В ней было полно медикаментов.
Он вырос в этом доме.
Дом не принадлежал ему, это был дом его бабушки.
Мне стало интересно, было ли это лукавством, или еще чем-то.
Мне хотелось узнать о многих вещах.
Но ни о чем из этого я не спросила бы.
— Спиртовые салфетки, пластырь, ножницы, — пробубнил он, копаясь в аптечке и вытаскивая все это, пока я бросила свою сумку на стол, размотала свой шарф и сбросила свое пальто, кинув их на спинку стула. Затем он повернул голову и встретился со мной взглядом. — У нас все есть.
Я кивнула, опустив голову и изучив своим опытным взглядом содержимое, затем я взглянула на него и скомандовала,
— Садись.
Уголки его губ слегка приподнялись с одной стороны, затем он скинул свою кожаную куртку, повесил ее на спинку стула, развязал свой шарф, кинул его поверх куртки и сел, подняв свое лицо ко мне.
Я выкинула из головы мысли о том, насколько красивым он был, и что, если бы я чуть наклонилась, то смогла бы поцеловать его в губы, и как только мне это удалось, я занялась делом.
Я раскрыла упаковку с салфетками, бросила ее на стол и осторожно приложила салфетку к ране.
Он с шипением втянул воздух, и его голова дернулась.
— Извини, — прошептала я, по какой-то причине его реакция сильно взволновала меня. Слишком сильно. Я ненавидела то, что причинила ему боль. На самом деле ненавидела.
Не то, чтобы я не делала этого раньше. До (и после) того, как мы стали жульничать в бильярд и отточили свое мастерство до совершенства, Кейси повидал много чего плохого, что заканчивалось ранами и синяками, так что я уже была в такой ситуации, обрабатывала раны в качестве медсестры — самоучки.
Мне не нравилось, когда я причиняла боль Кейси, ухаживая за ним, но я действительно не хотела, чтобы Грей испытывал еще больше боли из-за меня.
Поэтому я сделала кое-что безумное. Я сделала кое-что глупое. Я полностью забыла, кем я была, где я находилась, с кем я была, и сделала то, что обычно делала, когда лечила Кейси.
Я наклонилась, легонько приложив салфетку к ране, и после каждого касания я наклонялась еще ближе и слегка дула на его рану.
Я трижды сделала это, прежде чем Грей обратился ко мне таким голосом, который я никогда в жизни не забуду. Никогда. Даже если бы я дожила, как он говорил ранее, до трехсот лет. Он был ласковым и тихим, и он был нежным, граничащим с любовью.
— Куколка, твое дыхание действует, как антисептик.
Я резко выпрямилась и посмотрела на него.
Он ухмыльнулся и продолжил
— Впрочем, это приятно.
— Извини, — прошептала я.
Затем его глаза изменились. Эти красивые голубые глаза, опушенные ресницами с каштановыми кончиками. Его взгляд изменился, его я тоже не забуду. Никогда. Я буду вспоминать его глаза каждый день, по десять раз на дню до конца своей жизни.
Его взгляд изменился, став такими же, как его голос. Нежным, граничащим с любовью.
— Не стоит извиняться, — прошептал он в ответ.
Мое сердце заколотилось в груди.
Что со мной случилось?
Я должна была взять себя в руки.
Так что я собралась и продолжила нежно обрабатывать и дезинфицировать рану, очищая ее от крови, затем мастерски отрезала пластырь, соединила вместе края пореза и наложила три тонких, точно отрезанных полоски пластыря, чтобы рана не разошлась.
Затем я сделала шаг назад и объявила,
— Сделано.
Он поймал мой взгляд.
— Ты быстро управилась.
Я не ответила.
Он удерживал мой взгляд.
— Практика, — точно предположил он.
Я повернулась к аптечке и начала наводить порядок.
Я почувствовала, как Грей поднялся на ноги позади меня; он собрал использованные салфетки и их обертки и отнес их к мойке. Открыл шкафчик под ней, выкинул салфетки в мусорное ведро, закрыл шкафчик и повернулся ко мне.
— Спать, — заявил он.
Я кивнула.
— Я покажу тебе твою комнату.
— Хорошо, — ответила я.
Он шел первым, я следовала за ним, и он выключал свет по дороге. Он поднялся по лестнице наверх, я следом за ним.
Наверху, как и внизу, обстановка была обжитой, уютной и приятной, и все предметы мебели находились здесь уже какое-то время.
Он повернул налево и привел меня в комнату, в которой уже был включен свет, мягко и заманчиво лившийся в коридор. Он исчез в дверях, и я последовала за ним и увидела, как он остановился.
— Ванная в конце коридора, последняя дверь справа, — сказал он мне, затем предложил, — чувствуй себя, как дома.
Я отвела взгляд от комнаты с выкрашенной в белый цвет, кованой с причудливыми завитушками кроватью (с высоким изголовьем и высоким, но все же ниже, чем изголовье, изножьем), покрытой невероятной красоты лоскутным покрывалом с рисунком из свадебных колец, с мягким на вид, сложенным одеялом и большими мягкими подушками с рюшами. Деревянные полы теплого медового цвета были покрыты большим, толстым пастельных тонов ковром со спутанной с двух краев, выцветшей бахромой, но изначально, насколько я могла судить, она тоже была пастельного цвета. Неподходящая по стилю мебель стояла вперемешку, часть ее была выкрашена в белый цвет, но местами виднелись сколы, а часть была из полированного дерева, но вся она выглядела очаровательно, а на одном комоде сверху было прикреплено большое овальное зеркало. На прикроватных тумбочках светили включенные лампы на высоких, тонких ножках, с круглыми стеклянными абажурами в горошек и подвешенными снизу кристаллами. А на стенах — репродукции цветов в рамах, потертых от времени, а не потому что так было задумано.
