В тот же период у нас побывал высокий гость из Военного совета фронта. То был член Военного совета генерал Д. С. Леонов. Он прибыл в сопровождении подполковника из Политотдела фронта и адъютанта, который нес два чемодана.

Представившись, генерал сообщил, что в соответствии с приказом Верховного Главнокомандующего сейчас в госпитале состоится награждение орденами и медалями Союза ССР отличившихся в боях с врагом.

Это было волнующее и знаменательное событие.

Генерал и сопутствовавшие ему офицеры, надев белые халаты, обошли весь госпиталь. Член Военного совета объявлял раненому о награждении его за храбрость и отвагу, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, орденом или медалью в зависимости от обстоятельств ранения и степени заслуг воина. И, нагнувшись, генерал прикреплял к нательной рубашке раненого знак награды. Тем временем офицер, сопровождавший генерала, оформлял должные документы и вручал удостоверения о награждении.

Новые орденоносцы и медаленосцы были еще очень слабы, не все могли сидеть, не утихли еще боли от ран. Однако это торжественное событие всколыхнуло всех раненых, заглушило их физические страдания. По всему чувствовалось, что люди рады вручению им почетных наград Родины, видят в этом яркое выражение высокой оценки их ратных заслуг, признательности и уважения к ним военного командования. Кто-то даже спросил у генерала, подразумевая, судя по всему, утвердительный ответ:

— А вы из Москвы, товарищ генерал?

Генерал ответил тепло:

— Конечно, из Москвы, из самой Москвы…

Все окружающие явно были довольны этим, с удовольствием поглядывая на свои ордена и медали, придававшие парадный блеск грубоватым, но свежим нательным рубахам.

И так — из палаты в палату. Небольшой казус случился лишь во втором отделении, где лежали наиболее недужные, в том числе вернувшиеся недавно из операционных.

Сначала все шло нормально, генерал приступил к вручению наград, нагнулся к одному больному, ко второму — и вдруг закачался, ухватившись рукой за спинку кровати, и побелел, теряя сознание. Офицеры, пришедшие с ним, подхватили его под руки и вывели в коридор. Я дал ему вдохнуть нашатырь. Тотчас придя в себя, он спросил:

— В чем дело? На передовой видел такие ужасы, что и не вообразишь, — ничего. А тут…

— Больные выдыхают пары эфира или хлороформа, — говорю я ему, — они токсичны.

— А почему на вас не действует?

— Привык, — отвечаю, — разве что когда устанешь… — И не хотел только сказать о роли возраста: генерал ведь был сед.

Этот торжественный акт длился до вечера, ни один раненый не был обойден боевой наградой.

Такие гости появлялись в госпиталях, разумеется, не часто. Бывали у нас и гости привычные и пользовавшиеся оттого не меньшим уважением и приязнью раненых да и медицинского персонала — это наши шефы.

Все предприятия Калинина шефствовали над военными госпиталями. Тем самым они принимали на себя ответственность за ход госпитальных дел, хотя их никто к этому не обязывал. Следуя лишь велению собственных сердец, сотни текстильщиц после производственной работы трудились многие часы у нас. Они дежурили у коек тяжелораненых и больных, помогали медицинским сестрам в уходе за теми, кто не мог самостоятельно передвигаться, а иногда не владел и руками. Их усердию мы были в немалой мере обязаны тому, что при скудной численности кадрового медицинского и административно-хозяйственного персонала в трех госпитальных корпусах всегда поддерживалась чистота, окна сверкали, во многих палатах был создан почти домашний уют.

Помню, к нам долго ходила на ночные дежурства худенькая седая старушка. Неторопливая, но аккуратная, поспевающая всюду, она была любимицей обитателей одного из самых трудных для обслуживания отделений с повреждением ног и грудной клетки. Причем дело было даже не в том, что она тотчас выполняла просьбы недужных, приносила им все необходимое и убирала все то, что было не нужно. Она самим своим обликом удивительно утешала их. Как рассказывали врачи, от нее веяло благотворной ясностью, спокойствием. Звали ее Дарья Поликарповна. Ее спросили однажды наши медички: «Не трудно ли вам ходить сюда, бабушка? Может быть, надо пореже, поменьше…» Говорят, такая была обида из-за этого, такой был дан гневный отпор, что больше никому и никогда не приходило в голову давать ей такие советы. А вдобавок она еще работала на «Пролетарке». Вместе с Дарьей Поликарповой ходила в наш госпиталь, как на вторую работу, ее сноха, а дома оставались внук и внучка.

