Шефство над госпиталем взяли также колхозники Тувы. Они привозили раненым мед, фрукты и другие плоды своей земли. Во время дружеских бесед некоторые бойцы и командиры рассказывали о своих фронтовых делах. Представители госпиталя, в том числе двое выздоравливающих, побывали в гостях у тувинцев.

Тем временем лечение шло на пользу большинству пациентов. Особенно быстро прибавляла в силах молодежь, подшучивая, что это все «от сибирских харчей да сибирского воздуха». Выздоравливающие рвались на фронт.

В госпитале начала работать военно-врачебная комиссия. Она тщательно определяла степень годности к военной службе раненых после лечения. Большинство их отправляли в запасные полки. Ограниченно годных — в тыловые учреждения. Однако были и такие раненые, которых пришлось переводить на инвалидность первой группы.

Во второй половине ноября 1941 года уже развертывалась подготовка к генеральному наступлению под Москвой, и наш госпиталь в числе многих других получил приказ готовиться к возвращению из Бийска. 22 ноября отправились в путь. Все с нетерпением ждали фронта. А молодые санитары госпиталя и выздоравливающая команда из раненых — бывшие пулеметчики, танкисты, артиллеристы — требовали, чтобы, как только приблизимся к Москве, их откомандировали в боевые подразделения.

Но при подъезде к столице наш эшелон остановили и несколько дней держали на запасном пути, и мы сначала не понимали зачем…

Когда во второй половине декабря 1941 года наш эвакогоспиталь № 3420 отправился наконец к новому месту своей дислокации, в город Калинин, у его персонала было довольно хорошее настроение. Причиной тому служила прежде всего победа под Москвой. Помнится, молоденькая медицинская сестра Анюта Лавренева, незаменимая в операционной, сказала в те дни, что нет лучших песен на свете, чем итоговые сообщения Совинформбюро о Московской битве, передаваемые по радио в исполнении Юрия Левитана. Шутка шуткой, по перечни населенных пунктов, освобожденных от немецко-фашистских захватчиков, данные о потерях вражеских войск, о трофеях защитников столицы отзывались в наших сердцах и впрямь прекрасной музыкой.

Очевидность поражения фашистов в этой битве, их огромные людские и материальные потери, весь разворот событий под Москвой, ярко продемонстрировавший нарастающее могущество и мастерство советского оружия, будто умножили силы каждого из нас.

Правда, некоторые мои товарищи говорили полушутя-полувсерьез, что, мол, нас все же обошли, не подключили к Московской битве. Я утешал их, напомнив, что именно Калининский фронт, куда мы едем, еще 5 декабря, за день до контрнаступления наших войск, действующих на Московском направлении, нанес противнику ощутимый удар и продолжает успешное наступление.

Хорошему настроению, с которым мы следовали в город на Волге, способствовало также то, что новый этап в развитии военных событий, открытый контрнаступлением советских войск, совпал с распространением некоторых важных начинаний в деятельности медицинской службы Красной Армии, то есть явился и для нас в определенной мере новым этапом на пути к лучшему.

Суть дела заключалась в дальнейшем совершенствовании медицинского обеспечения боевых действий, в улучшении помощи раненым и больным советским воинам. Пути и средства такого совершенствования были разработаны при непосредственном участии виднейших деятелей медицинской науки еще накануне Великой Отечественной войны. Их начали без промедлений претворять в жизнь, заложив основы стройной системы лечебно-эвакуационного медицинского обслуживания войск в современной войне. Фашистское вторжение замедлило осуществление намеченных планов, но не могло прекратить совсем. Этот сложный, творческий процесс продолжался в самые трудные дни лета 1941 года.

