Я не знаю, как добираюсь до дома.
В один момент я выбегаю из клуба, а в следующий прячусь под одеялом.
Мое дыхание прерывистое и хриплое, хотя прошел уже час с тех пор, как я вошла в свою комнату. Еще дольше с тех пор, как его руки были на мне, и все же это единственное, о чем думает мое тело.
То, как он овладел мной, как довел до оргазма.
Боже, не могу поверить, что я кончила, просто от игры с сосками. Разве не должен быть естественный закон против этого или что-то в этом роде?
Хотела бы я, чтобы все мое возбуждение исчезло при виде его лица — его глупого симметричного лица, — но этого не произошло.
Даже близко.
Эти аристократические черты лица в тот момент не были ни скучными, ни обычными. Все, что я видела, был один человек, первый человек, который заставил меня почувствовать.
Действительно почувствовать.
Я испытала столько всего, что было невыносимо. Вот почему я до сих пор не могу спуститься с этой высоты даже сейчас.
Затем он схватил меня, поймав в ловушку, и хотя признаки нападения чуть не сбросили меня с края, они этого не сделали.
Они, черт возьми, этого не сделали.
Обычно у меня случался приступ, если кто-то хотя бы пытался поймать меня в ловушку. Это навевает мрачные воспоминания, мысли и запахи, но в тот момент? Когда он прижал всю мою волю к стене, я испытала странное чувство осознанности. Мои соски заболели еще сильнее, чем когда он прикасался к ним.
Они все еще ноют. Они чувствительны, пульсируют и посылают покалывания вниз, к моей сердцевине.
Дрожь пробегает по позвоночнику, и я проклинаю себя, сбрасывая одеяло и тяжело дыша. Ну и что с того, что он прикоснулся ко мне, и это почему-то не было ужасно? Ну и что с того, что он больше, чем его образ жиголо, и обладает большей глубиной? И у него действительно есть глубина. В тот момент, когда его улыбка исчезла — что бывает чертовски редко, — это было почти так, как если бы появился совершенно другой человек.
Человек, который находит болезненное удовольствие в том, чтобы поймать меня в ловушку, подчинить своей воле и милосердию.
Тем не менее, это ничего не меняет.
Ронан Астор всего лишь пешка в моей игре, домино. Все.
На этом все.
Он сфотографировал меня и использует это, чтобы угрожать мне расторгнуть помолвку и мой чертов план. Во всяком случае, теперь он мой злейший враг, и я буду иметь с ним дело как с таковым.
Я беру свой телефон, решив прочитать одну-две статьи, а затем лечь спать. Завтра я разберусь с беспорядком, который устроил Ронан Астор.
Я не позволю ему наступить на меня, даже если это будет последнее, что я сделаю.
Мои пальцы сами по себе нависают над Инстаграмом. Я даже не пользуюсь им — или любыми другими социальными сетями, если на то пошло, — но на днях я создала аккаунт. На нем нет подписчиков, но я подписана на одного, и в аккаунте отсутствует какая-либо фотография профиля.
Единственная причина, по которой я начала это делать, заключалась в том, чтобы посмотреть, что он публикует в моем стремлении прочитать его.
Инстаграм Ронана это перевод его жизнерадостной, энергичной личности. Профиль заполнен фотографиями его и его друзей полуобнаженными. Большинство снимков сделаны в бассейнах с девушками в бикини, и он всегда демонстрирует эту фирменную тошнотворную улыбку.
Улыбку, которая скрывает больше, чем показывает.
Я останавливаюсь на его фотографии со стороны, сделанной без его ведома. Это после одной из игр, и он одет в форму команды. Огни стадиона освещают его, когда он откидывает голову назад в глубоком, лучезарном смехе, который светится на всем его лице.
Как он может притворяться? Даже я попалась на это, а я не очень-то понимаю человеческие эмоции.
Как кто-то может быть таким беззаботным и в то же время так много скрывать внутри?
Это не имеет смысла.
Либо ты на этой стороне, либо на той — не может быть и того, и другого.
Я прокручиваю профиль ниже и нахожу фотографию, на которой он наклоняется, обнимая мать за плечо. Она улыбается в камеру, и его улыбка почти слишком мальчишеская, мягче, чем на других фото.
Подпись гласит: Ее светлость. Женщина, которая мне по сердцу.
Интересно. Я сохраню эту информацию для последующего использования.
Я уже собираюсь выйти, когда он публикует новый снимок. Я нажимаю на уведомление так быстро, что боюсь, что на самом деле предупреждаю его о своей активности.
Это селфи, на котором он лежит на кровати, как обычно, полуголый, и кладет руку себе на живот — тот самый живот, вокруг которого я не так давно обхватила ноги. Тот же живот, о который я терлась, чтобы он отпустил меня, в то время как у меня вращалась сумасшедшая мысль, что, если он этого не сделает?
Подпись говорит: В настроении для некоторого разврата.
Сглотнув, я нажимаю на фотографию, изучая его растрепанные волосы и легкую улыбку на лице.
Как будто мы все еще в той комнате. Он прижимает мои запястья к стене, когда мои соски касаются его обнаженной груди, а моя сердцевина липкая от возбуждения на его животе.
Моя рука скользит под пижамными шортами и хлопчатобумажным нижним бельем, чтобы найти складки — влажные складки.
Это все еще такое странное ощущение — быть мокрой. У меня есть игрушка, и я трогаю себя, но это кажется таким пресным, таким неинтересным, что я начала задаваться вопросом, не являюсь ли я какой-то асексуалкой.
Хотя прямо сейчас? Смотря на его лицо, на его руку на животе, где я лежала не так давно, в этом нет никакой асексуальности.
Я тру пальцами свой клитор, и мои веки трепещут, закрываясь. Насыщенные карие глаза вторгаются в мысли, и я стону, а затем прячу лицо в подушку, заглушая звук.
Он хватает меня за запястья, прижимает, делает беспомощной, когда вновь и вновь завладевает мной.
Он целует меня сильно и быстро, прикасается ко мне, щелкая по клитору, покручивая сосок..
Я кончаю.
Даже не знаю, как это происходит, но мое тело сотрясается, и я проваливаюсь в такое захватывающее чувство, что хочется начать все сначала.
Мои глаза резко открываются, и я обнаруживаю его лицо на этой фотографии.
Что, черт возьми, он со мной делает? Почему я ему позволяю?
Я вытаскиваю руку из-под своих липких ног, ощущая отвращение от того, что позволила ему, пешке, добраться до меня таким образом.
Он не доберётся до меня.
Абсолютно нет.
Я начинаю убирать телефон, потом замечаю, что поставила лайк.
О нет.
Нет, нет, нет.
Я немедленно убираю. Он, вероятно, получает тысячу уведомлений, так что, конечно же, он не заметит.
Как раз в тот момент, когда я собираюсь бросить свой телефон на пол, он вибрирует с сообщением. Я вздрагиваю, мое сердце чуть не подскакивает к горлу, когда я вижу его имя.
Ронан: Привет, сталкерша *подмигивающий смайлик*
Он заметил. О боже, он заметил.
Что со мной сегодня не так?
Но черт с ним, правда. Я не стану отвечать.
Когда я игнорирую его сообщение, он отправляет другое.
Ронан: Кстати, как насчет нет98 — интересное имя пользователя.
Я пристально смотрю на телефон, будто могу вырвать его из него и ударить по лицу.
Ронан: Кроме того, твоя царапина все еще болит. Хочешь приехать и поцеловать, чтобы облегчить боль?
Тил: Я должна была поцарапать тебя сильнее.
Я проклинаю себя, нажимая «отправить». Какого черта я вообще ему потакаю? Сегодня я нарушила так много своих стереотипов, и все это из-за него. Я должна держаться от него подальше, во избежании любой другой катастрофы.
Ронан: Больно. Ням.
Мои ноги сжимаются, и оргазм, испытанный ранее, кажется, снова поднимается на поверхность. Только как он может вызвать у меня такую реакцию?
Но если он думает, что сможет вытащить меня из моей стихии и не получить никакого возмездия, то его ждет другое.
Тил: Ты не в моем вкусе. Очнись.
Ронан: А какой твой тип, ma belle — моя красавица?
Тил: Мой тип, по крайней мере, на пятнадцать лет старше, опытный и не улыбается все время, как жиголо на крэке. Короче говоря, не ты.
Я чувствую, как тяжесть спадает с моей груди, отправляя это сообщение. Мне нужно было напомнить себе об этом факте так же сильно, как сообщить ему, потому что именно это беспокоит меня во всем этом — тот факт, что он, кто-то, даже близко не похожий на мой тип, так сильно вторгается в мои мысли.
Наступает долгая пауза, прежде чем он отправляет следующее сообщение.
Ронан: И все же ты кончила, когда я только коснулся твоих сисек.
Тил: Это потому, что я не знала, что это ты.
Ронан: Так вот почему твое возбуждение все еще покрывает мой живот?
Мои щеки пылают, и я проклинаю его всю дорогу до воскресенья.
Ронан: Все высохло, но оно на мне. Ты не заметила этого на новой фотографии в Инсте. Я не собираюсь смывать.
Тил: Ты болен.
Ронан: Мне нравится думать, что я не больнее тебя, ma belle — моя красавица, но я люблю дух соревнования.
Ронан: Отмени помолвку, и я, возможно, мог бы трахнуть тебя.
Я мог бы трахнуть тебя? Возможно? Словно он удостаивает меня своим чертовым членом? Высокомерие этого ублюдка.
Тил: Как будто я когда-нибудь захочу с тобой переспать.
Ронан: Думаю, мы оба должны согласиться с тем, что ты сделала сегодня.
Тил: Я этого не делала.
Ронан: Конечно. Все, что поможет тебе лучше спать по ночам.
Я почти могу представить его ухмылку, и мне хочется разбить ему лицо и это глупое чувство смущения вместе с ним.
Ронан: Спокойной ночи, ma belle — моя красавица. Мне будут сняться сны о твоем лице в оргазме.
Я отбрасываю телефон в сторону, кипя, сердце бьется так сильно, что почти опасно.
Он думает, что это нормально играть со мной? Он поймет, что значит играть.