Глава 11 Сильвер

17 лет

Время имеет важное значение.

Папочка говорит, что время - это самая важная вещь в мире.

Вы не можете начать что-то слишком рано или слишком поздно. Доля секунды может повлиять не только на решение важнейших событий, но и на определение жизни человека.

Я узнала о важности выбора времени и от папы, и от мамы. Учитывая их политическую карьеру, время играет огромную роль в их жизни. Они никогда не выходят за рамки времени, отведённого им для выступления в парламенте. Они просто сообщают точную информацию, которая не только передаёт их точку зрения, но и заставляет их оппонентов остановиться и подумать о возможном возражении.

И все же в последнее время у меня появилось это ноющее чувство, что я упустила время для чего-то.

Чего, я не знаю.

Это не могло быть ни репетицией на фортепиано, ни моими выходными с мамой, ни даже домашними инструктажами папы.

В последнее время у нас как будто парламент дома. Все там, во главе с Фредериком, и это почти как досрочные выборы. Хотя мне нравится разговаривать с папиными друзьями и участвовать в дебатах, мне не нравится ощущение пустоты, всё больше он отдаляется от меня.

У мамы все хорошо, даже после того, как папа начал встречаться с Хелен. На самом деле, это слишком хорошо, что это начинает поднимать тревогу. Теперь она ходит на свидания, чтобы найти потенциального мужчину, на которого можно положиться — её слова, а не мои.

Это мама? Не поэтому ли я чувствую, что сейчас неподходящее время? Я посылаю ей сообщение, чтобы сказать, что люблю её и скучаю по ней.

Если бы мы не были на ужине, я бы позвонила, но папе не нравится, когда я говорю с мамой или о маме в присутствии Хелен. Не то чтобы она возражала, она сама мне об этом сказала. Она сказала, что мама - часть меня, и никто не может отнять её у меня.

Я ужасно сильно обняла Хелен за эти слова.

Папа замечательный, но он не понимает моего постоянного беспокойства о маме. Он говорит, что она взрослая и должна беспокоиться обо мне, а не наоборот.

Но папа не знает о психическом состоянии мамы. Все, что они делают, это сражаются.

Даже после девяти лет развода.

Мы вчетвером сидим за маленьким столом на кухне. Хелен не нравится большая столовая, когда там только мы. Она сказала, что он кажется безличным и одиноким, в то время как этот более уютный и создаёт семейную атмосферу.

Я считаю всех здесь членами семьи — за исключением того, кто сидит напротив меня.

Коул ест стейк и хвалит стряпню своей матери и папу за то, что они выбрали корейскую говядину. Затем они заводят разговор об экономическом обмене с Южной Кореей и его преимуществах.

В это Коул профессионал. Он знает всё обо всём. Он даже выдаёт цифры и статистику. Друзья папочки любят его, потому что он согласен с ними. Не так, как преемник, а, скорее, как человек, который сделал свою домашнюю работу, отказался от всего остального и остановился на них. Он делает вид, что они ему нравятся не потому, что он должен, а потому, что он этого хочет.

Лжец.

Он самый большой лжец на свете. Из его уст больше не выходит ничего, во что я верю, как в истину.

Коул так хорошо овладел искусством лжи, что ему даже удаётся убедить тебя в том, что правда тоже может быть ложью.

Он слишком увлекается играми разума и наблюдает, как люди спотыкаются о самих себя. Наблюдать за тем, как кто-то волнуется, потому что он не видел вопроса или ситуации, которая им предстояла, - его любимое развлечение.

Летом ему исполнилось восемнадцать, но по ощущениям ему почти двадцать пять. Конечно, все мы научились взрослеть с юных лет; мы не могли неправильно улыбаться перед людьми, неправильно говорить или даже неправильно дышать, но он выводит это на совершенно другой уровень.

Коул идеален снаружи, но прогнил внутри.

С тех пор как я увидела ту фотографию связанной девушки, я поняла, как глубоко он на самом деле бежит, как далеко и как быстро он может идти. Что он может быть намного хуже, чем я знаю.

И я ненавижу, что моей первой реакцией на этот образ была интрига.

Какого черта меня должна заинтриговать эта порочность? Коул и его больные привычки могут катиться к чёрту. Я дочь Себастьяна Куинс и Синтии Дэвис. Я самый правильный подросток, которого ты когда-либо найдёшь, и моё мнение о Коуле определённо отрицательное.

Теперь, если я перестану пялиться на него, это будет хорошо.

Он ловит мой взгляд через стол и улыбается, как чёртов джентльмен.

– Сильвер также верит в отношения с азиатскими странами, не так ли?

– Да, но я также не одобряю политику правительства по отношению к режимам диктаторов только потому, что мы можем продавать им оружие и заполнять наш сейф.

Коул поднимает бровь.

– Ты предлагаешь нам использовать наш арсенал и поразить их, ну, знаешь, чтобы стать супергероями?

– Нет. Я просто говорю, что мы должны оказывать на них давление, а не позволять им поступать со своим народом так, как им заблагорассудится.

– Это их люди. Почему нас это должно волновать?

Боже. Он приводит меня в бешенство.

Если бы это был кто-то другой, я бы сохранила хладнокровие и продолжила дискуссию, но то, как он подначивает меня этим обманчиво спокойным тоном, действует мне на нервы. Или, скорее, он действует мне на нервы.

