– Ты права, Стэлла, к тому же нас не так много, чтобы притянуть её к нам всю, вместе с телом, - с грустью ответила Люмис.

Они потянули к ней руки, Марии стало страшно, она ощутила, как её отталкивают, и она падает, падает…

Мария резко дёрнулась, чуть не слетев в полки, и проснулась.

Давно не спавшая Дарина, хоть была ещё ночь, лазила на столе в поисках съестного.

"А всё из-за тебя, маленькая стервочка! - со злостью подумала Мария, переворачиваясь на другой бок, созерцая глухую стену. Что-то у меня больше нет желания тебя защищать! В следующий раз выпутывайся сама".

Поезд набирал бешеную скорость, колёса стучали в такт её сердцу.

Не одной Марии Золотаревой в эту ночь снились отвратительные сны. Чёрная волшебница Люмис в эту ночь тоже спала очень плохо, - расстроились из-за испорченного похищения; она вспоминала своё прошлое, ворочаясь в постели.

…Башня была влажной и холодной, как жаба. Люмис сжалась в углу на своей пышной кровати с атласным балдахином - жалкие остатки былого благополучия.

Странно выглядела эта пышная кровать во влажном склепе, скорее предназначенном для покойников, чем для живых людей. Впрочем, в подобных местах короли привыкли заживо хоронить узников, либо совершивших грех, либо ставших поперёк пути коронованным особам.

По каменным стенам тюрьмы текли мокрые слёзы сырости, ткали бесконечные путины огромные, чёрные пауки, по холодному каменному полу бегали крысы.

Её белые, тонкие пальцы сжались вокруг решётки маленького окошка - решётку она подпилила пилочкой для ногтей - много часов работы, но ещё не время, нужно дождаться полной темноты… Времени, когда суеверные жители ни за что не высунут нос даже в окна, не говоря уже о дверях. Им казалось, что их сразу же скушают вурдалаки или ведьмы.

… Наконец ночь опустила беззвёздную вуаль на маленький город, а в окошко внизу двери просунули еду. Люмис сняла пышное платье с множеством кружев - спасало от холода, но мешало двигаться, - завязала чёрные, как сама ночь волосы в косу, резким движением вырвала подпиленную решётку, бросив её на кровать.

В одной тонкой сорочке Люмис вынула из-под подушки сделанную из простынь и сорочек верёвку, привязала её к ножке кровати и полезла через узкое окошко, радуясь, что изрядно отощала за месяцы заключения.

Спускаться было тяжко, упираться подошвами в выемки между камнями кладки, во что только можно было упереться, сдирая кожу с ладоней; она с невыразимым ужасом слушала, как трещит верёвка.

"Только бы какая-то из простынь не оказалась слишком ветхой!" - молились Люмис.

Она не смотрела вниз, зная, что кажется муравьём на длинном стволе дерева, что падение будет неизмеримо долгим…

Наконец она коснулась земли подошвами ног и с огромным облегчением отпустила верёвку, розовую от её крови.

Ледяной ветер легко проник через тонкую рубашку. Она задрожала и пошла прочь быстрым шагом… Прочь от зла, горести, прошлого величия.

… Она остановилась возле широкого рва, наполненного казавшейся чёрной водой, в которой отражались звёзды.

"Как жаль, что я не люблю плавать", - подумалось ей. Но, зная, сколько эта тягучая, как сироп, вода хранит под собой костей нападавших на замок воинов, невольно содрогнулась. Люмис не была суеверной, но не хотела проплывать под скелетами. Она не раз слышала страшные рассказы, как скелеты затягивают в воду и топят живых людей. Ей не хотелось проверять легенды на своём опыте.

Но слуга, которого она подкупила заранее, если за долгие месяцы её заключения не потерял верность, должен был спрятать в кустах лодку. Ориентиром служило единственное дерево, растущее у воды. Плакучая ива окунала свои ветви в воду, оплакивая смерть умерших. На душе девушки стало тревожно.

Спустившись почти к самой воде, что стоило ей многих усилий, насилием над страхом, она нашарила привязанную к вылезающим из земли корням дерева лодку. В ней, заботливо спрятанной под грудой веток, крест-накрест лежали вёсла.

