В палате был доктор Редди, палата была переоборудована, чтобы вместить две койки. Он оторвал глаза от жизненных показателей папы и подошёл ко мне. Мой взгляд был прикован к мужчине на больничной койке. Он лежал на спине, и из дверного проёма я не могла увидеть, открыты ли были его глаза.

— Джесси, — тихо произнёс доктор Редди, привлекая моё внимание к себе. — Твой отец пришёл в себя, но я хотел бы напомнить тебе, что сейчас он в полном замешательстве. Не пугайся, если он поначалу не отреагирует на тебя. Такое может продлиться сутки.

Я выглянула из-за него на отца.

— Он пока ещё не говорит?

— Нет. Но в данном случае это вполне нормально.

— Кто-нибудь говорил ему, что случилось? — спросила я.

Доктор покачал головой.

— Прямо сейчас он очень растерян, чтобы многое понять. Ты можешь ответить ему на его вопросы, но старайся всё упростить, чтобы не ошеломить его.

— Хорошо, — я выдохнула. — А как мама? Она тоже сегодня проснётся?

— Она пока не показывает никаких признаков пробуждения. На это может уйти ещё день-два, — доктор поправил висевший на шее стетоскоп. — Я зайду после обхода.

— Спасибо.

Я подошла к отцу, который, похоже, снова уснул. Он выглядел так же, как и в каждое моё посещение, за исключением явного отсутствия зонда для кормления. Я положила ладонь поверх его холодной, сухой руки, которая даже отдалённо не напоминала сильную, тёплую руку, к которой я привыкла.

— Папа, я тут.

Его веки затрепетали. Голубые глаза, которые я почти два месяца мечтала вновь увидеть, открылись.

— Папа?

Он нахмурился, и я увидела, как он водит глазами, смотря в потолок. Я нежно сжала его руку, и он искоса посмотрел на меня. Его взгляд был озадаченный. Грудь стянуло от осознания, что он не узнал меня, и мне пришлось напомнить себе о словах доктора.

Несколько продолжительных минут я стояла у его койки, держа его за руку. Мне так сильно хотелось обнять его, но я боялась, что в таком состоянии лишь расстрою его. А пока что мне придётся довольствоваться знанием, что он со временем вернётся к нам.

Я огляделась в поисках стула, на котором просидела все свои посещения, и обнаружила его в углу. Отпустив папину руку, я пошла за стулом.

Папа издал невнятный звук, и я рванула обратно к койке.

— Я тут.

Он взглянул на меня и на этот раз он склонил голову в мою сторону, чтобы получше разглядеть. С его губ сорвалось моё имя и у меня перехватило дыхание.

— Джесси.

Я склонилась его обнять. Я отчаянно нуждалась в этом объятии.

— Я так сильно по тебе соскучилась, — прошептала я, прижавшись к его груди.
Он промолчал, но спустя несколько секунд он положил руку мне на спину. От успокаивающего веса его руки я ощутила, будто потерянная частичка меня вновь вернулась на своё место.

Скрипя сердцем, я разомкнула объятие и выпрямилась. Меня затопило душевным теплом, когда он слабо улыбнулся мне и потянулся к моей руке, которой я держалась за спинку койки. Я ухватилась за его большую руку и попыталась сдержать грозившие политься слёзы. Я должна была быть сильной ради него и мамы, и показать им, что единственной их заботой должно было быть выздоровление.

— Мама? — его голос едва был слышен, но беспокойство в его глазах всё сказало за него.

— Она тут, — я отступила и указала на койку за моей спиной. — Доктор сказал, что она скоро очнётся.

Он напрягся, чтобы приподнять голову и посмотреть на маму, лежавшую на другой койке. Я уловила момент, когда он увидел её, по тому, как его черты лица смягчились и всё его тело, казалось, расслабилось. Он снова посмотрел на меня.

— Как... долго?

Я не решалась ответить, не зная, спрашивает ли он как долго они были в больнице или как долго они считались пропавшими.

Он сжал пальцы на моей ладони.

— Как... долго... пропадали?

— Месяц, — в его глазах вспыхнуло потрясение, и заранее предугадав его реакцию, я добавила: — Вас нашли две недели назад, и с тех пор вы находитесь в больнице.

Он нахмурился, глядя в потолок, словно пытался вспомнить, и я видела, как он начал раздражаться, когда воспоминания не пришли. Я стиснула его руку.

— Это из-за лекарств. Доктор сказал, что потребуется время на возвращение памяти.

Хмурость исчезла, и он снова посмотрел на меня.

— Ты... Финч?

— У нас всё отлично. Я тайком приносила его сюда по возможности. Он мне всю плешь проест за то, что не взяла его с собой сегодня.

Папа улыбнулся, и в этот миг я поняла, что с ним всё будет хорошо. Впереди его ждал сложный путь восстановления, но если кто и был достаточно силён, чтобы пройти его, то однозначно он.

Следующие полчаса я провела, уверяя его, что дома всё было хорошо, аккуратно опуская все моменты, связанные с моей новой карьерой, и большую часть из того, что произошло в моей жизни в его отсутствие. Исключив охоту, их поиски и Лукаса, особо и рассказывать то было нечего, но складывалось впечатление, что из-за действия наркотиков он был не в себе, чтобы заметить дыры в моём рассказе.

