У пса под шкурой выступают ребра. Я смотрю, как собака подходит к парням, будто знает, что за еду, которую она вот-вот получит, придется отплатить.

Я тотчас проникаюсь к псу состраданием.

— Вот так, — зовет один из парней, протягивая бургер. — Чуть ближе.

Когда собака оказывается в зоне досягаемости, парень убирает еду, а второй быстро обступает собаку и зажимает ее между колен. Они со смехом надевают псу на глаза головную повязку и отпускают. Собака мечется, ничего не видя.

Она пытается лапой снять повязку с глаз, и я бросаюсь к ней. Снимаю ее с головы пса, и он, испуганно глядя на меня, срывается с места.

— Да ладно тебе! — говорит один из парней. — Мы просто развлекаемся.

Я бросаю в них повязку.

— Тупые засранцы. — Собака бежит прочь. Я подхожу к парням, выхватываю гамбургер из рук одного из них и иду вслед за собакой.

— Сука, — бормочет кто-то из них мне в спину.

Я возвращаюсь туда, откуда пришла, подальше от толпы и ближе к собаке. Бедняжка прячется за голубым мусорным баком и жмется к земле. Я медленно подхожу к псу, пока не оказываюсь в паре метров от него, и осторожно бросаю ему бургер.

Собака обнюхивает его с мгновение и начинает есть. А я иду дальше, разозлившись. Порой я не понимаю людей. И меня это бесит, потому что я ловлю себе на мысли о том, как же мне хочется, чтобы человечество страдало чуть сильнее. Быть может, если бы все испытали на себе хоть каплю того, что пережил этот пес, то подумали бы лишний раз, стоит ли поступать, как сволочь.

Я уже прошла полпути к дому, как вдруг понимаю, что пес идет за мной. Наверное, думает, что у меня есть еще бургеры.

Я останавливаюсь, и пес тоже встает на месте.

Мы пристально смотрим друг на друга, изучая взглядом.

— У меня больше нет еды.

Я иду дальше, и собака опять бежит за мной. Его то и дело что-то отвлекает, но, подняв взгляд и увидев меня, он тотчас меня нагоняет. Когда я наконец подхожу к дому, пес следует за мной по пятам.

Уверена, что мне нельзя приводить в дом такую грязную собаку, но я могу хотя бы принести ему немного еды. Подойдя к лестнице, я оборачиваюсь и указываю ему пальцем.

— Место.

Собака садится в точности туда, куда я указала. Меня это удивляет. Во всяком случае, он послушный.

Я достаю из холодильника несколько кусочков индейки, наливаю воды в миску и отношу все это собаке. Сажусь на нижнюю ступеньку и глажу пса по голове, пока он ест. Наверное, было неразумно кормить его возле дома. Он наверняка будет бродить здесь, раз я его покормила, но, возможно, это не так уж плохо. Мне бы не помешала компания существа, которое не осуждает меня.

— Бейя!

Пес поднимает уши, услышав мое имя. Я озираюсь по сторонам, пытаясь увидеть, кто меня окликнул, но никого не вижу.

— Я здесь!

Я смотрю на дом, стоящий по диагонали от нашего во втором ряду за пустующим прибрежным участком. На краю невероятно высокой крыши стоит парень. Он так высоко, что я не сразу понимаю, что это Самсон.

Он жестом подзывает к себе, и я как дура озираюсь по сторонам, чтобы убедиться, что он обращается ко мне, хотя он даже назвал мое имя.

— Иди сюда! — кричит он.

На нем нет рубашки. Я тут же подскакиваю и чувствую себя такой же жалкой и голодной, как эта собака.

Я смотрю на пса.

— Сейчас вернусь. Жди здесь.

Но едва я начинаю переходить дорогу, как пес бежит следом.

Захожу во двор дома, на котором стоит Самсон. Теперь он встал в опасной близости к краю и смотрит вниз.

— Поднимайся по лестнице справа от парадной двери. Потом проходи через первую дверь слева по коридору. Она ведет на крышу. Хочу кое-что тебе показать.

Даже отсюда вижу, как его кожа блестит от пота, и на миг опускаю взгляд себе под ноги, пытаясь решить, как же поступить. Наше с ним общение складывалось не лучшим образом. Зачем мне снова подвергать себя такому дискомфорту?

— Я боюсь высоты! — громко говорю я, глядя на него.

Самсон смеется.

— Ничего ты не боишься, поднимайся сюда.

Мне не нравится, что он говорит об этом с такой уверенностью, будто знает меня. Но он прав. Я мало чего боюсь. Поворачиваюсь к собаке и указываю возле лестницы.

— Место. — Собака подходит туда, куда я указала, и садится.

— Черт возьми, пес. Ты такой умный.

Я поднимаюсь к парадной двери. Нужно ли постучать? Стучу, но никто не отвечает.

Видимо, Самсон здесь один, иначе спустился бы сам и впустил меня в дом.

Я открываю дверь и чувствую себя очень странно в незнакомом доме. Спешно иду к двери по левую сторону и распахиваю ее. За ней лестничный проем, который ведет прямо к небольшой, огороженной зоне отдыха вверху лестницы. По форме она похожа на верхушку маяка и расположена прямо по середине дома. Зона застеклена, и из ее окон открывается вид по всем направлениям.

Она великолепна. Не понимаю, почему такой зоны нет в каждом доме. Я бы каждый вечер поднималась сюда и читала книгу.

Одно из окон открывается с выходом на крышу, где меня ждет Самсон, придерживая створку.

