— Сможешь донести остальное? — спрашивает он.
Я смотрю на упаковку с кистями и брезент.
— Думаю, я справлюсь, — отвечаю сухо.
Он идет за мной к входной двери. Отперев ее, впускаю нас внутрь. Я кладу свои вещи на пол и присаживаюсь на корточки, чтобы приласкать Бадди.
— Где детская? — спрашивает он, показывая на банки с краской.
— Дальше по коридору, дверь направо, — говорю я, поднимаясь. — Хочешь кофе? — интересуюсь, направляясь на кухню, прежде чем он исчезает в коридоре.
— Конечно.
Включаю чайник и выпускаю Бадди, наблюдая, как он возится в саду и делает свои дела.
Когда чайник закипает, я зову собаку в дом. Завариваю кофе для Ривера и чай без кофеина для себя и несу их в детскую.
Вижу, что Ривер принес кисти и брезент, которые я оставила в гостиной. И уже вскрыл упаковку с брезентом и стелет его.
Я пересекаю комнату и протягиваю ему кофе.
— Спасибо. — Он берет кружку и делает глоток. — Ты уже загрунтовала стены?
— Да, — киваю, делая глоток чая.
— Ты хорошо поработала.
— Спасибо. — Я улыбаюсь ему глазами. Сделав еще глоток чая, ставлю чашку на подоконник.
— У тебя есть стремянки? — спрашивает он. — Если нет, то у меня есть…
— Ой! — тянусь рукой к животу, устремляя на него взгляд.
«Неужели это…»
— Что случилось? — Ривер ставит кружку с кофе на подоконник рядом с моей и подходит ко мне.
— Все в порядке. Думаю... ребенок... пинается.
— А раньше он пинался?
Я качаю головой. Чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. Даже не понимаю, почему так разволновалась.
— Нет, это в первый раз, — шепчу я.
Он улыбается, придвигаясь еще ближе, и я чувствую, как грудь распирает некая непонятная эмоция.
Я смотрю ему в глаза.
— Я имею в виду, это могли быть газы или... нет! — ч смеюсь, чувствуя еще один удар. Сильный, здоровый удар.
— Ребенок пинается сейчас? — спрашивает он.
— Олив, — говорю я. — Я назвала кроху Олив.
— О, — шепчет он.
Распирающее чувство усиливается.
— Можно мне... Ничего, если я…
Я тянусь к нему, беру его за руку и прижимаю к своему животу.
Слышу, как у него перехватывает дыхание, и вижу, как его кадык подпрыгивает.
Чувство в груди распространяется, выплескиваясь из меня на него, словно сетью, обвивая нас обоих.
Глаза Ривера сосредоточены на том месте, где лежит его рука.
И когда Олив снова пинается, он смеется. Его глаза распахиваются и светятся благоговением.
— Привет, Олив, — говорит он моему животу. — Я Ривер. Твой сосед.
Он говорит так официально, что мне хочется рассмеяться. У меня вырывается тихий смешок.
Его взгляд встречается с моим.
— Что? — он улыбается.
Я снова хихикаю, качая головой.
— Ничего. Ты заставляешь меня смеяться.
Судя по выражению его лица, ему это нравится.
Олив опять пинается, вновь перетягивая внимание на себя.
— Боже, Рыжая, это чертовски удивительно. — Он качает головой. — У тебя внутри ребенок.
— Уже пять месяцев, — отвечаю невозмутимо.
Он снова смотрит мне в глаза.
— Ты поняла, о чем я. Конечно, я знал, что ты беременна, но это было не так…
Он изо всех сил пытается подыскать правильное слово, поэтому я предлагаю сама:
— Реально.
— Да. — Ривер опускает глаза на мой живот, а затем возвращает их к моему лицу, не отрывая от меня взгляда. — Это было нереально. До сих пор.
Он все смотрит мне в глаза, а я смотрю в его темные глубины.
Я чувствую это — в этот самый момент что-то между нами сдвигается. Будто раздается щелчок и все встает на место. Я знаю, он тоже это чувствует.
Не совсем уверена, что это такое и что оно означает, но просто знаю, как это важно.
Очень важно.