8

Кэрри

Я резко вскидываю голову и вижу, что мой ворчливый сосед стоит у края бассейна и смотрит на меня сверху вниз. Он в белой футболке, обтягивающей бицепсы, и выцветших джинсах, мощные, покрытые татуировками руки, сложены на широкой груди.

— И с… — он косится на мокрый комочек в моих руках, — гребаной собакой. Какого черта ты делаешь в моем бассейне с собакой?

— Хочешь сказать, с твоей собакой, — нехарактерно для себя огрызаюсь я, подплываю к нему, гребя одной рукой, а другой держа собаку. — Которую я только что спасла от утопления. Кстати, не за что.

— У меня нет гребаной собаки, — рычит он, заставляя меня остановиться у края бассейна.

Адское пекло, вблизи он оказывается еще больше.

— Тебе обязательно так много ругаться? — говорю я ему.

Темные глаза смотрят на меня сверху вниз.

— Да, мать твою.

«Ну, ладно».

— Значит, собака не твоя?

— Не-а. — Он делает акцент на «а».

Я смотрю вниз на маленькую милашку в моих руках.

— Тогда чья эта собака? — размышляю я.

— Откуда, черт возьми, мне знать?

Не обращая внимания на его недовольство, спрашиваю:

— Думаешь, это бродячая собака?

— Почему бы тебе не задать мне более подходящий вопрос? — мрачно рокочет он, заставляя руки покрыться мурашками.

Я смотрю на него, задрав голову.

— Какой именно?

— Не плевать ли мне. А мне плевать, Рыжая, если ты еще не поняла.

«Рыжая?

О, мои волосы».

Закатываю глаза.

— Как оригинально, — усмехаюсь я. Затем подплываю ближе к ступенькам. Поставив собаку на край, вылезаю из бассейна. Вода с меня льется ручьем.

А собака уже двинулась и теперь обнюхивает босые ноги Ривера.

У него очень красивые ноги. Не пойму, почему я это замечаю.

Подняв взгляд, вижу, как он хмуро смотрит на собаку, это дает мне возможность впервые как следует его рассмотреть.

Он выше меня. Я бы сказала, в нем, по меньшей мере, шесть футов три дюйма. Намного выше меня, с моими пятью футами шестью дюймами. До сих пор не могу определить его возраст, но если бы мне нужно было сделать догадку, я бы сказала, что ему двадцать восемь или двадцать девять. Вблизи он выглядит лучше, чем я думала. То есть, я знала, что он хорош собой, но вблизи он невероятно красив.

Из тех красавчиков, которых все замечают. С его волнистыми темно-медными волосами, острым, покрытым щетиной, подбородком, темными глазами под нахмуренными бровями, длинными темными ресницами, высокими скулами и идеально прямым носом, не могу представить, чтобы женщина или мужчина не находили его привлекательным.

Он прекрасен.

Жаль, что полный придурок.

— Ты уберешь от меня эту шавку к чертовой матери?

Он пихает собаку ногой. Толчок не сильный, но я все равно чувствую раздражение за то, что он так оттолкнул собаку.

— Эй! Не делай так. Ты сделаешь ей больно. — Я наклоняюсь, поднимаю собаку на руки и прижимаю к груди.

Он склоняет голову набок, темные глаза смотрят оценивающе, руки все еще скрещены на груди.

— Если это не твоя собака, то откуда ты знаешь, что это она?

— Гм... очевидно потому что она миленькая и хорошенькая.

Собака начинает извиваться, заставляя меня ее опустить.

Она тут же направляется к клумбе, задирает лапу и мочится.

«Ха. Полагаю, она — это он».

— А теперь твой неопределенного пола пес мочится на мои цветы. Потрясающе, — ворчит он.

Я не осмеливаюсь сказать, что наступила на его клумбу с драгоценными цветами.

— Ну, ясно, что она пес... я имею в виду, он пес! — Раздраженно глядя на него, собираю волосы и отжимаю из них лишнюю воду.

Я насквозь промокла.

Моя пижама прилипла к телу, и... боже милостивый, я без лифчика!

Когда меня осеняет, я резко поднимаю взгляд и вижу, что Ривер смотрит на меня.

И он не смотрит мне в лицо.

Нет. Его взгляд неотрывно прикован к моей груди без лифчика. Я складываю руки на груди и громко откашливаюсь.

Он поднимает на меня глаза. Мрачные и угрюмые.

У него даже не хватает порядочности выглядеть смущенным после того, как его поймали на том, что он пялился на мою грудь.

«Мудак».

— Ну… полагаю, мне пора.

— А собака? — У этого парня постоянно хмурое выражение, но все равно он умудряется выглядеть еще более мрачным.

Необъяснимо.

Я смотрю на пса, который теперь мило рычит на траву. Или то, что лежит на траве и заставляет его рычать.

Я подхожу и поднимаю его. Рычание немедленно прекращается, и он прижимается к моей шее, будто ищет утешения и контакта.

По какой-то причине у меня в горле образуется комок. Должно быть, гормоны беременности играют.

— Я возьму его к себе домой и попытаюсь выяснить, кому он принадлежит.

Ривер издает невеселый смешок.

— Поверь мне, у этой собаки нет хозяина. Без ошейника и бирки. Он тощий, и шерсть у него в чертовых колтунах. Кто-то давно его выкинул.

Теперь, ощущая его в своих руках, я замечаю, какой он маленький, а я-то считала, что его шерсть спуталась от внезапного купания. Но теперь, когда Ривер указал на это, я вижу, что пес сам по себе. И в этот момент сердце разрывается.

Я крепче прижимаю его к себе.