Мысленно поблагодарив слугу, который прислуживал ей и сестре с самого детства, Люмис дрожащими от холода и страха руками отвязала лодку, быстро села в неё, и погребла к берегу Её Свободы.

Свободы от условностей высшего света, от хороших манер, от приторной вежливости слуг, из-под которой просвечивался страх и ненависть.

Разумеется, полностью она не доверяла даже слуге, поэтому не просила его ни об одежде, ни об оружии.

"Пускай сообщит королю, что я убежала безоружная и беззащитная, ведь они не узнают точный день моего освобождения, в мою тюрьму редко кто-то заходит. Они не узнают, что я только сегодня поняла, что подпилила решётку настолько, что её легко выломать", - размышляла она с горечью. "Только после того, как моя не съеденная пища будет очень долго разлагаться и на запах наконец-то обратят внимания, думая, что это разлагаюсь я… Пройдёт очень много времени - и они никогда меня не поймают!"

… Довольно быстро переплыв ров и спрятав лодку в кустах на другой стороне, девушка быстро дошла до чёрного леса, ощетинившегося соснами и елями.

Ей снова стало страшно, хоть она и знала дорогу на память, так что могла пройти по ней даже в кромешной тьме, но ей пришлось прикрывать глаза руками от острых веток.

Она невольно вспомнила, как проезжала по этой дороге с пышной свитой, в драгоценном платье, в короне из белого золота… Как крестьяне и слуги собирались вдоль дороги, чтобы полюбоваться очаровательной принцессой.

"Конечно, наибольший восторг мои подданные испытывали, когда я проезжала вместе с сестрой. Очаровательные близнецы, совсем не похожие друг на друга, разные, как день и ночь. Но одинаково прелестные ".

На самом деле она не слишком любила свою сестру, потому как отец больше её любил: кроткую, послушную, нежную. Последние годы король испытывал к Люмис почти ненависть. Однажды она со своим старшим братом Джоном отправилась на охоту. И они угодили на отряд разведчиков из соседнего, не слишком дружелюбного королевства. Естественно, разведчики дрались не на жизнь, а насмерть, зная, что их ожидает не только смерть, а и пытки. Воины попытались перерезать им обратный путь. Люмис с обычным своим хладнокровием вынула из ножен меч, которым орудовала не хуже самого ловкого рыцаря, и ринулась в бой.

Джон постыдно кинулся бежать, но его лошадь, подстреленная из лука, выбросила его из седла на груду камней, - принц свернул себе шею.

Когда Люмис вернулась домой, усталая, раненая, окровавленная, но, - победительницей, собственный отец, король Сол, едва её не убил, услышав о смерти сына. Возможно, худшей новостью для надменного короля стала трусость бывшего наследника престола. Разумеется, для народа была преподнесена щадящая версия, что Джон погиб в пылу погони за врагами. Только она и Сол знали правду.

Люмис и раньше с трудом скрывала злость на отца, заточившего в монастыре её мать, после того как королева родила ему сына и двух дочерей. Сол без стеснения окружил себя молоденькими фаворитками. После смерти сына король стал блудить ещё охотнее, надеясь заполучить сына. А благодаря дочерям Сол мечтал породниться с правителями двух соседних держав, чтобы обеспечить поддержку соседей при нападении врагов. Глупышку Сьюзи - голубоглазую блондинку с послушным нравом - выдали за короля Ала, не принеся ему в приданное ничего, кроме слабой надежды заполучить трон после смерти Сола, если тому не получится "родить" сына, и если сына не родит Люмис. Но Ала покорила неземная прелесть, жизнерадостность и полная покорность невесты. К тому же вокруг было не слишком много королевств, и не слишком много принцесс.

"А я, будучи такой же красавицей, должна была достаться некрасивому седовласому садисту, безумному королю Брэму", - с горечью вспоминала Люмис прошлую боль.

Пробираясь между деревьями по узкой тропе, ориентируясь только на ощупь, она продолжала погружаться в море воспоминаний, иногда пекущее, как лава, иногда - обжигающее холодом.