Между машинами почти нет промежутков. Я с трудом перебегаю на другую сторону. Как раз напротив телефонной будки растут платаны. Их толстая шершавая кора указывает на значительный возраст, но они не настолько толстые, чтобы укрыться за ними. В нескольких шагах от метро темная щель, точно ее прогрыз червяк — узкая дорожка между лавкой, одновременно табачной и винной, и обувным магазинчиком. Как ни в чем не бывало я иду туда, как ни в чем не бывало прячусь в этой щели. В промежутке между беспрерывно текущими большими и маленькими машинами я внимательно слежу за телефонной будкой. Наконец появляется женщина. Когда человек так останавливается, его ни с кем не спутаешь — узнаешь сразу. Заглядывает в будку, смотрит вокруг, останавливается. Та самая женщина. Женщина из кафе, с распущенными волосами, сидевшая на табурете, закинув ногу на ногу… я сначала удивляюсь, но потом понимаю, что это совершенно естественно. Женщина отходит, потом возвращается, подходит к будке и снова заглядывает внутрь. Растерянно оглядывается по сторонам, опять останавливается. Однажды взгляд ее скользит по мне, но узкую темную щель она, видимо, не замечает. Я продолжаю прятаться, наблюдая за ней. Она беспокойно ищет, даже смотрит на небо. Раздавив зубами готовый вырваться вопль, я продолжаю сдерживать себя. Если она меня и найдет, все равно ничто не разрешится. Мне нужен сейчас мир, выбранный мной самим. Собственный мир, выбранный по собственной воле. Женщина ищет. Я продолжаю прятаться. Наконец она, отказавшись от мысли найти меня, медленно уходит, ее загораживают машины, и женщины уже больше не видно. Я тоже покидаю темную щель и иду в противоположную сторону. Иду по карте, понять которую не могу. Может быть, для того, чтобы прийти к женщине, я иду в противоположную от нее сторону?..
Не нужно искать дорогу в прошлое. Хватит звонить по телефону, записанному на бумажке. Поток машин неожиданно останавливается, потом все они, даже тяжелые грузовики, объезжают труп кошки, раздавленной, расплющенной, как лист бумаги. Бессознательно я начинаю подбирать имена для этой расплющенной кошки, и на моем лице расцветает щедрая улыбка.