Все в нём меняется, от его волос, которые стали длиннее, до его глаз, которые стали более пронзительными, до его проклятой челюсти, которая заострилась за ночь.

– Ты знаешь… – Говорю я самым спокойным тоном. – Эта философия «Это не моя проблема. Мне все равно» - вот что разрушает мир.

– И все же, некоторые делают это так хорошо. – Он неторопливо жуёт говядину. – Они даже могут притвориться, что им наплевать на себя или своих старых друзей.

Укол в мой адрес за то, как я наблюдаю за Ким издалека, но все равно бросаю в её сторону стервозные замечания.

Я всегда, в обязательном порядке, ловлю на себе пристальный взгляд Коула после того, как говорю Ким, чтобы она отвалила.

Хотя в его глазах больше, чем разочарование. Это чистая ненависть.

Он ненавидит меня в школе. Он терпеть не может находиться рядом со мной и даёт об этом знать, тайком дёргая меня за волосы при каждом удобном случае.

– Это лучше, чем притворяться, что ты заботишься обо всех, когда это не так. – Я делаю паузу, изображая безразличие. – В общем и целом.

– Вы, дети, всегда вцепляетесь друг другу в глотки.

Хелен смеётся, наливая мне ещё сока.

Я странная. Я пью сок за ужином, и Хелен уважает это. Разве она не лучшая?

Это Коул смеётся надо мной с другого конца стола, и я хмуро смотрю на него, делая глоток яблочного сока.

– Их дебаты - это весело. – Папа улыбается нам. – Наш обеденный стол будет таким оживлённым в будущем, как только мы с Хелен поженимся.

Я давлюсь соком и кашляю, когда Хелен помогает мне, похлопывая по спине.

– Себастьян! – Ругается она. – Мы договорились поговорить об этом после ужина. Посмотри, что ты сделал с Сильвер.

– Мне очень жаль, принцесса. – Он протягивает мне салфетку. – Я, наверное, слишком взволнован этой новостью. Хелен и Коул переедут к нам. Разве это не замечательно?”

Нет.

Нет, это не так.

В последнее время Хелен жаловалась на то, что выходит из своей рабочей зоны, а папа говорил, что больше не может найти времени для встреч с ней, поэтому я решила, что они расстанутся скорее раньше, чем позже. Я думала, это была интрижка, но интрижка не может продолжаться три года, верно?

Насколько глупой я могу быть?

Отпивая воду из чашки, которую предложила мне Хелен, я смотрю на Коула через стол. Он сделал паузу на середине своего стейка, но, кроме этого, никакой реакции.

– Ты в порядке, дорогая? – Спрашивает меня Хелен. – Что-то не так?

Да. Что-то не так.

Это предчувствие насчёт времени снова поражает меня. Что-то определённо не так. Я не могу позволить им сделать это.

Я не хочу этого. Я даже не знаю, почему. Я люблю Хелен и то, как она прогнала папино одиночество, но мне это не нравится.

Я должен что-то сделать. Сейчас.

– Папа, я...

– Поздравляю, мам. – Коул встаёт и обнимает её, и её лицо расплывается в лучезарной улыбке. Затем он пожимает папе руку. – Поздравляю, Себастьян.

– Спасибо, сынок.

Поздравляю?

Поздравления, блядь?

Какого черта он это сделал? Почему он даёт им свои благословения?

Нет.

Этого не может быть.

– Принцесса?

Папа смотрит на меня сверху вниз, нахмурив брови. Он разочарован во мне за то, что я не такая, как Коул.

Он ненавидит, что я заставляю Хелен чувствовать себя даже немного неловко.

Что, черт возьми, со мной не так?

Я встаю на шаткие ноги и сверкаю улыбкой, которую так хорошо отточила во время шоу.

– Поздравляю, папочка, Хелен. Я так рада за вас обоих.

Я не рада.

Если есть место ниже ада, я заслуживаю быть там. Почему я не радуюсь за них?

Это из-за мамы, да? Я номер один верила в её роман с папой, несмотря на все ссоры, и я надеялась, что когда-нибудь в конце концов они снова будут вместе.

Тем более что до Хелен они фактически не виделись с другими людьми после развода.

Однако это не то, что сжимает моё сердце в своих черных, безжалостных когтях.

Я заставляю себя слушать, как они говорят о подготовке к свадьбе и о том, что им нужно сделать это в ближайшее время, до выборов.

Они договариваются о моём дне рождения, «двойном праздновании», как говорит папа.

Я открываю рот, чтобы закричать, НЕТ, но вместо этого говорю.

– Я обещала позвонить маме. Я могу идти?

– Ну, конечно. – Хелен гладит меня по руке, черты её лица морщатся. – Ты в порядке?”

– Да, идеально. Я не могу дождаться, когда расскажу маме новости.

– Я боюсь, что она не будет так же благосклонна к ним.

Папа разрезает мясо с нейтральным выражением лица.

– О чём ты говоришь? Мама всегда будет рада за тебя.

Мой голос на грани срыва. Мне нужно выбраться отсюда. Сейчас.

И мне нужно перестать пытаться смотреть на придурка через стол. Он не стал бы помогать. Он все испортил.

– Синтия? Рад за меня? –Папа поднимает голову. – Мы говорим о той же Синтии Дэвис, которая в настоящее время собирает людей, чтобы проголосовать против моего законопроекта?