Это была деревенская красота во всем своем великолепии. Комната, которую вы ожидали увидеть в деревенском доме. Комната, за которую вы заплатили бы кругленькую сумму в какой-нибудь мини-гостинице с завтраком, потому что ее владельцы отдали кучу денег, чтобы сделать ее в таком стиле. Комната, которая просто очаровывала своей естественностью.
— Хороших снов, Айви, — тихо сказал Грей.
Я кивнула.
Он поднял руку, обхватил своими длинными пальцами мое плечо, сжал его и вышел за дверь.
Я снова затаила дыхание.
Затем я взяла себя в руки, подошла к двери и закрыла ее.
Потом я решила быстро подготовиться ко сну, забраться в кровать, выключить свет, закрыть глаза и постараться стереть все это из памяти.
Завтра он отвезет меня обратно в гостиницу. Завтра я соберу наши вещи. Завтра Кейси вернется, мы загрузим все в машину и уедем прочь.
Мы оставим Мустанг позади, в зеркалах заднего вида.
Мустанг станет воспоминанием.
Так же, как и Грей.
Я направилась прямиком к сумке, которую Грей оставил на кровати, и сделала то, что собиралась.
В своей ночной сорочке с гелем для умывания, зубной щеткой, зубной пастой и зажимом для волос, я выскочила за дверь и быстро помчалась по коридору, опустив глаза вниз. Я не хотела больше ничего видеть. Не могла больше этого выносить.
И знаете, что было отвратительным?
Глядя в пол, я по-прежнему видела ковровую дорожку, расстеленную в коридоре, привлекательно истрепанную и потертую в середине, где много ходили, но по краям она выглядела практически новой и, за ее пределами, был виден теплый, медового цвета деревянный пол.
Да, даже пол был уютным и гостеприимным.
Черт побери.
Я добралась до конца коридора, дверь в ванную была прикрыта, свет включен. Я толкнула дверь, вошла, подняла голову и остановилась, как вкопанная.
Грей, одетый только лишь (только!) в светло—голубые пижамные штаны, с зубной щеткой во рту повернулся ко мне.
Боже мой.
Боже мой.
У него были широкие плечи. Широкая грудь.
И...и...
Неужели настоящие мужчины так выглядят?
Я имею в виду, мой брат Кейси был относительно подтянутым. Он был стройным. Он много отжимался и делал приседания. Он считал себя бабником, и у него было много интрижек, возможно, он им и был.
Но его тело не было таким рельефным. Особенно живот.
И у него не было таких вен, спускавшихся вниз по его рукам.
Боже мой.
— Достаточно большая, места хватит. — Услышала я Грея, и моё тело дернулось, мой взгляд метнулся от его груди к его лицу, и я увидела, что он вытащил зубную щётку изо рта, полного пены, и отодвинулся в сторону у умывальника.
Как, чёрт возьми, мужчина с полным ртом пены от зубной пасты мог выглядеть просто...настолько...красивым?
— Айви? — позвал он, и я моргнула, но не сдвинулась с места. — Куколка, ты в порядке?
Нет. Я была не в порядке.
Но должна была притвориться, что в порядке.
— Просто странный вечер, — пробубнила я, стараясь определить, будет ли это грубо, если я скажу, что вернусь позже и оставлю его одного.
Мне не приходилось бывать гостем в чьем-либо доме. Никогда.
Каковы были правила?
Как по мне, если бы кто-то наткнулся на меня, когда я чистила зубы, я предпочла бы, чтобы они незаметно исчезли.
Он продолжал чистить зубы, глядя на меня и оставаясь на своей половине раковины. Казалось, что моё вторжение его совсем не беспокоило, и его поведение, казалось, было приглашающим.
Возможно, это было грубо.
Черт.
Я направилась к раковине.
Я положила свои вещи на раковину, держась своей стороны так далеко от него, как только возможно. Я подняла руки и собрала свои волосы, закрутила их и заколола зажимом. Я почувствовала, как они рассыпались вокруг заколки, но не падали мне на лицо, поэтому я могла умыться.
Я осторожно подвинулась к середине раковины (таким образом, ближе к Грею), наклонилась над ней и включила воду.
— Господи, клянусь Богом, никогда не видел так много волос, — все еще с пеной во рту заметил Грей, и я повернула голову к нему, подняв на него глаза.
— Прости?
— У тебя очень густые волосы, — сказал он сквозь пену.
— Ну...да.
Он улыбнулся с пеной во рту, и мое сердце замерло на мгновение, потому что обнаженный по пояс, с пеной от зубной пасты, с улыбкой, от которой появлялась ямочка, Грей заставил бы сердце любой женщины замереть.
Я повернулась обратно к воде.
Затем я быстро умыла лицо.
Этого я не хотела делать при нем.
Я не пользовалась большим количеством косметики, но, по крайней мере, мне необходимо было сделать хотя бы маску.