Бесплатные переводы в нашей библиотеке:
BAR "EXTREME HORROR" 18+
или на сайте:
"Экстремальное Чтиво"
ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА
Не буду вам лгать, что я специалист по части армейской службы. И уж точно не хочу заваливать вас штампованным военным жаргоном и техническими моментами, в которых я сам не разбираюсь. Без личного опыта описывать такой сюжет можно, но результат, в итоге, оказывается далеким от реальности и насквозь фальшивым.
И когда вижу подобные поделки по телевизору или в Голливуде, то меня просто блевать тянет.
Так что не ожидайте, что эта военная история будет реалистичной. Говоря по правде, солдаты в этой истории больше напоминают фигурки G.I. Joe, с которыми играет девятилетний ребенок в снежный день. Ну или они больше смахивают на солдат в научно-фантастических военных видеоиграх.
Реализм в данном случае не главное. Реализм - не мой стиль. Это - песнь абсурда.
- Карлтон Меллик III 16.09.06, 16:46
Офицеры перестали разговаривать с нами этим утром, перестали отдавать приказы, поэтому мы в полной растерянности и не знаем, что делать.
Мы сидим здесь, в заснеженных окопах, пока капрал МакКлин постоянно бегает в палатку офицеров за новостями, но офицеры даже не смотрят на него, а просто сидят за пультами управления с медленно тлеющими сигарами в руках, молча уставившись в замерзшую пустошь.
- Какая-то херня творится, - говорит МакКлин, перебирая в воздухе своими татуированными пальцами в мою сторону.
Больше МакКлин ничего не сказал.
Уже прошло пять недель с тех пор, как мы прибыли в Арктику, пять холодных недель, пять недель безумных смертей.
Война закончилась уже как пару месяцев назад. Но мы все еще здесь, и никто не говорит нам, зачем.
Во время полета домой в Калифорнию, глядя на нас полковник Дюпон нахмурил свои тонкие выгнутые брови и сковырнул струпья с бородавки на своем большом пальце. Он делал это каждый раз, когда у него были плохие новости.
- Для всего мира война, возможно, и закончилась, - сказал он. - Но не для нас.
Была еще одна миссия. Очень важная миссия.
Никаких подробностей он не добавил. Не обозначил нам цель. Умолчал о том, куда мы направлялись. Он просто сказал нам, что война для нас еще не закончилась, и что мы можем стереть дебильные улыбки с наших физиономий.
- Должно быть, где-то засели какие-то уклонисты, - шептались солдаты между собой.
Уклонисты. От этого слова у меня мурашки бегут по коже. Они - последние враги нашего мира. Последние враги свободы.
Каждый мужчина, женщина и ребенок в мире были призваны в армию, чтобы вести войну против уклонистов. Это было много лет назад, задолго до моего рождения, задолго до того, как все народы мира объединились в одно целое.
Трусы, повстанцы, предатели, анархисты. Мы думали, что убили их всех.
Но несколько из них все же выжили.
- Есть хоть какая-то информация? - спрашивает ЛеФорж капрала, садясь рядом со мной с запотевшими от мороза очками, при этом поправляя нижнее белье через штаны.
МакКлин отрицательно качает головой, а ЛеФорж плюет в его сторону мясными шариками.
- Это не его вина, - говорю я ЛеФоржу.
- Чушь собачья, - рычит в ответ крупногабаритный француз. – Он просто некомпетентен.
- Он старше тебя по званию, - напоминаю ему я.
ЛеФорж показывает мне средний палец.
Куски мяса прилипли к груди МакКлина, но он не обращает на это никакого внимания, также, как и на наш разговор, играя в воздухе пальцами какую-то мелодию у себя в голове.
- Так и хер ли нам теперь делать? - спрашивает ЛеФорж.
- Просто будь всегда наготове, - отвечаю я. – Как только приказы поступят, нам об этом сообщат.
День проходит. Приказов по-прежнему нет.
Чони выходит из укрытия с гранатометом, переброшенным через плечо, на манер рюкзака.
- Кэт мертва, - говорит она мне.
- Тогда мы - это все, что осталось? - спрашиваю я.
Она кивает.
Нас осталось только пятеро. Плюс офицеры.
Какое-то время мы смотрим друг другу в глаза, а после направляемся обратно. Снег громко хрустит под нашими сапогами.
- Ну, по крайней мере, теперь мы сможем двигаться дальше, - говорю я, - сейчас, когда все раненые погибли.
Она пожимает плечами.
МакКлин сообщает офицерам, что Кэт умерла прошлой ночью, но они по-прежнему пропускают его слова мимо ушей. Они даже не сдвинулись с места, беспрерывно куря сигары и потягивая бренди, беззаботно уставившись в космос стеклянными глазами.
- Я для них словно призрак, - говорит нам МакКлин.
ЛеФорж пинает снег.
- Так и что же нам теперь делать? - спрашивает Чони.
- А что мы можем сделать? - спрашиваю я.
- Мы должны что-то сделать, - говорит она.
- Каким был их последний приказ? - спрашиваю я.
- Два дня назад они приказали нам похоронить Джефферсона, - отвечает Чони.
- Значит будем хоронить Кэт. Поможете мне? - спрашиваю я.
- Конечно, - говорит Чони.
Мы хороним Кэт. Это не занимает много времени.
