В прошлом, ходя по коридорам КЭШ и видя, шепчущиеся друг с другом или целующиеся в углах пары, я проходила мимо них.
Я приняла решение находиться рядом с Эльзой как можно меньше, когда она с Эйденом. Ему ни до кого нет дела, когда он начинает ласкать ее языком, будто они наедине. Я даже избегала Ким, когда она начала встречаться с Ксандером, потому что от них исходила та атмосфера родственных душ, о которой я читала в книгах и которая заставляет меня так сильно закатывать глаза.
Нет такой вещи, как родственные души. Все это химическая реакция, выброс дофамина, кайф, и, как любой кайф, он в конце концов исчезнет.
Когда я сказала Эльзе и Ким именно эти слова, они посмеялись надо мной. Они думали, что я не понимаю. Ну, они те, кто не понимают, и со временем я смогу сказать: «я же говорила».
Крах этого плана и моих мыслей в целом это момент, подобный этому.
Ронан обнимает меня за талию, когда мы идем по коридору, и неважно, как сильно я его толкаю, он не сдвинется с места.
Во всяком случае, он плотнее прижимается ко мне, словно мы родились привязанными к бедру. Даже мы с Ноксом не так близко.
Его близость брешь в моем плане. То, как я продолжаю вдыхать его пряный аромат и нежиться в его тепле, опасно близко к состоянию зависимости. Вы знаете, та зависимость, приходящая после достижения кайфа.
И не только, но с тех пор, как он загнал меня в угол у моего дома, он ведет себя так, как будто ничего не случилось.
Он все еще улыбается девочкам — и парням — и всем, кто встречается на нашем пути, включая учителей и школьный персонал.
Несмотря на его прозвище — Смерть — его здесь любят. Вычеркните это — его не только любят, ему также поклоняются, и, как у любого бога, у него есть религия и алтарь для жертвоприношений. У него есть последователи — кроме тех, что в Инстаграме и Снэпчате, — и фанатики.
Упомянутые фанатики, в основном женское население, продолжают бросать на меня злобные взгляды, тем больше Ронан притягивает меня к себе, выставляя напоказ всему миру, или, скорее, школе.
Мне не нравится внимание, и не потому, что я предпочитаю оставаться в тени, как Эльза, а потому, что внимание это глупо. Что вы делаете со вниманием? Вы даже не можете его съесть.
Кроме того, люди, которые преуспевают во внимании, как мудак, который впивается пальцами в плоть моей тазовой кости, чертовски сомнительны. Никогда не знаешь, что они на самом деле скрывают.
Я думала, что он жиголо, фальшивый, поверхностный, но я на собственном горьком опыте убедилась, что Ронан Астор нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Он катастрофа, которую ты никогда не предвидишь. Он монстр, скрытый под популярностью, живописной улыбкой и семьей.
Его проклятой семьей.
Тот факт, что он непредсказуем, заставил меня нервничать после той встречи в его комнате с его мамой по другую сторону двери.
Мне не нравится признавать это, но он пугает меня. Он оставляет вмятины на вмятинах в моем плане, и я должна держаться от него подальше, ради сохранения рассудка и защиты своего четкого курса действий.
Но в то же время, когда он ранее прижал меня к стене, предупреждая, чтобы я держалась подальше от Агнуса, я не могла не спровоцировать его.
Я не из тех, кто провоцирует — во всяком случае, я прохожу мимо любой провокации, — но с ним все мои фигуры домино перетасованы и сбиты.
Нет никакого порядка или стратегии, есть только... неизвестное. Это как будто вас бросили в темный лабиринт, окутанный черным дымом.
Правда в том, что я хочу погрузить пальцы в другого Ронана, того, кого вижу только я, того, кто не баллотируется на голосование за популярность.
С чего бы мне этого хотеть? Я не знаю.
Он также не помогает. Он не произнес ни слова, ни во время поездки до школы, ни сейчас.
Ты облажалась.
Он сказал это. Я услышала его. Почему он не действует в соответствии с этим?
Долго ли мне придется ждать его возмездия?
Должна ли я обратиться к врачу за то, что взволнована его возмездием и как далеко он зайдет на этот раз?
— Подражающая сучка, — шепчет Клэр, девушка с прошлого дня, проходя мимо меня.
Хотя я обычно не уделяю им времени, я нахожусь на грани, и не позволяю сучкам приходиться по мне.
Ну и что, если я начала это ради плана? Каждый должен знать свое чертово место.
— Эй, ты.
Я останавливаюсь, заставляя Ронана тоже остановиться.
Девушка и ее подруга пристально смотрят на меня, а затем хлопают ресницами на Ронана.
— Если тебе есть что сказать, почему бы тебе не говорить вслух, чтобы все услышали?
Мой голос спокоен, даже нейтрален.
Я понимаю, что начала собираться небольшая толпа, но мне все равно. Дело не в них, а во мне.
В моей самооценке. В моём достоинстве.
— Не понимаю, о чем ты говоришь. — Клэр притворяется невинной, все еще глядя на Ронана взглядом «трахни меня».
— Кроме того факта, что ты украла у нее Ронана. — подруга, высокая блондинка, кладет руку ей на бедро.
— Дамы. — Ронан ухмыляется, его тон такой отвратительный, беззаботный. — Не ругайтесь. Каждый получит свою долю.
Каждый получит свою долю?
