Не добредя до кухни, я бессильно упала в кресло возле камина.

Что же мне делать?

Дневник жег руки, как раскаленный.

Что?

Тем более что та писательница, Роулинг, умерла-то давно, но когда истекает срок авторских прав, неизвестно. Какую бы правду я ни издала, под своим именем или, тем более, под именем самого Гарри Поттера (Господи, боже мой!), за нарушение авторских прав кому-то очень сильно попадет…

Но это не причина молчать, ведь верно?

Телефонный звонок, раздавшийся в пустом доме, заставил меня подскочить от неожиданности, как ошпаренную. Дрожащей рукой я нащупала трубку на столе и слабо в нее пробормотала:

"Д-да?"

В трубке повозились, покашляли, а потом голос, совершенно непохожий на того Мэтта, который еще недавно звонил мне и жадно выспрашивал подробности работы над книгой, сипло и блекло прошептал:

"Констанс?.."

"Мэтт?" - я потрясла телефон. Видимо, опять какие-то посторонние шумы. – "Что с тобой? Или у меня опять неполадки со связью, я тебя плохо слышу…"

"Констанс…" – снова с усилием выговорил Мэтт. Я испугалась. Если бы я не знала, что он всегда здоров, как бык, благодаря генетическим препаратам, то решила бы, что он смертельно болен. – "Ты… Прости, что отрываю, ты, наверное, работаешь, но…. Я… просто не знаю, что делать…"

"Мэтт, дорогой, что случилось?" – уже не на шутку испугалась я. Чтобы он не знал, что делать – я даже не могла вообразить себе эту ситуацию.

Мэтт помолчал и с трудом выдавил:

"Кайл умер. Ты не могла бы приехать?"

Дневник уже лежал рядом со мной на соседнем сидении внедорожника. Я проверила, нет ли где открытого окна, заперла дом на ключ, бухнула сумку рядом с дневником, включила антирадиационную защиту и завела тяжело ухнувший двигатель. Мимо проплыли плохо подстриженные бугры живой изгороди, затем остатки полуразрушенной ограды из дикого камня, затем желтые купы болотных дроков и тупое рыло погруженного в жадную тягучую жижу фюзеляжа старого истребителя – местная достопримечательность. А затем я свернула на более или менее утрамбованную дорогу и помчалась к шоссе. Отражающийся в зеркале заднего вида дом точно помахал мне на прощание.

Он принял меня.