Этот марафон, несомненно, включил бы в себя пару коробок носовых платочков, но неважно. Я выживала раньше, выживу и теперь.

Просто сейчас мне нужно держать себя в руках.

Я пересекла просторный номер, который начинался с чего-то вроде гостиной. Она вела через широкий открытый дверной проем в другую комнату, где стояла двуспальная кровать, рядом находилась огромная, безупречная ванная комната, а в конце — куча шкафчиков и встроенный шкаф. За полкой, уставленной хрустальными бокалами разного размера, было зеркало, мини-бар, который не был таким уж маленьким, сейф за шкафом и тому подобное дерьмо. Комната была просторной, удобной и элегантной. Недавно отреставрированной и милой.

Никаких полумер для Лэша, никогда.

Я села на край стула, скрестив ноги, моя нога, обутая в сандалии на шпильке с ремешками, подпрыгнула, когда я услышала, как Грей сказал в свой телефон:

— Да, я ее нашел. Сейчас я с ней.

Здорово. Джейни и Грей говорили обо мне.

Я облокотилась на согнутое колено, подперла голову рукой и продолжила нетерпеливо покачивать ногой, ожидая, когда он договорит, уйдет отсюда, а я буду свободна, чтобы пережить миллирадный по счету нервный срыв, когда дело касалось Грейсона Коди.

Затем Грей резко выпрямился, и я увидела, как его тело замерло.

Ох, нет.

Я замерла вместе с ним.

Затем он прошептал:

— Что?

Он слушал, что ему говорили.

Я ждала.

Затем его взгляд остановился на мне.

Ох, нет!

Что Джейни ему говорила?

— Повтори еще раз? — тихо спросил Грей в трубку. Он снова стал слушать, и я наблюдала, как его лицо сменилось непонятной мне эмоцией, но что бы это ни было, оно чертовски напугало меня, и я пыталась (к счастью, успешно) заставить себя продолжать дышать. — Ясно, — тихо сказал он, а затем снова: — Ясно. Пока.

Он захлопнул телефон и повернулся ко мне.

— Что? — спросила я, когда он ничего не сказал, но он не ответил, просто смотрел на меня с таким выражением, что оно напугало меня до чертиков. — Что, Грей? — подтолкнула я.

— Ты написала мне записку? — все также тихо сказал он.

Дерьмо.

Снова та же песня.

Встав, я скрестила руки на груди.

— Да, Грей. Семь лет назад я исчезла в ночи, но прежде написала тебе записку. Это случилось семь лет назад, и об этом я говорю тебе первый и последний раз. Все, хватит. Все закончилось семь лет назад. Я не собираюсь возвращаться к этой теме.

Он как будто не слышал меня, и я поняла это, когда он спросил:

— Ты вернулась?

Ладно, теперь ему совсем не захочется ввязываться в это.

— Слушай, ты сказал, что должен был сказать, мы все уладили, теперь можешь просто уйти?

— Ты вернулась, — заявил он, снова не слушая меня.

— Грей, я попросила относительно вежливо, и сделаю это снова. Пожалуйста, уйди.

— Ты вернулась, — повторил он, и я убрала руки с груди, уперла руки в бедра и рявкнула:

— Да, я вернулась.

— Почему ты не пришла ко мне?

Я сделала шаг назад, потому что у меня не было выбора. Его слова донеслись до меня ревущей стеной звука, физически врезавшись в меня.

— Я... — начала я, сбитая с толку, ошеломленная, неспособная думать.

— Почему, черт возьми, ты не пришла ко мне, Айви? — Его голос был глубоким и скрипучим, очень резким.

— Грей...

— Почему, черт возьми, ты не пришла ко мне? — заорал он, и я снова не выдержала.

— Потому что я видела тебя, придурок! — крикнула я в ответ, шагая вперед. — Видела в городе, ты шел по тротуару с симпатичной брюнеткой, обнимал ее, прижимал к себе, улыбался ей. Всего спустя три месяца, как ты также обнимал меня! — продолжала я кричать. — Я знала о Сесилии и Нэнси, обо всех них, вплоть до Эмили, всю твою историю. Двадцатипятилетний плейбой Мустанга, который играл со мной. Так что не стой там и не притворяйся, что не получил мою записку, и не вешай мне лапшу на уши, что я тебя бросила. Дело в тебе, твоей гордости и необходимости снять камень с души. Плевать. Ты сделал то, за чем пришел. А теперь выметайся нахрен отсюда.

— Я не был с другой женщиной, Айви, — выдавил он, его горящий взгляд встретился с моим.

— Чушь собачья, Грей, это такая гребаная чушь. Я видела тебя с ней. Мне это не померещилось. На улице не стояла глухая ночь. Светило солнце. Ты улыбался. Не... вешай мне лапшу на уши.

— Я не был с другой женщиной, — повторил он.

— Хватит врать! — закричала я, подавшись вперед.

Он не шевельнулся, ни единым мускулом, просто уставился на меня.

Затем прошептал:

— Брюнетка.

— Да, Грей, брюнетка. Видимо, ты любишь переключаться на другой типаж. Сесилия тоже брюнетка.

Его глаза встретились с моими, и я заметила, что его грудь сильно вздымалась и опускалась (точно, как и моя), затем он оторвал взгляд от меня, одновременно запустив пальцы в волосы. Опустил руку, и когда его взгляд вернулся ко мне, мне потребовались все силы, чтобы удержаться на ногах от боли, отразившейся на его лице.

— Я не находил никакой записки, — прошептал он. — И та девушка была моей кузиной, Чандлер. Тогда она уезжала в Оберн. Вернулась на летние каникулы. Кроме Оди, она — единственная кузина, которая мне нравится. Черт, я ближе с ней, чем с Оди. Ближе, чем с кем-либо, кроме бабушки.