- Ну, а теперь чем займемся? - спрашивает ЛеФорж.
- Как насчет того, чтобы выкопать могилы для нас, на всякий случай? – спрашивает Чони.
Мы пожимаем плечами и копаем могилы для себя.
Проходит еще один день.
Офицеры прикончили все запасы бренди. Их пальцы покрыты ожогами от тлеющих сигар. Они тупо сидят без движения на стульях, уставившись в пространство.
Я раскупориваю очередной пузырек климат-контроля и втираю в тело. Его осталось всего несколько флаконов. Мы все еще одеты в пустынную форму, разработанную для климата Северной Африки, где мы находились последние три года. Единственное, что держит нас в тепле, это климат-контроль.
Это по сути крем, густой, как губная помада, который вы наносите на все тело в суровых погодных условиях, что охлаждает в жару или же согревает вас в холода. К сожалению, он легко стирается, и его запасы тают на глазах.
Я невероятно счастлив от того, что Чони все еще жива. Я еще не сказал ей, что по уши влюбился в нее, но надеюсь, что скажу, когда наступит подходящий момент. Было бы ужасно, умри она вместе с другими, прежде чем я рассказал бы ей о своих чувствах.
Она сидит рядом со мной, пытаясь согреть боеприпасы своим дыханием. Ее толстые черные дреды спускаются с головы и растекаются по моим коленям. Они не менее трех футов в длину. Она вплетает в волосы стальную шерсть, поэтому они больше напоминают цепи, чем волосы.
Обычно солдату запрещается отращивать волосы ниже плеч, и неважно мужчина это или женщина, но вот только стрижка волос противоречит ее религиозным убеждениям, поэтому ни один офицер не смог ничего с этим сделать. Все религиозные убеждения защищены законом.
Я - единственный зарегистрированный атеист, которого я знаю. Большинство людей выбирают какую-нибудь религию, при этом верят они в нее или нет это неважно, потому как религия имеет свои преимущества. В религиозный праздник вам положен выходной. Вы имеете право на молитвенные перерывы. Иногда вам даже разрешают получать подарки от друзей или семьи.
Чони верит в религию под названием Дукадак. Начальство считает, что она ее выдумала, а это противозаконно, но это реально существующая религия, которая до сих пор практикуется в Африке. Но поскольку Чони имеет африканское происхождение, ей разрешено провозглашать Дукадак своей религией, пускай она и не чистокровная африканка.
Ее отец был шотландским итальянцем, а мать - африканкой эс-кимо. Но, так как ее мать была на три четверти африканкой, она имела право утверждать, что имеет в основном африканское происхождение, и они предоставили ей свободу веровать в Дукадак.
К сожалению, единственная выгода от этой религии была в том, что ей дозволяется курить галлюциногенную траву один раз в год и отращивать дреды такой длины, какой ей вздумается.
Большинство других солдат смеются над ее волосами. Они выдергивают из них пряди, стоит только ей повернуться к ним спиной, или же прячут в них насекомых, чтобы позже для нее был особый сюрприз. Но мне же ее волосы всегда казались красивыми и мощными. Меня тянуло к ней с нашей самой первой встречи.
- Ты в последнее время видел Конфетку? - спрашивает меня Чони.
- Нет, - говорю я.
В этот момент я понимаю, что у меня стояк, и что она его заметила, ведь он бесстыже высунулся прямо промеж ее дредов у меня на коленях.
Она смеется. Я краснею.
Я отталкиваю ее волосы и убегаю.
- Ты знаешь, где Конфетка? - спрашиваю я ЛеФоржа.
У него на руках варежки, и он усиленно отжимается прямо на снегу.
- Да у него опять крыша поехала, - говорит ЛеФорж, считая отжимания себе под нос.
- Крыша поехала? Ты это о чем вообще? - спрашиваю я.
- Опять не подчиняется приказам, - говорит он. – Закатил очередную истерику.
- Чьим приказам? Твоим?
- Ага, - говорит он.
- Ты в самом низу структуры нашего командования, - говорю я. - Ты не можешь никому отдавать приказы.
- Я могу отдавать приказы Конфетке, - говорит он. - Приказывать Конфетке может каждый.
- Ну, так и где он? - спрашиваю я.
- Да где-то здесь ошивается. Держу пари, прячется от меня. Они всегда от меня прячутся.
- Это потому что ты говнюк - говорю ему я.
Он продолжает отжиматься одной рукой, другой показывая мне средний палец.
Я методично обхожу все наши палатки. Под порывами холодного ветра моя шея просто немеет от мороза, ведь климат-контроль уже практически стерся о мой воротник, но зато хоть стояк больше не беспокоит. Но это ненадолго и он скоро вернется.
Все палатки пусты, кроме одной. В ней под парашютным брезентом сидит МакКлин и татуирует свою лодыжку швейной иглой.
- Конфетка, часом, не здесь? - спрашиваю я его.
Он качает головой.
Форма у МакКлина всегда образцово показательная. Не потому, что он чистоплюй, а потому, что он на самом деле ничего не делает. Будучи выходцем из богатой семьи, ему никогда не приходилось особо напрягаться. Единственная причина, по которой его повысили до капрала, заключается в том, что его отец является генеральным директором известной компании по производству спортивной обуви.