— Зачем кому-то так поступать? Выбрасывать милую, беззащитную собачонку на улицу, совсем одну.

— Потому что люди — о*уевшие эгоисты.

Я вздрагиваю от резкости его слов.

Он пристально смотрит на меня. Я смотрю ему в глаза. И то, что я в них вижу, меня удивляет.

Потому что я узнаю этот взгляд. Я видела его в отражении собственных глаз каждый раз, когда могла посмотреться в зеркало. Я и сейчас его вижу.

Словно твоя душа пуста. Абсолютно.

Гнев, боль и страдание поглотили тебя полностью, и не осталось ничего, кроме пустоты.

«Он испытал боль. Знает, каково это.

Он такой же, как я».

Ощущаю в груди толчок и внезапную связь с ним, которую никогда не испытывала ни к кому в своей жизни.

Он моргает, и когда снова смотрит на меня, его взгляд суровый и непроницаемый. В глазах не отражается вообще никаких эмоций.

Это заставляет меня задуматься, было ли то, что я только что видела, реальным. Но я знаю, что было. Потому что почувствовала это. Как чувствую собственную боль.

Он пытается от меня отгородиться. Но слишком поздно. Я уже все рассмотрела.

И он прав. Люди ах-уехавшие эгоисты. В конце концов, за одного такого я вышла замуж.

Но только некоторые, не все.

— Ты прав, — говорю я. — Некоторые люди ах-уехавшие эгоисты, но…

— Ах-уехавшие? — прерывает он меня, заливаясь смехом.

Я снова закатываю глаза. Дважды за десять минут. Если буду продолжать в том же духе, у меня голова разболится.

— Как я сказала, — надменно продолжаю, — некоторые люди эгоистичны сам-знаешь-кто, но не все. И уверена, ты понимаешь, что я имела в виду под ах-уехавшими.

— Не хотелось бы лопать твой пузырь, Рыжая, но все люди эгоисты. И я понял твою странную уловку. Просто никогда не встречал никого, кто бы так старался не произносить слово «х*й».

— Не знаю, зачем кому-то нужно его использовать. Это ужасное слово.

— Я считаю, что это одно из лучших и самых универсальных слов в английском языке. То же самое, что и бл*дь. Как ни странно, бл*дский х*й — моя любимая поговорка.

«Фу. Если бы этот придурок умел, уверена, он бы сейчас ухмылялся».

— Серьезно, тебе обязательно быть таким грубым?

— Да, Рыжая, мне обязательно быть таким ох*енно грубым.

«Не закатывай глаза. Не закатывай глаза».

— И, пожалуйста, перестань называть меня Рыжей. Меня зовут Кэрри, о чем ты, конечно, знаешь, потому что я сказала тебе… ну, выкрикнула две недели назад, с крыльца, когда ты откровенно меня игнорил.

Ривер не отвечает. Любой нормальный человек, по крайней мере, смутился бы, если бы его уличили в чем-то подобном, как только что сделала я.

Но он не нормальный.

Конечно, нет.

Все, что я получаю от него, это безразличное пожатие плечами, а затем он небрежно засовывает руки в карманы джинсов, будто ему все равно.

«Придурок.

Дыши глубже, Кэрри. Вдох и выдох».

— Ладно, тогда мы уходим, — заявляю обиженно, более чем готовая покинуть его и переодеться в сухую одежду. А потом мне нужно решить, что я буду делать со своим маленьким приятелем.

Поворачиваюсь, собираясь пройти через его сад и вернуться к себе через щель в заборе, когда его голос останавливает меня.

— Куда это ты собралась?

Оглядываюсь на него через плечо и смотрю, как на тупицу.

— Домой. Знаешь, в тот дом рядом с твоим.

«Посмотрите-ка на меня, какая дерзкая. Когда это случилось?

Не знаю. Но мне определенно нравится».

— Забавно. Что ты собираешься делать, Рыжая? Перелезешь через забор?

Я игнорирую прозвище «Рыжая» и говорю:

— Нет, пролезу через щель.

Он делает шаг вперед.

— Там есть щель?

— Аг-а, — выделяю в конце «а», как он раньше. — Именно так я сюда и попала.

— Охереть как здорово, — фыркает он скорее себе, чем мне. — Я заделаю ее при первой же возможности. — Он тычет большим пальцем через плечо. — Там с боку есть калитка, Рыжая. Воспользуйся ей.

Теперь моя очередь хмуриться. Я медленно поворачиваюсь.

— Знаешь, по-соседски было бы лучше, если бы я прошла через твой дом, а не через боковую калитку.

— Я что, выгляжу по-соседски?

— Нет. Ты выглядишь как сварливый мудак.

«О боже! Не могу поверить, что я только что это сказала».

Мне приходится сдерживаться, чтобы не зажать рот ладонью. Вместо этого стискиваю губы, задерживаю дыхание, собираясь с духом. Тело помнит, что произойдет, если я когда-нибудь заговорю с Нилом подобным образом.

«Но Нила здесь нет.

Ты в безопасности».

Этот парень может ругаться, как матрос, но он не причинит тебе вреда.

Теплое собачье тельце беспокойно шевелится у моей груди. Я заставляю себя расслабиться.

Честно говоря, не знаю, что со мной сейчас происходит. Это так на меня не похоже — дерзить в ответ.

— Значит, она все-таки умеет ругаться.

Если бы я не знала его лучше, то подумала бы, что у него на губах появилась ухмылка.

Знание этого помогает мне больше расслабиться.

Вздергиваю подбородок, собираясь с силами, которых на самом деле не чувствую.

— Я не говорила, что не умею ругаться. — «Лгунья». — Я сказала, что мне не нравится слово на букву «х».


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: