Теперь, когда все было кончено, плечи Лараджин начали трястись. Она нашла себя плачущей: не столько от стычки со смертью, сколько от того факта, что Тал бросил ее, когда она нуждалась в нем больше всего.

Сначала Лараджин не поняла, что кто-то есть в библиотеке. Треск огня в камине приглушал тихий скрип кожи, а высокая спинка и подголовник кресла скрывали человека, сидящего в нем. Она стирала пыль с полки, слишком увлеченная своими мыслями, чтобы класть обратно книги старшего хозяина в том же порядке, хотя знала, что позже будет ловить упреки от господина Кейла за свою небрежность. Книги были все одинаковы для нее: заплесневелые, в кожаных переплетах тома, заполненные историями о давно умерших людях. Эльфийском народе. После вчерашней встречи с диким эльфом, эльфы были последней вещью, о которой Лараджин хотела думать.

И только когда она подошла ближе к огню, чтобы вытереть пыль с шахматной доски и собрать пустые винные кубки со стола рядом с ней, она почувствовала слабый запах сточных вод, не совсем скрытый запахом мыла. Она заглянула через край кресла с подголовником и увидела того человека, которого искала весь день: Тала.

Он смотрел на огонь обеспокоенными глазами. Его широкие руки были сомкнутые вместе перед лицом, и подбородок опирался на них. Лицо его было чисто выбритым, и он переоделся в новую одежду.

Лараджин постучала щеткой для обметания пыли по столу. Пешка опрокинулась и покатилась по шахматной доске, затем со стуком упала на каменный пол.

Тал поднял глаза, впервые заметив Лараджин. Ряд эмоций пересек его лицо: удивление, облегчение, чувство вины. Он вскочил на ноги и протянул руки, чтобы обнять ее одним из своих медвежьих объятий, но Лараджин резко оттолкнулась назад. Ее нога ударила стол, сбив остальные шахматные фигуры. Она даже не остановилась, чтобы побеспокоится о том факте, что только что разрушила ход игры-состязания в остроумии между господином Кейлом и господином Тамалоном Старшим. Гнев господина Кейла казался несущественным, сейчас.

— Лараджин, я… — Тал опустил руки. — Благодарение богам, что с тобой все в порядке. Эти крысы…

— Почему ты сбежал? — спросила Лараджин. Она хотел выплеснуть на него свой гнев, бить руками его широкую грудь и рассказать ему, как страшно ей было, сказать, что она чуть не погибла. Девушка пострадала приблизительно от дюжины укусов, и хотя они были только поверхностными, они причиняли ей острую боль.

— Я должен был уйти, — ответил Тал. Отчаяние отображалось в его глазах. — Я не мог рисковать, что… я мог бы…

Лараджин села на стол рядом с разбросанными шахматными фигурами. Теперь, когда она была лицом к лицу с Талом, боль в ранах стала холодной и острой, как кончик сосульки, которую она использовала, чтобы убивать крыс. Не говоря ни слова, она подтянула подол юбки, чтобы показать ему укусы на ноге. Кожа вокруг повязки была распухшей и красной.

— Ты обработала раны? — спросил Тал с беспокойством в глазах. — Крысы — больные существа. Их укусы…

— Ты знаешь, как пользоваться ножом, — сказала Лараджин. — Ты один из лучших учеников мастера Феррика. Если бы ты остался защитить меня, то никаких укусов у меня бы не было. Я только хочу знать, почему ты убежал, Тал. Почему?

Тал опустился в кресло с тяжелым вздохом. Он уставился на повязку на запястье Лараджин. На этот раз, когда он протянул к ней руку, Лараджин позволила ему взять свою. В течение долгого времени, они молча сидели, слушая потрескивание огня. Все это время в глазах Тала отображалась борьба с самим собой.

— Лараджин, — сказал он, наклоняясь ближе. — Я должен сообщить тебе кое-что о себе. Я…

В тот момент в библиотеку открылась дверь. Господин Тамалон Старший шагнул в комнату, затем остановился, увидев Лараджин и Тала, сидящих у камина. Темные брови поднялись, когда его проницательные глаза увидели руку Лараджин в руке у Тала. Испугавшись, Лараджин резко убрала ее и поспешно опустила юбку своей формы. Глаза старого господина сузились. Когда Лараджин поняла, о чем он мог подумать, ее лицо покраснело.

