Глава 7

Элиас

Мое сердце... мое сердце, черт возьми, сейчас разорвется в груди. Словно с каждым шагом Сэйди забирает с собой частичку моей души.

— Босс, — тихо говорит Джордж у меня за спиной. Я поворачиваюсь и вижу, что он только что вылез из машины, держа телефон в руке. — Андрас хочет тебя видеть. Немедленно.

Я смотрю вслед решительно уходящей Сэйди и, не говоря ни слова, забираюсь на заднее сиденье машины, мой взгляд все еще прикован к ней, когда Джордж нажимает на газ и уезжает.

— Вы в порядке, босс? — осторожно спрашивает Джордж. Я поднимаю голову и встречаю его взгляд в зеркале заднего вида.

— Я в порядке, — огрызаюсь и сразу же жалею о своем дерьмовом тоне, но резкость — единственное, что удерживает меня от срыва, а мафиози не плачут перед своими подчиненными.

Я никогда ни перед кем не плачу, но ради Сэйди в одно бы мгновение сбросил эти щиты, чтобы позволить ей увидеть все сломанные грани моей души. Чтобы попросить ее помочь мне исцелиться и окрепнуть в тепле и безопасности совместной жизни.

Черт. Я должен исправить это — отдаться на ее милость и узнать, что мне сделать для этого шанса. Но сначала нужно выяснить, чего хочет старик, пусть даже если позвал в самое неподходящее время.

Многие люди считают меня королем преступного мира, но они ошибаются. Настоящий король — Андрас Прохода, грозный и ужасающий человек, который взял меня к себе, когда я был шестнадцатилетним бездомным подростком, не знавшим ни слова по-английски и без денег в кармане. Он создал меня и единственный человек на планете, который по-настоящему пугает меня. Потому что если он захочет, то может и уничтожить меня.

Он скрывается на окраине города, в роскошном доме, спрятанном в горах. Красивое место, тихое, уединенное, с видом на холмы, на котором растут цветы. Место, где можно побыть одному и подумать.

Пока вы не приглядитесь повнимательнее и не увидите охранников в черных пиджаках, скрывающихся повсюду.

В доме тихо — так тихо, что тишина кажется почти оглушительной. Рядом не видно никого из обычного персонала Андраса. Никого, кроме Норы, его молодой помощницы, которая, словно материализовалась из воздуха, чтобы проводить меня в гостиную.

— Он придет через минуту, — решительно сказала она по-венгерски. И указывает на барный столик и изящный, дорогой на вид диван. —Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее.

Я обхожу бар и устраиваюсь на диване, минуты кажутся бесконечными, пока не слышу медленную, глухую поступь по мраморному полу.

— Элиас, — раздается слабый голос Андраса от двери. Мягче. Я встаю и почтительно склоняю голову, когда он проходит мимо меня, чтобы сесть в ближайшее кресло.

Я не знаю, с чего начать. — Ты выглядишь...

Он кашляет. — Как труп, парень. Не льсти мне.

Значит, нет смысла избегать этого.

— Что случилось, Андрас? Ты заболел?

Он со вздохом откидывается на спинку стула, и его состояние резко бросается в глаза: практически серая кожа, а от мощного, мускулистого тела, из-за которого он всегда выглядел так внушительно, осталось сейчас кожа да кости.

— Я умираю. — Он отворачивается в сторону и влажно кашляет, затем снова смотрит на меня. — У меня осталось не так много времени — рак. Я привожу все в порядок, пока есть силы.

Человек, который вытащил меня из канавы и заставлял меня делать за себя грязную работу, быть мальчиком на побегушках в его преступлениях, который с удовлетворением наблюдал, как я продвигаюсь по его организации, — был при смерти, и я удивлен внезапной скорбью, охватившей меня.

— У меня нет детей, — говорит Андрас. — Самый близкий человек, который у меня есть, — это ты — лучший сын, на которого я мог надеяться.

Рядом с ним на столике лежит тонкая папка, и дрожащими пальцами он пытается взять ее в руки, пока я не встаю и не помогаю ему. — Взгляни, — говорит он. — Скажи мне, что ты думаешь.

— Это... документы на усыновление, — говорю я. В папке у него есть все копии моих документов: о гражданстве, венгерское свидетельство о рождении — все аккуратно скреплено вместе под договором об усыновлении.