Немного погодя он стал выглядеть измученным, и я видела, что он испытывает боль. Он никогда бы в этом не признался, поэтому я сказала, что схожу за водой, и отправилась искать медсестру. Я отыскала Глорию, одну из постоянных сестёр этого этажа, и она посоветовалась с доктором Редди сколько обезболивающего ввести отцу.

Я ждала, пока она закончит разговор с доктором по телефону, как вдруг заметила знакомую фигуру, выходящую с лестничной клетки.

— Теннин, — я поспешила к нему. — Ты получил моё сообщение.

Он изогнул бровь.

— Да, все двадцать восемь.

Я улыбнулась. Последние две недели я звонила ему два раза в день, и я нисколечко не чувствовала себя виноватой за переполненную голосовую почту.

— В твоих сообщениях ничего не говорилось, кроме того, что нашлись твои родители и надо наложить на них чары. Не хочешь ввести меня в курс дела?

Я кивнула и огляделась по сторонам в поисках места для разговора тет-а-тет. Небольшой зал ожидания был не особо приватной зоной, но там никого не было, так что вполне сойдёт. Стараясь говорить тихо, я дала ему сокращённую версию событий в доме Рогина.

После того, как всё произошло, я поняла, что всё это время Теннин знал об истинной личности Лукаса. В конце концов, Лукас был Принцем Неблагого Двора. Я не обиделась на Теннина за утаивание, поскольку понимала, насколько лояльны фейри были к своей королевской чете. Да и он пытался предупредить меня, постоянно твердя, что я должна держаться подальше от Лукаса и его парней

— Теперь понимаешь, почему мне необходимо наложить на родителей защитные чары, — сказала я, завершая свой рассказ.

Теннин плотно сжал губы.

— Мои чары очень сильные, но Стража Королевы Анвин безжалостна. Если они придут за твоими родителями, тебе потребуется самая сильная защита.

— И что это значит?

Страх сковал меня. Неужели он пытался сказать, что его магия не сможет остановить Королевских Стражей?

— А это значит, что мне придётся наложить несколько слоёв защиты, — он улыбнулся. — Не переживай. Думаешь, твои родители позволили бы мне наложить защиту на ваш дом, если бы мои чары не были бы одними из самых лучших?

Мы шли к палате родителей, когда из неё вышла Глория и ободряюще улыбнулась мне. Персонал тут был просто великолепным, и я буду скучать по ним, когда родителей переведут в реабилитационный центр.

Приставленный для охраны агент, жестом попросил нас остановиться.

— Несанкционированное посещение запрещено.

— Теннин друг семьи, и он здесь по моей просьбе, — сказала я ему.

Агент покачал головой.

— Нет разрешения, нет доступа.

Я скрестила руки.

— Тогда позвоните своему начальству и получите разрешение, наш друг войдёт в палату.

Мы вперились друг в друга взглядом и играли в гляделки хороших десять секунд, прежде чем он резко кивнул и вытащил телефон. Мы с Теннином отошли в сторону, пока агент связывался со своим руководством.

Теннин тихо присвистнул, как только мы оказались вне зоны слышимости.

— А ты прошла большой путь от девочки, появившейся нежданно-негаданно в моей квартире в ноябре, и меня, прям, подрывает сказать, что ты очень сексуальна, когда командуешь.

Я проигнорировала его комментарий о "сексуальности".

— Я уже не та девочка.

— Думаю, всё ещё та. Немного измотана, может, но я всё ещё вижу её.

Испытывая неловкость от его внимательного взгляда, я сменила тему разговора.

— Папа не знает о карьере охотницы, как и о моём участие в их спасении. Буду признательна, если ты не станешь упоминать ничего из этого при нём.

— Думаешь, он не выяснит это со временем?

— Я собираюсь ему рассказать, но только, когда он окрепнет, — я взглянула в сторону палаты. — Наркотики нарушили работу его головы, и я не хочу расстраивать его.

— Понимаю.

К нам подошёл агент.

— Вам разрешено войти, — сказал он Теннину.

Я улыбнулась агенту.

— Спасибо.

Он снова кивнул и вернулся на свой пост у двери.

Я пересекла коридор и вошла в палату. Подойдя к койке отца, я обнаружила его умиротворённо спящим. Спасибо лекарству, которое ввела ему Глория. Мысль о том, что в ближайшем будущем такой будет его жизнь, убивала меня, но иного способа восстановиться от зависимости к горену не было.

Я повернулась и посмотрела на Теннина, который стоял в дверном проёме, нахмурившись.

— Можешь войти.

Он провёл рукой по воздуху, и поток бледно-зелёной магии хлынул из кончиков его пальцев и тут же исчез. Сделав шаг в палату, он повторил действие. Результат был таким же. Он поджал губы и, наконец, встретился со мной взглядом.

— На твоих родителей уже наложена защита.

— Что?

Теннин рассеянно кивнул, прощупывая снова чары.

— И защита сильная, гораздо сильнее моей.

— Кто мог это сделать?

Помимо меня, единственными, кто были решительно настроены защитить моих родителей, оказались начальники Агентства, но они ни разу не обмолвились о защитных чарах.

Он ответил не сразу.

— У твоих родителей много друзей-охотников. Возможно, кто-то из них нанял кого-то для наложения защитных чар.