Право, нельзя забывать о патриотических заслугах таких подвижниц, которым не было счета в пору военных невзгод. Их большая помощь медицинским работникам по уходу за ранеными воинами еще ждет своих историков и певцов.

Кстати говоря, раненым были очень по душе певуньи из шефов. Безыскусные мелодии и слова народных песен, которые исполняли перед ними время от времени наши дорогие гостьи, лечили многих, по свидетельству врачей, от унынья, тоски, от грызущих сердце дум да и болезней.

Как солнечный луч в ненастье, появлялись в палатах школьники и малыши со своими бойкими песенками, стихами и рассказами. Пользовались успехом и выступления самодеятельного хора наших медиков во главе с врачом В. А. Золотухиной, обладавшей очень приятным голосом. Вера Алексеевна вкладывала в песни, которые исполнялись раненым, всю свою душу. Заметив это, несколько выздоравливавших посоветовали ей всегда петь, «отчего будет лучше и нам и вам», как сказали они после небольшого концерта, состоявшегося в клубном зале накануне праздника Великой Октябрьской социалистической революции.

С возвращением в Калинин труппы драматического театра наш госпиталь стали навещать артисты. В ряде палат они выступали с фрагментами из спектакля, созданного по пьесе Александра Корнейчука «Фронт». Эта постановка, затрагивавшая острые вопросы руководства войсками в ходе боев, увлекала многих. И политработники провели среди раненых не одно коллективное обсуждение пьесы Корнейчука и выступлений артистов. Больше всего порадовали инициаторов обсуждения активность и острота мысли слушателей, их боевой настрой. Что же до медиков, то они полагали, и не без резона, что выигрывало от этого состояние здоровья прежде всего.

Приметы нового

К исходу второго горячего лета войны стала все более ощущаться нарастающая мощь Красной Армии. Конечно, на фронтах тогда мало кто знал, если знал вообще, что вражеское превосходство в важнейших видах боевой техники, причинившее нам столько бед, уже преодолено по существу и соотношение сил начало изменяться в пользу нашей армии, причем изменяться неотвратимо. Правда, до того, как это будет показано во весь рост под Сталинградом, оставалось еще несколько месяцев, и накал боев пока не ослабевал ни на юге, ни в центре. Тем не менее приближение коренного перелома в развитии борьбы с фашистскими агрессорами на советской земле, а за нею и повсюду давало себя знать все новыми выразительными приметами, порой совсем неожиданно.

Такой приметой обернулось для нас, в частности, внезапное появление в эвакогоспитале № 3829 восьми раненых солдат вермахта в своей изрядно пострадавшей форме. Они были захвачены в плен после боя, будучи раненными довольно тяжело. Поэтому их сдали на полковой медицинский пункт, откуда, остановив кровотечение, наложив стерильные повязки и проволочные шины, отправили на санитарной летучке на фронтовую госпитальную базу в город Калинин. Из эвакопункта вокзала на санитарном автобусе их перевезли со стандартными медицинскими карточками к нам.

Необычные пациенты не вызвали сенсацию в госпитале. Появление пленных, да еще в таком количестве, стало приметой нового в боевых действиях наших войск. Никто, конечно, не рассматривал каждого из этих пленных как персонального виновника всех чудовищных зверств, учиненных гитлеровцами в нашей стране, что, однако, не снимало с них, по крайней мере, моральной ответственности за это. Что же касается оказания медицинской помощи раненым пленным соответственно со всеми нормами, принятыми в Красной Армии, то она подразумевалась само собой. Она оказывалась на всех этапах санитарной эвакуации в соответствии с официальными установками Государственного Комитета Обороны страны.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: