Глава 21

Артиллерия

Два дня спустя…

Я сидела в дальнем углу бара клуба, три стула рядом со мной пустовали, Брут охранял меня, стоя у стены.

К сожалению, это была вынужденная мера. Я уже давно не танцевала, но все же, танцовщица бурлеск-шоу Ру слыла легендой Вегаса.

И я работала в клубе.

А значит, нанимала, увольняла, назначала и управляла официантками, барменами, баром и залом.

Каждый вечер я приходила на работу в клуб в сногсшибательных платьях, которые обнажали изрядную долю плоти (классно, думала я, и Лэш считал также, учитывая, что все платья выбирал и покупал он), в туфлях на высоком каблуке, так и кричащих «трахни меня», и дорогих украшениях. Я часто прохаживалась по залу, улыбалась, прикасаясь к рукам, плечам мужчин, наклонялась и проводила кончиками пальцев по их коленям или внешней стороне бедер, не переставая следить за столами, чтобы их бокалы всегда были полными. Если они были наполовину пусты, я подавала знак скудно одетой официантке, и натренированной, зазывной улыбкой убеждала гостей, что, хотя они допили свой напиток лишь наполовину, им нужен еще один.

Я продавала огромное количество выпивки. Лэш сказал, что за месяц после того, как я обосновалась в клубе, оборот бара удвоился.

Вот почему он платил мне кучу бабок и обеспечивал потрясающими платьями, туфлями и украшениями. Кроме того, официантки и бармены действовали ему на нервы, они вечно трахались друг с другом, потом ссорились, расставались и тащили весь этот бардак на работу. Когда я сняла этот груз с его плеч, он пришел в неописуемый восторг.

А еще он просто меня обожал.

Так что я все время маячила на виду. Заплати деньги, и появится шанс увидеть Ру. Она не станет танцевать на высоких каблуках с веерами на сцене, но так даже лучше. Она будет среди посетителей и сможет подойти поближе, одарив вас зазывным взглядом, и вы увидите эти знаменитые волосы и ее улыбку прямо перед собой, а, если вам чертовски повезет, возможно, эта невероятная блондинка даже прикоснется к вам.

Я считала мужчин, по большей части, довольно глупыми созданиями. Разбрасываться такими деньгами, чтобы увидеть, как танцуют полуголые женщины (тем не менее, девочки Лэша были классными, лучшими в Вегасе, и даже я должна была признать, что в этом виделась величественная чувственная красота) и заводиться, потому что какая-то женщина коснулась его бедра и наклонилась, чтобы он мог заглянуть ей в декольте.

Серьезно?

Хотя, плевать. Это обеспечивало Лэшу роскошную жизнь, а Лэш обеспечивал роскошную жизнь мне, так кто я такая, чтобы жаловаться?

— Айви, красавица, Патрик подал знак, — прозвучал голос Брута возле моего уха, и я почувствовала прикосновение его ладони к спине, обнаженной низким вырезом платья. — В другом конце зала, возможно, назревает проблема. Ему нужно подкрепление. Скоро вернусь.

Я оторвала взгляд от заметок в расписании, лежавшем на стойке бара, рядом с ним стоял бокал мартини с клюквенным соком, повернула голову и, улыбнувшись ему, кивнула.

Он слегка надавил мне на спину, а затем направился между столами к противоположной стороне зала.

Я склонила голову к расписанию и вернулась к делу.

Мне нравилось сидеть здесь. Из-за приглушенного освещения казалось, будто я вдали от толпы. Это было самое дальнее место от сцены, так что никто сюда не рвался. Брут всегда стоял на боевом посту, а темнота и удаленность от сцены, ради которой все платили, чтобы, в первую очередь, оказаться там, создавали уединение.

Но не в эту ночь.

И об этом я узнала спустя десять секунд после ухода Брута, когда возле уха раздался голос:

— Не суй свой нос в дела Коди.

Я повернула голову и в шоке уставилась на Бадди Шарпа, стоявшего рядом со мной — на лице читалась суровость, глаза злобно блестели даже в тусклом свете.

Да, Бадди Шарп.

Какого хрена?

— Прошу прощения? — спросила я.

— У нас маленький городок. Слухи распространяются быстро. Джейни — тупая сука. Я знаю, она тебе звонила. Не суй свой нос в дело Грейсона Коди.

Я почувствовала, как что-то нехорошее побежало по коже. На самом деле, очень-очень нехорошее.

Он лично приехал в Вегас, чтобы предупредить меня. Он жил в Колорадо, а не в Италии, но все же, до сюда не час езды.

И я не думала, что его визит сулит мне что-то приятное. Я не знала, что это предвещало, но у меня было отчетливое предчувствие, что что-то происходит, вот только пока не понимала, что именно, но нечто очень-очень плохое.

Очень-очень плохое для Грея.

Пристально посмотрев ему в глаза, я заявила:

— То, что я делаю или не делаю, — не твое дело.

Он подошел ближе, угрожающе ближе, ошибки здесь быть не могло. Я видела лишь его, и злоба, отражавшаяся в его глазах, пропитывала воздух вокруг ядом.

— Вступишься за Коди — пожалеешь. Держись, бл*дь, подальше от Коди и Мустанга. Ты меня поняла?

Да, что-то происходило, и очень-очень плохое.

Для Грея.

Я выдержала его взгляд, не отстранилась в испуге, вместо этого приказав:

— Отойди от меня, сейчас же.

Он не отступил ни на шаг.