— Ручка там, — говорит Андрас, указывая на стол. — Подпиши документ и выйди отсюда с именем Прохода, и все, что у меня есть, станет твоим. Если, конечно, ты достаточно силен, чтобы удержать все.

Мне захотелось рассмеяться. Знаю, что я силен, — особенно сейчас, если бы захотел свергнуть старика, но никогда бы так не сделал, потому что слишком уважал его и он всегда хорошо платил мне за каждую работу.

— Деньги тоже включены.

Деньги, всегда деньги. У меня их больше, чем я когда-либо смогу потратить. Мне они не нужны.

Я смотрю в окна, на деревья, которые мягко покачиваются в лучах заходящего солнца, и на ярко-розовые цветы, усеивающие скалистый склон холма. Такие прекрасные яркие моменты жизни, которые так мало значили для меня раньше, но теперь заставляют думать о женщине, которая захватила все мое внимание с того момента, как я ее увидел.

Она не пойдет за мной в эту жизнь — это очевидно. И я не хочу такой жизни для нее. Она заслуживает цветов и солнечного света, хорошей жизни с любящим мужчиной. Честную жизнь в безопасности и покое.

Я хочу быть таким человеком. Дать ей такую жизнь.

— Ты оказываешь мне честь, Андрас, — говорю я, все еще не сводя глаз с трепещущих розовых цветов на склоне. — Но, боюсь, я не могу.

* * * * *

Глубокой ночью я заезжаю на стоянку у жилого комплекса Сэйди, но в ее окне все еще горит свет, и издалека видно едва заметное движение.

Я сразу иду к двери, а затем к лифту. Мне кажется, что я поднимался гребаный час на этаж Сэйди, затем топая по коридору, не думая о спящих жильцах, звоню в дверь.

— Сэйди! Я колочу в ее дверь, уверенный, что просто выбью ее, если она не ответит.

Однако до этого не доходит — Сэйди приоткрывает дверь, и тогда я вижу ее, грустную и усталую, с опухшими и покрасневшими глазами, как будто она плакала.

Она тут же пытается закрыть дверь перед моим носом, но я успеваю выставить руку и не даю ей сделать этого.

— Элиас, — говорит она сиплым и хриплым от слез голосом, — Уходи.

— Сэйди Сью, что, если бы я был свободен? — выпаливаю я.

Из уголка ее глаза стекает слеза, но она не пытается снова закрыть дверь, а открывает ее еще чуть-чуть. — Это не так, Элиас. Ты знаешь, что это не так.

— Я ушёл, — говорю я ей, и моё сердце учащённо бьётся, когда она замирает. — Босс вызвал меня, и я ушёл.

Она вытирает еще одну слезу и до конца открывает дверь. — Тебе лучше зайти, чтобы объяснить.

Я плотно закрываю за собой дверь, а затем кладу руку на спину Сэйди и веду ее к дивану. Она устало опускается, но не сопротивляется, когда сажусь рядом и беру ее руки в свои.

— Я не главный, — начинаю я. — Этот человек... Он взял меня пацаном к себе, когда только я приехал из Венгрии. У меня ничего не было, а он дал мне жилье и еду. Дал мне цель, когда я ничего не понимал в мире. Не могу рассказать все, но он... он очень болен и предложил усыновить меня сегодня. Дать мне свое имя и оставить все дела на меня.

Сэйди сидит неподвижно, как статуя, наклонив голову, и молча слушает.

— И я сказал ему «нет», — торопливо продолжаю я. — Ему осталось жить всего несколько недель, Сэйди Сью, и когда его не станет, я уйду.

— Ты... уйдешь? — медленно повторила она. — Как это возможно?

— У меня уйдет на это время, но я уже сделал несколько звонков. Заключил соглашения. Через несколько недель я уеду с кучей денег, обещанием никогда не вмешиваться в бизнес и... — Я запнулся, не зная, как закончить.

— И что, Элиас? — мягко спросила она. — С чем ты уйдешь?

Обхватив ее лицо ладонями, касаюсь лбом ее лба. От прикосновения она закрывает веки, и я чувствую на пальцах ее слезы.

— Надеюсь, с тобой, — шепчу я и сцеловываю каждую слезинку. — Ты моя, моя дикая и прекрасная девочка, самая ценная для меня. Будешь ли ты моей?

Сэйди открывает глаза, и когда смотрит на меня, клянусь, что вижу горное небо и розовые цветы в лучах заходящего солнца, которые отражаются в дикой и бесконечной синеве.

— Да, — шепчет она. — Я твоя.