– Боюсь, что у нас с ним разные представления о «парадном», – сказал Слайдер. Он отодвинул от себя чашку с давно остывшим чаем и поднялся с места. – Я, пожалуй, пойду, надо разобраться с бумагами.

Возвращаясь в свой кабинет, он размышлял по дороге о последних днях старшего полицейского офицера Роберта Скотта Диксона, которого подчиненные называли меж собой просто Джордж. Нет, он не умер за своим рабочим столом, как ему предсказывали не остывшие от хорошей взбучки констебли нескольких поколений. Правда, отчасти так и вышло – он потерял сознание, когда его поразил первый сердечный приступ и кроме врачей скорой помощи понадобились усилия еще четырех сотрудников, чтобы вытащить его из-за стола и снести вниз к машине – шеф отличался крепким телосложением.

На следующий же день Слайдер навестил его в госпитале и с трудом узнал Диксона в человеке, который лежал на высокой белой кровати, опутанный множеством проводов, соединявших странным образом уменьшившееся тело с электрической сетью и полдюжиной мониторов. Он совсем затерялся среди массы окружавшей его аппаратуры. Лицо его было бледное и такое чистое, что создавалось впечатление, будто санитарки постарались не просто вымыть пациента, но и соскрести с него тот налет бесцеремонности, который был всем хорошо знаком. Только вот руки, лежавшие поверх белой простыни, смогли все же противостоять процедуре очищения – указательный и средний пальцы на каждой из них были до самого сгиба рыжего цвета, как будто он всю жизнь курил одновременно две сигареты. Впервые он выглядел, как пожилой человек, и Слайдера неожиданно посетила тревожная мысль о скором конце того, кто в его глазах имел настолько мало общего с обыкновенными людьми, что и смертным был едва ли.

Второй сердечный приступ, случившийся на следующий день, был не таким сильным, как первый, но и этого хватило, чтобы поставить точку. Однако истинная причина смерти, как представлялось Слайдеру, была совсем иной. Он давно почувствовал, что кто-то заинтересован в скорейшем уходе Диксона. Особенно это стало заметно в последнее время, хотя пресса была полна похвальных откликов о работе департамента после успешного расследования того, что бульварные листки называли «убийствами по заказу смерти». Но и тут, когда под его руководством были получены ощутимые результаты, Диксон не стремился попадать в объектив телекамеры. Он вообще не соответствовал ни образу худощавого ловца удачи с проницательными глазами, ни располагающего к доверию старины-коппера. Человек настроения, он скорее был похож на передвижную гору Этну, извергающую облака вулканического пепла. Вопросы журналистов встречались в штыки, и им разве что не советовали не совать свой нос в чужие дела. Стоя рядом с шефом в такие минуты, Слайдер с ужасом представлял себе, как местный редактор торопливо заменяет одобрительно-шутливый заголовок «Портрет Диксона на зеленом фоне Шеферд-Буша» на сердито-риторический «А что он сам о себе думает?»

Но, в конечном счете, если наверху захотят, то повод всегда найдется, тем более что недочеты в работе Диксона были столь же очевидны и многочисленны, как и его достижения. И вот сначала местное руководство оказалось вовлеченным в какую-то закулисную игру, а затем завязался флирт с сотрудниками из команды Диксона, у которых откровенно требовали компромат на своего шефа. Слайдер, которого Атертон по-дружески называл БОССИК, что означало «Божий Одуванчик Среди Сплетников, Интриганов и Карьеристов», некоторое время не мог вникнуть в суть происходящего. Когда наконец пришла и его очередь, он был буквально ошарашен адресованными ему в завуалированной форме посулами и угрозами. Пришлось Атертону и Джоанне соединить свои усилия, чтобы раскрыть ему глаза, после чего у него вдруг возникло желание вернуться и разбить кое-кому нос. Он бы так и поступил, не убеди его друзья, что, сам того не сознавая, он избрал во время беседы лучшую тактику, чем если бы с самого начало был в курсе всех событий.

Слайдер внял голосу разума, но продолжал испытывать одновременно злость и досаду.