Внедрялась и действовала новая структура медицинской службы, создававшаяся с учетом опыта советских войск. Предельно приближенная к полю боя, она строилась на четком взаимодействии различных звеньев квалифицированной медицинской помощи воинам, звеньев, образующих в общей сложности единую лечебно-эвакуационную систему. Одним из ярких выражений жизненности и динамичности этой системы явилась огромная по масштабам эвакуация военных госпиталей из районов, которым непосредственно угрожал враг. Лишь за июнь и июль отбыли в глубокий тыл 139 госпиталей на 57 337 коек со всеми своими ранеными и персоналом. В целом до 20 декабря 1941 года было перевезено в глубь страны 395 635 госпитальных коек[3], в том числе 500 коек нашего эвакогоспиталя. А в предвидении наступательных операций Красной Армии осуществлялось обратное движение учреждений медицинской помощи воинам, так называемая реэвакуация, с той же четкостью и размахом.

Между тем специализированное лечение раненых, так называемая эвакуация по назначению, с четким адресом, не сразу получило должное развитие. Известно, что, чем раньше попадает пациент к врачу, целеустремленно работающему как раз в сфере преодоления его недуга, тем лучше для обоих: быстрее поправляется раненый или больной, быстрее и глубже оттачивается мастерство врача. Вот почему мы обрадовались, когда нам сообщили перед отъездом в Калинин, что госпитальная база фронта будет специализирована. Как мы потом узнали, у каждого из 55 военных госпиталей, дислоцировавшихся там в январе 1942 года, уже был свой медицинский профиль. Лечение наиболее частых ранений велось в ряде однотипных лечебных учреждений: огнестрельными ранениями рук и ног занимались 20 госпиталей, грудной клетки — 14, черепа и позвоночника — 8, органов брюшной полости — 4. Во всех госпиталях создавали так называемые «палаты-миксты», то есть палаты для тех, кто страдал одновременно от нескольких ранений и различных болезней. Везде действовали также отделения для раненых со столбняком и газовой гангреной, где шла борьба против этих коварных и опасных осложнений, не терпящих малейшего промедления с лечением. Наконец, существовал специальный сортировочный эвакогоспиталь № 2749 под руководством майора медицинской службы Г. М. Дроздова, принимавший раненых на вокзале и распределявший затем по госпиталям соответственно с характером повреждения и недуга. При тяжелом состоянии раненых, не допускавшем дальнейшей перевозки, их оставляли на первоначальное лечение у наших «лейб-сортировщиков», как мы называли своих коллег из этого эвакогоспиталя.

Ученый медицинский совет при начальнике Главного военно-санитарного управления Вооруженных Сил СССР одобрил организацию специализированных госпиталей для раненых лишь на своем 4-м пленуме в 1942 году. Стало быть, практика опередила на этот раз теорию, и медикам Калининского фронта довелось первыми проторить дорогу ценному и важному начинанию в армейской медицинской службе.

В пути к городу на Волге среди наших врачей только и было разговоров, как пойдет дело на новом месте. Чувствовалось, что госпитальный персонал устал от непрошеной передышки и с нетерпением ждет работы.

А поезд шел медленно. Стояли лютые морозы, перемежавшиеся вьюгами и буйными снегопадами. Путейцы трудились не покладая рук. Наконец 1 января 1942 года эшелон прибыл в Калинин.

На перроне нас ждал военврач 2-го ранга А. В. Кориневский, представлявший фронтовой эвакопункт № 165, которому теперь мы были подчинены. Пригласив руководство госпиталя в свое служебное помещение в здании вокзала, он сказал:

— Темп, темп, темп — вот что от вас требуется!

И строго взглянул на меня поверх своих очков, как глядит профессор во время экзаменов на незадачливого студента. А потом четко изложил программу действий:

— Во-первых, весь личный состав должен немедленно покинуть поезд и временно разместиться на эвакопункте, так как вагоны нужны для военно-санитарного поезда. Во-вторых, имущество перегрузить на автотранспорт госпиталя и санитарный транспорт эвакопункта: не исключена возможность воздушного налета. В-третьих, для госпиталя № 3420 предоставляются корпуса Калининской областной больницы, у которых более или менее сохранились стены и крыша. Все остальное восстановить в темпе своими силами. К исходу 2 января госпиталь должен быть готов принять раненых. Не исключено, что тяжелораненые поступят к вам уже завтра утром. Все ясно?