— Не испытывай меня. Не связывайся со мной. Для Коди ты не существуешь, как не существуешь и для всего Мустанга. Пошевелишь хотя бы пальцем, чтобы изменить это, пожалеешь.

— Отойди... — прошипела я, затем наклонилась к нему: — от меня.

— Не связывайся со мной, — прошептал он, и от яда, пропитавшего эти четыре слова, я испытала настоящий страх.

— Ру, у тебя проблема?

Слава Богу, Брут.

Не сводя с Бадди взгляда, я ответила Бруту:

— Да, этому джентльмену больше не рады у нас в клубе. Пожалуйста, Фредди, проводи его. Сейчас же.

Фредди сжал рубашку на спине Бадди, и тот попытался стряхнуть его руку, но ни за что на свете Бадди не мог бы избавиться от Фредди. Черт возьми, даже у Невероятного Халка возникли бы сложности с тем, чтобы избавиться от Фредди.

Мой взгляд переместился с Бадди на Фредди, и, встретившись с ним глазами, я тихо произнесла:

— Вышвырни его вон. И не пускай. Увидишь снова, избавься, с полицией я разберусь позже.

Брут кивнул, рывком развернул Бадди и за шиворот потащил к выходу.

Только тогда я сглотнула.

Сделала глубокий вздох.

по мне ползло коварное чувство.

Тревога.

И если я ее не запру, я знала, она меня поглотит.

Я отпила клюквенного сока и еще раз глубоко вдохнула.

И заперла тревогу на замок.

Затем вернулась к расписанию.

*****

Семь двадцать, следующее утро...

Зазвонил телефон. Я открыла глаза и увидела атласную наволочку цвета слоновой кости, и почувствовала Лэша, свернувшегося калачиком сзади, его рука крепко обхватила меня.

Да, мы с Лэшем спали вместе. В первое время все было не так, но в ту минуту, когда я к нему переехала, его мама, — у нее был свой ключ, — начала заявляться по утрам без предупреждения, устраивая нам сюрпризы. Прожившая всю жизнь в Вегасе, бывшая танцовщица (поэтому она назвала сына Лэш), пришла в неописуемый восторг от того, что Лэш сошелся со мной, другой танцовщицей Вегаса, затмившей всех своих сестер по сцене.

Однако, она не пришла в неописуемый восторг, застав нас в разных спальнях.

Возникли вопросы, любопытство, и после четвертого раза стало ясно, она не купилась на оправдания Лэша, что накануне вечером мы повздорили.

В общем, мы с Лэшем поговорили.

Я вошла в его положение. Он любил свою маму, а она, к сожалению, была из тех матерей, кто не примет его таким, какой он есть. Его отец работал дальнобойщиком и редко бывал дома, мать Лэша танцевала в шоу, поэтому, в основном, о нем заботилась она или же Лэш был предоставлен сам себе. Для танцовщицы нелегко было совмещать работу и заботу о маленьком сыне, но она справлялась, и делала это хорошо, ей это нравилось, так что, она не жаловалась. Она любила своего красивого мальчика.

Просто не хотела, чтобы он был геем.

Это было связано с тем, что отец Лэша был настоящим мужчиной. У меня сложилось впечатление, что отец Лэша более благосклонно отнесся бы к этому вопросу, но не намного. Он гордился сыном, его бизнесом, репутацией и успехами. Я поняла, что Лэш любил отца и не хотел лишать этого чувства, и понимала, почему.

А еще в бизнесе Лэш имел репутацию крутого парня и плейбоя. Многие из его VIP-клиентов не согласились бы тусоваться с геем, предпочитая думать, что общаются накоротке с кем-то, таким же амбициозным, богатым, напористым и сексуальным хищником, как они. Лэш, безусловно, был всем из вышеперечисленного, кроме последней части, преследуя жертв другого пола.

Как бы то ни было, я любила Лэша. Он всячески заботился обо мне. И если он нуждался во мне, как в прикрытии, то это был мой маленький способ отплатить ему добром на добро.

Я совершенно не возражала спать с ним. Перед сном мы шептались, делясь событиями прошедшего дня, и того, что принесет нам грядущий, или же болтали о всем подряд. Это было приятно.

И он обнимал меня, мне нравилось — привязанность, близость.

И его кровать была застелена атласными, чертовски классными, простынями.

Я почувствовала, как Лэш пошевелился, убрал с меня руку, и услышала сигнал телефона, затем глубокий голос Лэша сонно произнес:

— Алё. — Последовала пауза: — Она здесь. — Он откатился назад и сонно проворчал мне: — Должен сказать, я не большой поклонник принимать звонки от мужчины моей девушке в гребаные семь утра.

Когда я слышала его сонное рычание, в такие редкие моменты я бы хотела, чтобы он не был геем.

Увидев перед лицом телефон и находясь в полудреме, я без колебаний взяла его.

Затем приложила к уху и поздоровалась:

— Алло?

— Айви?

Сердце перестало биться.

Грей.

Звонок был от Грея.

Я приподнялась на локте и спросила:

— Грей?

— Да.

О Боже.

Я почувствовала, как Лэш грудью прижался к моей спине.

— Грей, что...?

— Знаю, Джейни звонила тебе. Мне не нужны твои деньги. Держись от этого подальше.

Сердце снова забилось, но быстро.

— Грей... — начала я.

— Мне не нужны твои гребаные деньги, Айви. Держись, мать твою, подальше от этого.