– Если бы я тогда догадался, куда они клонят!.. А их вопросы?.. Вы только представьте, этим недоноскам нужно подтверждение, что Диксон расист. Вот что, оказывается, имелось в виду, когда они спрашивали, отчего это в нашей фирме нет ни одного чернокожего констебля...

– Забудь это слово – «чернокожий»! Гораздо лучше сказать «эпидермозатрагиваемый».

– Заткнись, Джим, – сказала Джоанна. – Речь идет о серьезных вещах.

– Для Диксона все люди были просто люди, не важно, какого пола или цвета кожи. А чего стоит вся эта болтовня насчет его отношения к прессе?! Может ли вообще какой-нибудь коппер ублажить этих шакалов, не скормив им свои яйца в сдобе?

– Для всех нас, – неожиданно серьезно заговорил Атертон, – самое разумное – это на время пригнуть голову. Когда дерьмо падает на лопасти вентилятора, лучше быть живым трусом, чем павшим героем.

– Ненавижу, когда ты так говоришь, – сказала Джоанна с горечью.

– Это из сборника афоризмов Майкла Дугласа, – заметил обиженный Атертон.

– Ты сейчас напоминаешь молодого и не очень умного судебного исполнителя, который старается произвести впечатление на машинисток.

– А лояльность? – последовал вопрос Слайдера, который был зол настолько, что не замечал посторонних реплик.

– Это далеко не однозначная вещь, – сказал Атертон как бы в свое оправдание. – Ты уверен, что Диксон был бы лоялен к тебе?

– Да.

– Даже если бы ты серьезно провинился?

– Он ни в чем не виноват, – парировал расстроенный Слайдер.

– Тогда ему нечего опасаться, – с убийственной логикой заключил Атертон.

Попробовав все возможные варианты, влиятельные люди решили сделать упор на злоупотреблении алкогольными напитками, о чем Слайдер впервые услышал от самого Диксона.

Это произошло, когда их обычная служебная беседа в кабинете Диксона близилась к своему завершению. Слайдер, ожидавший, что шеф его вот-вот отпустит, вдруг заметил в нем какую-то странную перемену.

– Мне предложено встать на компьютерный учет. Вот письмо от Регги Везерспуна, – неожиданно произнес Диксон, вялым жестом указывая на подрагивающий приемный лоток. Речь шла о начальнике полиции округа.

– Но сэр?

– Послушай Билл, не смотри на меня такими невинными глазами! Тебе же все прекрасно известно. Ведь ты пил чай у этого самого Везерспуна на прошлой неделе. Или я ошибаюсь? – Диксон старался выглядеть сердитым, что не скрылось от глаз Слайдера. Выражение лица шефа было настороженным, как у человека, который старается определить, кто его настоящие друзья. А может быть, просто хочет оценить свои собственные возможности.

– Мне предложено сделать выбор: либо я соглашаюсь на перевод в другое место, либо прохожу официальную проверку степени моей алкогольной зависимости, в результате которой будет признана моя непригодность к исполнению служебных обязанностей и последует неминуемая отставка. Таким образом, теперь все зависит от меня самого, как сказал Везерспун; я могу избрать легкий или трудный путь.

– Уверен, что вы им так просто не сдадитесь, – сказал Слайдер. Ведь Диксон его ни о чем не спрашивал; ему необходимо было еще раз убедиться в правоте своей позиции. За время совместной работы Слайдер успел изучить своего шефа во всех ипостасях, но сейчас он видел перед собой совершенно незнакомого Диксона. Не было никаких признаков того, что он был зол, подавлен или же испытывал какой-то страх перед будущим. Напротив, в нем чувствовалось такое внутреннее спокойствие, скорее даже отстраненность, как будто он был вынужден проявлять вежливое внимание к ребенку своего друга, в то время как его ум занимали совсем другие мысли.

– Утомление вследствие злоупотребления алкогольными напитками, – задумчиво произнес Диксон. – Не знаю. Но будет пятно в моем послужном списке.

– Ничего у них не выйдет, – сказал Слайдер. – Это еще нужно доказать. А здесь каждый...

– ... получит приглашение на официальный разговор. Потребуют сделать соответствующие заявления. Кое-какие имена возьмут на заметку, чтобы припомнить при случае, а для неявки не будет никаких уважительных причин. Если ты не друг, значит – враг. Не забывай об этом.