Подлинное богословие всегда богочеловечно. Если источник богословия всегда находится в Боге, то в чем должно выражаться человеческое соработничество? Прежде всего в обращенности, открытости человеческого сердца к божественной любви, в преображении всей жизни человека через вселение Святого Духа. Поэтому богословие — это не просто ученое занятие, которому можно предаваться несколько часов в неделю, а всеобъемлющий образ жизни. Не может быть подлинного богословия без стремления к совершенству. Поэтому, по единодушному мнению святых отцов, подлинные богословы, — это, несомненно, святые.

Следует отметить, что наименование богословия наукой порождает некую двусмысленность. И в самом деле: можем ли мы назвать богословие наукой наряду, например, с геологией, ботаникой, математикой и т. п.? Очевидно, что нет, потому что во всех естественных науках от ученого требуется прежде всего собрать факты с максимально возможной точностью, затем с бесстрастной строгостью их проанализировать и сделать некоторые выводы. При этом нравственная жизнь ученого принципиального значения не имеет.

Богословие, конечно, тоже научно. Оно научно в том смысле, что стремится к точности и интеллектуальной строгости, но само по себе это не составляет сущности богословия.

Вот, например, что говорит прп. Иоанн Кассиан: «Проникнуть в основание и сердцевину небесных слов, созерцать в них глубокие и сокрытые тайны очищенным взглядом сердца — этого не достигнет ни человеческая наука, ни мирская образованность, но только чистота души через просвещение Святым Духом» (Собеседования [14, 9]) (Цит. по [4, 98]).

В отличие от других наук богословие всегда требует личностного отношения к Богу. Оно охватывает человека во всей его полноте и не просто охватывает и увлекает, но еще и требует от человека внутреннего преображения.

У Евагрия Понтийского мы находим замечательный образ того, что есть подлинное богословие. Евагрий уподобляет богослова возлюбленному ученику Спасителя, который на Тайной Вечери возлежал на груди Своего Спасителя. Он говорит:

«Грудь Господня есть ведение Бога, и припадающий к ней станет богословом» (Зерцало иноков и инокинь, 120) [2, 136].

Без такого теснейшего личного общения с Богом богословие неизбежно вырождается в псевдобогословие (ψευδοθεολογία). Св. Диадох сказал, что «нет ничего более скудного и бедного, чем философствующий о Боге ум, сам находящийся вне Бога» (Цит. по [1, 6]).

Каждый богослов призван вступить на этот путь самоочищения, путь катарсиса. Что включает в себя этот путь? Во-первых, конечно, покаяние, что означает не только изменение ума (буквальное значение греческого слова «μετανοία»), но и кризис, суд человека над собой, приводящий к полной переориентации личности, ее радикальному обновлению.

Прп. Иоанн Лествичник учит, что «покаяние есть завет с Богом об исправлении жизни» [5, 70].

Это говорит о том, что покаяние не может быть, как полагают протестанты, однократным мгновенным актом. Покаяние, с одной стороны, действительно есть акт обращения, но с другой — это непрерывный процесс, это и исходный пункт нашего движения к Богу, но и нечто такое, что должно присутствовать в человеке в течение всей его земной жизни, чего человек не может оставить до последнего своего вздоха.

Человек, желающий заниматься богословием, должен стремиться уподобиться авве Сисою, который, несмотря на свою очевидную для окружающих святость, умирая, сказал: «Не знаю, положил ли я хотя бы начало покаянию» (Цит. по [1, 7]).

Богословие невозможно не только без покаяния, но и без того, что в святоотеческой литературе именуется словом «аскезис», т. е. непрестанного аскетического усилия в самом широком смысле этого слова.

Занятие богословием предполагает работу человека над собой. Святитель Григорий Назианзин учит:

«Желаешь ли со временем стать богословом… — соблюди заповеди и не выступай из повеления, ибо дела, как ступени, ведут к созерцанию» (Цит. по [6, 103]).

А его современник, святитель Григорий Нисский, говорит, что если мы хотим заниматься богословием, наша жизнь должна соответствовать нашей вере; ибо не может быть «православия» без «праводелания» [1, 8].

В чем смысл вообще любой аскетической практики? В том, чтобы привести человека к отказу от эгоцентризма, к обретению того, что на традиционном церковном языке называется смирением. Без смирения невозможна жизнь в сообществе, основанном на таинствах Крещения и Евхаристии. Значение аскезы в деле богопознания состоит в том, чтобы расчистить сердцевину человеческой личности от всех греховных наслоений, которые скрывают от человека свет Божества, не позволяют ему стать причастником Святого Духа. Прп. Максим Исповедник говорит:

«Переходящий от аскезы к внутренней свободе стяжает созерцание в Духе Святом истины существ и вещей» (Ambiqua) (Цит. по [4, 131]).

Наконец, подлинного богословия не может быть без молитвы. По учению практически всех отцов Церкви богословие и молитва самым тесным образом связаны между собой. Всем нам хорошо известны слова благоразумного разбойника, которые он произнес на кресте: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое» (Лк. 23, 42). Эти слова у нас, наверное, никогда не ассоциировались с богословием.

Но вот святой Модест Иерусалимский (VII век) эти слова благоразумного разбойника прямо называет богословием, теологией. Подлинное богословие всегда тесно связано с молитвой, прославлением Бога, желанием человека самому стать гимном во Славу Божию.

Поэтому свт. Григорий Нисский считает, что богословие соединяет нас с ангелами, назначение которых есть по преимуществу славословие, а святой Диадох говорит, что богословие делает душу соучастницей ангельской Литургии [1, 9].

Еще две цитаты по этой же теме. Прп. Исаак Сирин (73-й аскетический трактат):

«Никогда не приближайся к содержащимся в Писании словам таинства без того, чтобы помолиться и попросить помощи у Бога, но говори: Господи, дай мне ощутить могущество Писания. Считай молитву ключом, открывающим его подлинный смысл» (Цит. по [4, 99]).

Ориген, Письмо к святителю Григорию Чудотворцу: «Итак, вложи все твое усердие в чтение Писания с верой и с искренним прилежанием, угодным Богу. Недостаточно стучать и искать, но чтобы стяжать понимание Божественных вещей прежде всего потребна молитва» (Цит. по [4, 98]).