В то время как Тал стоял, смотря отцу в глаза, Лараджин наклонила голову и начала нервно собирать шахматные фигуры назад на доску. Они продолжали падать, и вскоре черные и белые перемешались.

Тал мгновенно прочитал строгий взгляд отца.

— Отец, я могу объяснить. Лараджин… Мы…

— Тал, я хочу поговорить с тобой, — сказал Тамалон. Он использовал свой тихий голос, тот, который он всегда использовал, когда Лараджин и Тал были просто детьми, возящимися вместе по залам и очертя голову бегающими между сановников и гостей.

Краем глаза, Лараджин увидела, что плечи Тала тяжело опустились. Еще раз, второй сын разочаровал отца. На этот раз он не был виноват, но не мог объяснить почему — если хотел сохранить в тайне ее набег в канализацию.

Лараджин точно знала, что чувствовал Тал. Набравшись храбрости, она выпрямилась и встретилась глазами с хозяином, но его взгляд заставил ее замолчать.

— Оставь нас, Лараджин, — сказал он. — Настало время немного поговорить с моим сыном о самообладании.

Выражение лица Тала было смесью отчаяния и страха. В последний раз взглянув на него, Лараджин поспешила из комнаты.

— Тал и я не делали ничего плохого! — сказала Лараджин угрюмо. — Хозяин лжет, если говорит, что мы что-то делали.

Когда ее отец поднял руку, Лараджин внезапно поняла, что зашла слишком далеко. Защищать себя — это одно, но сомневаться в словах господина — это совсем другой вопрос. Она поморщилась, но осталась стоять на месте, ожидая пощечины.

Отец остановился с поднятой дрожащей рукой, заметно борясь с собой, чтобы сдержать свой гнев. Талит Веллран был добрым мужчиной, который никогда не брал кнут за все сорок лет, в течение которых он заботился о лошадях семейства Ускевренов. Хотя они с женой часто ссорились, Лараджин никогда не видела, чтобы отец бил мать. Теперь, когда он смотрел на Лараджин, его глаза пылали.

Талит посмотрел на руку, как будто бы она его предала, затем пробежал мозолистой ладонью по гладко выбритой голове. Он зашагал в расстройстве между висящим бельем, прихрамывая на одну ногу, поврежденную много лет назад. Старая травма беспокоила его только тогда, когда погода менялась к худшему. За закрытым окном, вечерний воздух был тихим и холодным, но Лараджин чувствовала грядущую бурю эмоций.

Они стояли в сушильной комнате среди потрескивающих жаровен и веревок для белья с сохнущими скатертями, где Лараджин складывала чистое белье. Талит пришел прямо из конюшни и все еще был одет в свой кожаный фартук. Его белая хлопковая рубашка с золотистыми и голубыми полосами запачкалась и воняла лошадьми и сеном. В отличие от домашних слуг, его работа заканчивалась в начале вечера, после кормления лошадей. Однако он часто работал до поздней ночи. Лараджин делала то же самое — за исключением того, что ее дополнительные обязанности были наказанием от господина Кейла, выполняемыми против воли, а не добровольно.

— Ты должна понимать последствия, — произнес отец напряженным голосом. Его глаза ни разу не встретились со взглядом Лараджин. — Привязанность между господином и служанкой всегда плохо заканчивается. Молодой господин непременно посчитал бы своим долгом обеспечить содержание любого ребенка от подобного союза, но внебрачный ребенок принес бы неприятности семьи Ускевренов. Ты не смогла бы исполнять свои обязанности, если бы вынашивала и нянчила младенца и…

— Это — то, что наиболее важно для тебя? — вставила Лараджин. — Неприятности господина? И мои обязанности? Правда а?

Отец повернулся к ней с огорченным выражением.

— Обязанность иногда более важна, чем правда, — сказал он сердито. — Обязанность держит вместе домашнее хозяйство — и семьи. Если бы не моя обязанность твоей матери, ты… — Он внезапно остановился, как будто сказал слишком много.