Кэрри
Судя по часам на приборной панели грузовика Ривера, сейчас половина второго ночи, мы возвращаемся из ветеринарной клиники, и «Only You» Селены Гомес тихо играет по радио.
Бадди (в пер. с англ. «приятель») — так я назвала пса, потому что имя понадобилось для регистрации у ветеринара, — сидит у меня на коленях и выглядит гораздо лучше, чем когда я его туда увозила. Ветеринар попросил медсестру помыть его, прежде чем заняться блохами. Он сказал, что, похоже, у него их нет, но лучше провести курс лечения. Судя по всему, лечение избавит его от блох на месяц, а затем курс нужно повторить. Он также сделал ему укол, который пса не слишком обрадовал. Не могу его винить.
Ветеринар заверил меня, что, не считая небольшой потери веса, Бадди в полном порядке.
В клинике я купила немного собачьего корма, а также кучу других вещей, которые понадобятся Бадди.
Итак, теперь у меня официально есть собака.
И он самый симпатичный пес на свете.
Я всегда думала, что было бы неплохо завести собаку. Но не могла, пока росла в приемных семьях. А Нил ненавидит собак.
Я счастлива оттого, что могу дать это своему ребенку. Дом и собаку.
Кажется, что может быть проще? Но иногда самые простые вещи имеют наибольшее значение.
Ривер тянется к радио и выключает его. Я наслаждалась песней, но не стала ничего говорить.
Пока находилась в клинике с Бадди, все это время Ривер ждал меня. Выйдя из смотровой, я с удивлением увидела, что он сидит там.
Мы не договаривались о том, что он отвезет меня обратно домой, решив, что и так доставила ему немало неудобств, заставив поехать в клинику.
И тут я понимаю, что даже не поблагодарила его.
— Спасибо, что подвез к ветеринару, дождался нас и отвез домой.
— Ну, я же не мог просто оставить тебя там, — ворчит он.
«Да, мог». Но я не указываю на это.
Молчание, а затем:
— Значит, ты оставляешь шавку.
— Не называй его так, — хмурюсь я. — Его зовут Бадди. И, конечно, я его оставляю.
— Ты идиотка.
— Что? — Я в ужасе смотрю на него. — Я идиотка, потому что оставляю безобидного песика, которому негде жить? Ну, если это определение для идиотки, то я с радостью ей буду.
Он смотрит на меня, подняв одну нахмуренную бровь.
— Ты идиотка потому, что заплатила столько за все дерьмо, что купила для шавки, — медленно произносит он. — Ты могла бы купить то же самое дерьмо в супермаркете за полцены.
— Ох. Ну, супермаркет сейчас не работает, а ему нужны были эти вещи.
— Ему нужно пальто? Прямо сейчас? — Он бросает взгляд на мои ноги, где среди прочих вещей Бадди лежит пальто.
— Да. Он может замерзнуть.
Он смотрит на датчик температуры в машине, потом на меня.
Сейчас восемнадцать градусов.
— Хорошо. Сейчас ему не холодно. Но в какой-то момент может стать.
— У него шерсть, Рыжая. Для этого она и предназначена. И ты понимаешь, что живешь в Техасе?
— Ладно, пусть пальто ему и не нужно, но оно милое. — Оно бледно-голубое, в рисунок из маленьких косточек. — В любом случае, всегда хорошо иметь вещи на всякий случай. Если я буду его выгуливать и пойдет дождь. В Техасе идут дожди.
— В пальто из флиса.
«Блин. Он прав».
— Флис не промокает. — «Вроде. Ладно, вовсе нет».
— Конечно, нет.
Я почти слышу, как он закатывает глаза.
Умник.
Я отказываюсь признать его правоту, поэтому прикусываю губу и молчу.
Но Ривер — нет.
— Я никогда не говорил тебе своего имени. — Его голос звучит низко и тихо.
— Что?
— В саду ты назвала меня Ривером. Я никогда не говорил тебе, как меня зовут.
«Нет, не говорил. Ты был слишком занят, игнорируя меня и осыпая грубостями, чтобы поделиться о себе этой информацией».
Но, опять же, я не озвучиваю свои мысли.
И хотя я не сделала ничего плохого, чувствую себя так, будто меня поймали с рукой в банке с печеньем, — мое лицо вспыхивает. Я смотрю на Бадди и глажу его мягкую шерстку.
— Я работаю в городской закусочной «У Сэди». Тамошний повар, Гай, услышал, что я живу по соседству с тобой, и мимоходом упомянул твое имя. Вот откуда я его знаю.
— Мимоходом. Конечно, — он невесело смеется.
— Это проблема? Что я знаю твое имя?