— Как классно, — говорю я, выглядывая из окна. Мне нужна минута, чтобы набраться смелости и выйти на крышу. На самом деле я не боюсь высоты, но дом стоит на высоких сваях и возвышается над ними еще на два этажа.

Самсон берет меня за руку и помогает выйти, а потом закрывает окно.

Я сбивчиво вдыхаю, выпрямляясь на крыше, потому что до этого момента не осознавала, как высоко мы находимся. Я не смею посмотреть вниз.

Отсюда все выглядит иначе. Из-за того, как высоко расположилась крыша этого дома, все прочие дома кажутся маленькими в сравнении с ним.

У ног Самсона валяются куски гибкой черепицы рядом с ящиком с инструментами.

— Это один из пяти ваших домов для сдачи в аренду?

— Нет. Просто помогаю своей подруге Марджори. У нее потекла крыша. — Крыша у дома двухуровневая, один уровень на метр выше другого. Самсон поднимается на второй уровень и опускает руки на бедра.

— Иди сюда.

Когда я встаю рядом с ним, он указывает в противоположном от океана направлении.

— Отсюда виден закат над заливом.

Я смотрю туда и вижу, как пылает небо на другой стороне полуострова. Красные, сиреневые, розовые и голубые оттенки вихрем смешались воедино.

— Крыша дома Марджори выше всех в окрестностях. Отсюда виден весь полуостров.

Я оборачиваюсь кругом, любуясь видом. Залив освещают брызги таких ярких красок, что кажется, будто на него наложили фильтр. Я вижу пляж всюду, докуда видит глаз.

— Красиво.

Самсон с минуту внимательно наблюдает за закатом, а потом спрыгивает на нижнюю часть разноуровневой крыши. Подходит к ящику с инструментами и опускается возле него на колени. Затем кладет на крышу полоску черепицы и начинает ее приколачивать.

Глядя, как он передвигается по крыше, будто по ровной поверхности, я начинаю чувствовать себя неуверенно, стоя на ногах, и присаживаюсь.

— Вот чего я хотел, — говорит он. — Знаю, что ты любишь рассвет, поэтому хотел, чтобы ты увидела закат отсюда.

— Вообще сегодняшний рассвет поверг меня в уныние.

Он кивает, будто понимает, что именно я имею в виду.

— Ага. Бывает такая красота, на фоне которой все остальное уже не производит сильного впечатления.

Какое-то время я молча наблюдаю за ним. Парень прибивает около пяти кусков черепицы, пока небо не поглощает почти весь свет, под которым он работает. Он знает, что я наблюдаю за ним, но почему-то на этот раз я смотрю на него без смущения. Возникает чувство, что он предпочитает, чтобы я была здесь, а не где-то еще. Почти такое же ощущение возникает по утрам, когда мы молча сидим каждый на своем балконе.

Его волосы намокли от пота и выглядят более темными, чем обычно. На шее у него висит цепочка, и каждый раз, когда парень двигается, я замечаю белый след под ней на его загорелой коже. Видимо, он никогда ее не снимает. Тонкая черная цепочка с кусочком дерева в качестве кулона.

— У твоей подвески есть значение?

Он кивает, но не объясняет, какое в нем кроется значение, а молча продолжает работать.

— Ты расскажешь мне, что она значит?

Самсон мотает головой.

Ну ладно.

Я вздыхаю. Чего я добиваюсь, пытаясь завести с ним беседу? Я забыла, каково это.

— Ты сегодня завела собаку? — спрашивает он.

— Пошла прогуляться. А он увязался следом.

— Я видел, как ты его кормила. Теперь он не уйдет.

— Я не против.

Самсон поглядывает на меня и вытирает пот со лба рукой.

— Что Сара с Маркосом собираются сегодня делать?

— Она говорила что-то про пикник на пляже, — пожимаю плечами я.

— Отлично. Умираю с голоду. — Он продолжает прибивать черепицу к крыше.

— Кто такая Марджори? — спрашиваю я.

— Хозяйка этого дома. Ее муж умер пару лет назад, так что я помогаю ей время от времени.

Интересно, скольких жителей округи он знает. Он вырос в Техасе? Где он учился? Почему собрался в армию? У меня так много вопросов.

— Давно ты владеешь здесь домами?

— Я не владею домами, — возражает он. — Отец владеет.

— И как давно твой отец владеет этими домами?

Самсон отвечает не сразу.

— Я не хочу говорить о домах моего отца.

Я покусываю губу. Похоже, многие темы с ним под запретом. Меня это раздражает, потому что лишь распаляет мое любопытство. Я нечасто встречаю людей, которые, как и я, хранят секреты. Большинству людей нужен слушатель. Кто-то, кому они могут выговориться. Самсону слушатель не нужен. И мне тоже. Возможно, именно по этой причине наши с ним разговоры воспринимаются иначе, чем разговоры с другими людьми.

Наши разговоры как кучка пятен. Как капли чернил с огромными пустотами на белом листе.

Самсон начинает собирать инструменты в ящик. На улице еще светло, но скоро стемнеет. Он встает и поднимается на второй уровень крыши и садится на край рядом со мной.

Он так близко, что я чувствую жар, исходящий от его тела.

Парень упирается локтями в коленки. Он очень красивый. Сложно не засматриваться на таких людей. Но мне кажется, что его обаяние больше связано с тем, как он себя ведет, нежели с тем, как он выглядит. По-видимому, в нем есть артистизм.