Каждое слово поражало меня, как удар, каждое несло в себе слишком много силы, и я не могла удержаться, чтобы не отшатнуться назад. Я наткнулась на стул и замерла.

— Ты должна была прийти ко мне, — тихо сказал Грей, но каждое слово весило, по меньшей мере, тонну.

Я не могла раздумывать над этим. Если бы я дала этим словам время, они бы меня раздавили.

Вместо этого я прошептала:

— Я оставила тебе записку.

Он покачал головой.

— Я был не в себе, когда ты исчезла. Искал тебя повсюду. Мы с Джейни поднялись наверх. Из комнаты все вынесли подчистую. Там ничего не осталось, кроме тех вещей, что ты позаимствовала у меня.

Сердце начало бешено колотиться, и что-то ползло в животе, разрывая меня изнутри, пытаясь выбраться.

— Неправда, — тихо сказала я. — Я собиралась в спешке. Оставила одежду. Книги. Обувь. Я же написала тебе, что вернусь.

— Айви, никакой записки не было. От тебя вообще ничего не осталось.

Теперь была моя очередь не слышать его.

— Я же написала тебе, что вернусь, — прошептала я, когда нечто прорвалась сквозь желудок, проникнув в тело, врываясь в мозг.

— Детка, никакой записки не было.

— Я же написала тебе, что вернусь, — повторила я таким тихим голосом, что почти не было слышно, потому что в этот момент все это поразило мое сознание.

То, что тогда произошло никак не укладывалось у меня в голове.

До этого момента.

Кейси.

И вся кислота, вытекающая из невидимый раны в желудке, пропитала организм, я больше не могла сдерживаться, поэтому повернулась и бросилась в ванную. Я больно ударилась о плитку, когда, поскользнувшись, упала на колени. Я едва успела поднять крышку унитаза, как меня вырвало.

Завтрака как не бывало.

От силы спазмов моя спина выгибалась и горбилась, но я могла блевать вечно и никогда не избавиться от всего этого.

Оно струилось по моим венам.

Оно было мной.

Рвота. Боль. Грязь.

Чертов Кейси.

Мой тупой, гребаный неудачник, придурок, паразит, мудак-братец.

— Айви, детка, Господи, ты пугаешь меня, — прошептал Грей совсем близко, поднимая мои волосы вверх. Я не могла вынести его прикосновения, поэтому отшатнулась.

Упав на задницу в угол, зажатая между стеной и ванной, я увидела, как Грей, присев у унитаза, начал придвигаться ко мне.

Я выбросила руку ладонью вперед и закричала:

— Не надо!

Он замер.

— Не надо, — захныкала я, опуская руку.

Осмотрев стену, я потянулась за полотенцем, стянула его с перил, прижала ко рту и телу, словно оно могло меня защитить.

Грей закрыл крышку унитаза, спустил воду, сел сверху и уперся локтями в колени, прежде чем взмолился:

— Куколка, поговори со мной.

— У него были деньги, — сказал я своим согнутым коленям, обхватив их одной рукой и прижимая ближе.

— Выбирайся из угла, милая, идем со мной. Поговорим в комнате.

Я не пошевелилась.

— У него были деньги. Много денег, — повторила я.

— Айви...

Мои глаза были прикованы к коленям.

— Я думала, он их украл. Теперь не знаю. Я не знаю, где он их взял.

Грей молчал.

— Он сказал, — продолжила я, — что за ним охотятся... за нами. Его сильно избили. Я видела. Но мы провели в бегах несколько месяцев. Он не суетился. Не просил денег. Не заставлял жульничать. Я порылась в его вещах и нашла деньги. Но решила, что он их украл.

— Детка, прошу, позволь мне подойти к тебе и поднять с пола.

Я проигнорировала его.

— Я никогда их не видела. Он сказал, что они следили за нами, но я умела распознавать «хвост». У меня это получалось лучше, чем у него. Он вел себя странно. Все время был со мной. Никогда не оставлял одну. Никогда. Не подпускал к телефону. Постоянно был каким-то дерганым. Боже, таким чертовски нервным. Это меня пугало.

— Ладно, Айви, я иду к тебе.

Я продолжала игнорировать его, даже когда мой зад внезапно оторвали от пола, его место занял зад Грея, а я оказалась у него на коленях.

Я прижала полотенце ко рту, посмотрела ему в глаза и продолжила шепотом:

— С ним что-то было не так.

— Да, — прошептал в ответ Грей, прижимая меня к себе, не сводя с меня глаз, его лицо выражало явную озабоченность, когда он пристально смотрел на меня.

— Я так и не поняла этого. В конце концов, я решила, что он разыграл меня только для того, чтобы вернуть, чтобы мы могли снова продолжить кидать людей в бильярд, потому что без меня он бы не справился. Но я не думаю, что дело было в этом. Не знаю, что это было, но все те деньги, Грей. Не думаю, что дело было в бильярде.

— Значит, ты его бросила и вернулась ко мне, — тихо сказал Грей.

Я неопределенно кивнула.

— В записке я тебе обещала, что, когда опасность минует, я вернусь. Но я не чувствовала опасности, Грей, и пока мы преодолевали мили, город за городом, штат за штатом, дни шли, превращаясь в недели, а я так ее и не почувствовала. За нами не следили. Кейси мне солгал. То, как он вел себя со мной, весь такой ласковый, но настороженный, нервный, — было неправильно. Я не могла ничего понять, а потом до меня дошло. Я украла его машину, сбежала от него и вернулась к тебе.