Он не отвечает.
И это меня раздражает.
Но я позволяю раздражению испариться. Не хочу вступать в спор с этим парнем в час тридцать ночи.
Он подъезжает к моему дому и выключает двигатель. Это меня удивляет. Я ожидала, что он припаркуется на своей подъездной дорожке, а я пойду пешком.
— Еще раз спасибо, что подвез, — говорю я. — Прости, что задержала тебя допоздна.
Он пожимает плечами.
Я воспринимаю это как намек, чтобы уйти.
Держа Бадди, открываю пассажирскую дверь и вылезаю из грузовика. Уже собираюсь повернуться, чтобы забрать вещи Бадди с пола грузовика, когда Ривер возникает из ниоткуда. Я даже не заметила, как он вылез из грузовика. Он берет вещи Бадди и захлопывает пассажирскую дверцу.
— Я помогу, — хрипло говорит он.
— Спасибо, — шепчу я.
Я иду к своей входной двери, Ривер тащится следом.
Честно говоря, я не понимаю этого парня. Он ведет себя как придурок. И все же в полночь везет меня в город к ветеринару и ждет там больше часа. Потом отвозит домой. Паркуется возле моего дома. А теперь помогает нести вещи Бадди.
Мудаки так не поступают.
Может, Ривер не такой полный мудак, каким кажется.
Достав ключ, отпираю входную дверь и захожу внутрь. Я оставила свет включенным, чтобы по возвращении домой не было темно.
Я очень не люблю заходить в темную комнату.
Бадди у меня в руках слегка извивается, и я опускаю его на пол.
— Добро пожаловать в новый дом, Бадди. — Я наблюдаю, как он ходит, исследуя гостиную.
Когда поворачиваюсь к Риверу, тот заполняет собой дверной проем и наблюдает за мной. Темные брови нахмурены, скрывая то, что отражается в его глазах.
— Куда ты хочешь, чтобы я положил это барахло? — Он поднимает вещи Бадди.
Я не обращаю внимания на слово «барахло» и говорю:
— На кофейный столик было бы неплохо, спасибо.
Я закрываю дверь, пока Ривер выкладывает вещи Бадди на столик.
В моей маленькой гостиной он выглядит огромным.
Положив вещи на стол, он молча смотрит на камин. Затем резко поворачивается.
— Ты беременна? — Его взгляд падает на мой плоский живот.
Ой, он увидел УЗИ.
— Да. Семь недель — вот почему еще не заметно. — Я прижимаю руку к животу.
— А где отец?
Мои губы приоткрываются от удивления.
Я смотрю на него, не желая отвечать, но, не зная, что сказать.
— Мне не следовало спрашивать. Это не мое дело.
Я скрещиваю руки на груди.
— Да, не твое.
На его лице мелькает удивление и, как мне кажется, восхищение. Но с Ривером нельзя быть уверенной.
— Значит, ты одна.
Его слова причиняют боль.
Я прищуриваюсь.
— Абсолютно.
— Почему не сказала, что беременна?
Хмурюсь в смущении и раздражении.
— Не знала, что должна объявлять об этом.
— Ну, я бы не позволил тебе таскать шавку, если бы знал, что ты беременна. — Он вскидывает руки в воздух, выглядя раздраженным. Хотя я не совсем понимаю, почему.
— Я беременна, а не больна. И, пожалуйста, перестань называть Бадди шавкой.
Он хмыкает.
— Он похож на шавку. Уродливый маленький гремлин. Не корми его после полуночи.
— Ты только что пошутил? — Мои губы растягиваются в улыбке, хотя он только что не напрямую оскорбил Бадди. — Не знала, что ты на такое способен.
Его брови над темными глазами опускаются. По спине пробегает дрожь.
— Ты удивишься, узнав, на что я способен.
Полагаю, его слова должны меня напугать, но это не так.
Этот парень только лает, но не кусает.
Сегодня вечером я это в нем увидела.
Он направляется к входной двери.
Но замирает, когда я говорю:
— Знаешь… на самом деле я думаю, что ты хороший парень, а не придурок, каким тебя считают.
Взгляд, который он бросает на меня, может заморозить весь Техас. Что было бы весьма неплохо в нынешнем климате.
— Я не хороший, Рыжая.
— Как скажешь, — беззаботно отвечаю я. — Но я буду думать то, что думаю, а я думаю, что ты хороший.
— Не знаю, как я это переживу, — сухо говорит он.
Потом он выходит за дверь, закрывая ее за собой, а я смеюсь.
Впервые за очень долгое время я на самом деле смеюсь.
И самое ужасное, что причина тому — мой сварливый сосед.