Каждый получит свою долбаную долю?
Я удивлена, что мое лицо не горит от прилива крови к нему.
Но опять же, почему меня это должно волновать? Он может отдать все акции, какие захочет, до тех пор, пока я доберусь до своей конечной цели.
Он не имеет значения.
— Похоже, она так не думает, Рон. — Клэр дуется, как чертов ребенок с проблемами.
Рон.
Конечно, они так называют мужчину-шлюху.
Прежде чем он успевает заговорить, я выскальзываю из его объятий и шагаю к Клэр, пока не оказываюсь с ней нос к носу.
— Ты знаешь, почему?
К ее чести, она держит осанку прямо, притворяясь, что я ее не пугаю. В конце концов, женское население этой школы согласно с ней, а не со мной.
— Так случилось, что я его невеста. Ты когда-нибудь слышала этот термин? — я смотрю на нее сверху вниз. — Погугли, и тогда мы, возможно, сможем поговорить об этом.
Лицо Клэр хмурится, но ее подруга указывает на меня пальцем.
— Ты его невеста только потому, что он вынужден на это пойти. Брак по договоренности. Погугли.
— Я погуглила, и вот как мне удалось официально завладеть им, в то время как все вы просите объедки. — я смотрю на нее, а затем на каждую девушку, наблюдающую за мной либо с разинутыми ртами, либо со злобой в глазах — или и то, и другое. — Если кто-нибудь из вас будет угрожать мне, вам не понравится, как я отреагирую. Это мое первое и последнее предупреждение.
А потом я хватаю Ронана и тащу его прочь с места происшествия. Я ожидаю увидеть, как он ухмыляется остальным, предлагая им свои извиняющиеся улыбки или что он там делает, чтобы казаться невинным жиголо, но его взгляд полностью прикован ко мне.
Только ко мне.
Эти насыщенные карие глаза слегка красочного оттенка, эти слегка изогнутые брови. Впервые за все время он не улыбается, не ухмыляется на территории школы. Во всяком случае, он выглядит... немного раздраженным?
У меня нет времени сосредоточиться на этом, когда я веду его по коридору. Как только мы подходим к классу, я отпускаю его.
Другие девушки наблюдают издалека. Половина, должно быть, напугана, так как они думают, что я приношу жертвы сатане — хорошо. По крайней мере, это отвлечет их от моего дела. Другая половина, похоже, ненавидит меня еще больше и замышляет мою гибель.
К черту их всех.
Я зашла так далеко не для того, чтобы эти маленькие сучки разрушили то, ради чего я работала.
Ты действительно думаешь, что это единственная причина, по которой ты публично демонстрируешь свою собственность?
Я игнорирую голос в голове, не желая копаться в этих эмоциях, проходящих через меня сразу. Трудно понять одну эмоцию за раз, не говоря уже обо всех.
— Что все это было? — Ронан хватает меня за руку, запрещая входить в класс.
— Ничего.
Я снова пытаюсь войти.
На этот раз он тянет меня за собой и прижимает спиной к стене в темном углу рядом с учительской.
Черт возьми. Что с ним такое, что он прижимает меня к стенам?
И почему у меня по спине бегут мурашки от предвкушения?
Когда я встречаюсь с ним взглядом, он немного пустой, немного нечитаемый, немного затененный.
— Я сказал. Что, черт возьми, все это значит?
Неужели это так неправильно, что все мое тело оживает всякий раз, когда он так на меня смотрит? Всякий раз, когда он сбрасывает маску и показывает мне свое истинное, грубое «я»?
Только мне. Не кому-нибудь другому, только мне.
Тем не менее, я использую свой строгий тон.
— Не смей неуважительно относиться ко мне в присутствии других, Ронан. Я плохо на это реагирую.
— Очевидно.
Его пальцы впиваются в мою руку, и хотя его кожа отделена от моей пиджаком и рубашкой, это почти так, будто он сжимает мою обнаженную плоть и врезается в нее.
— Отпусти меня, — шиплю я, наблюдая за нашим окружением.
Учителя не очень хорошо отреагировали бы на эту сцену.
— Не раньше, чем мы все проясним.
— Что проясним?
— Твою глупую веру в то, что я принадлежу тебе. — его голос холоден, даже жесток. — Я тебе не принадлежу, belle — красавица. Все как раз наоборот.
Я вздергиваю подбородок.
— Ты так думаешь?
— Да, и если ты снова бросишь мне вызов, я докажу свою точку зрения.
— Докажешь как?
— Учитывая твоё шоу только что... — он замолкает. — Ты не захочешь узнать.
— Ронан, — предупреждаю я.
— Тил, — усмехается он.
— Пошел ты к чёрту.
— Я сделаю больше, чем пойду к черту, если ты не прислушаешься к моему предупреждению.
— О чем ты говоришь?
Он кладет руку на стену рядом с моей головой и наклоняется так, что его лицо находится всего в одном дыхании от моего. Моя грудь вздымается в сантиметре от его пиджака.
— Держись подальше от Агнуса, и это, как ты сказала ранее, твое первое и последнее предупреждение.
Меня вновь охватывает чувство провокации. Я хочу, чтобы он поцеловал меня, прикусил мою губу и пустил кровь. Я хочу, чтобы он поглотил меня, будто это последний день на земле, и я единственная, с кем он хочет провести его.