Простые люди

Александр Петров

роман

где-то на земле

когда-то во времени

Часть 1

1

Иногда в череде обычных дней случаются события, предсказывающие будущее. Надо только попробовать их разгадать. Или хотя бы запомнить, чтобы когда-нибудь, может быть… Сами посудите, что тут такого!

Дима, друг детства, слонялся по двору, ожидая, когда я выйду. У него это вошло в привычку — приходить ко мне, вызывать из дому, чтобы часами бродить вдвоем по улицам. Впереди нас ожидал крутой поворот, кончалось детство, нужно было поступать в какой-нибудь ВУЗ или собираться служить в армии, или еще куда-нибудь себя пристроить. Мне-то, если честно, было все равно куда, а его отец настаивал на университете.

— Ну и поступай в свой универ, — ворчал я. — В чем проблема? Оценки в аттестате хорошие, ты парень не тупой, да и папа замолвит словечко.

— Конечно, все так, — уныло соглашался он. — Только куда я без тебя! Может, вместе поступим? Папа и за тебя замолвит заветное словечко.

— Что-то не хочется по блату, а мне в престижный ВУЗ по-честному поступить не позволят.

— Откуда ты знаешь!

— От старших товарищей.

— Да что ты слушаешь этих недоумков! Ты меня слушай. Я сказал, поступишь, значит поступишь. Гарантирую!

Вот этого я больше всего и не желал. И вообще не хотел связывать новую взрослую жизнь с Димой. Дело в том, что я, как говорится, из простой семьи — мама воспитательница в детском саду, отец — токарь на заводе. Ну да, токарь высшего разряда, ну да, бригадир и все такое, но все-таки работяга, а не начальник какой-то. А у Димы мать — заведующая секцией в универмаге, отец — чиновник высшего разряда — «номенклатура», который уже отметился и в торговле, и в милиции, и даже в администрации субъекта федерации. Да и в гости Дима позвал меня только раз, но видно, родителям я не понравился, и теперь он приходит ко мне тайком и вызывает на прогулки тет-а-тет.

Был у нас секрет, о котором вслух даже говорить неприлично. Однажды Дима влюбился в девочку «своего круга», запустил учебу, только бредил о ней и страдал, а она — ноль внимания. Ой, да видел я эту пигалицу — смотреть не на что: худющая, коленки торчат, нос как у дятла, волосенки реденькие, правда глаза красивые — зеленые с поволокой, и одевалась во все белое и заграничное. Так что хоть с натяжкой, но я Диму понимал и даже уважал за эдакую неприличную для людей его круга страсть — у них там влюбляться принято в того, кого родители подберут.

Подозвала как-то после уроков меня завуч школы и шепнула на ушко:

— Ты вот что, Юра, как-нибудь помоги Диме. Ну там подскажи шепотом, дай списать, если нужно. Я скажу учителям, они всё поймут и только рады будут, если ты по-товарищески выручишь друга. А я тебе такой аттестат выпишу — всю жизнь благодарить будешь.

Почему-то просьба меня не удивила. Все и так знали, что завуч, как и учителя по самым главным предметам, одеваются в секции универмага, которой заведовала мама Димы. А директор школы как на работу ходил на прием в высокий кабинет к отцу Димы. Я вздохнул и согласился. С тех пор Дима стал моей тенью — куда я, туда и он. Те самые «недоумки», которых так недолюбливал Дима, были на самом деле моими лучшими друзьями. Они давали дельные советы, защищали от хулиганов, да и поговорить с ними всегда было о чем — ведь мы были «одной крови», птицами одной стаи, кардинально отличной от людей из круга родителей Дмитрия. Короче, пропасть между нами росла, и я стал мечтать о товарище, близком по происхождению, так сказать, душевном друге.

Может быть, поэтому третий раз приходил ко мне этот сон. Стою у витрины, рядом неизвестный, от него исходит дружеское тепло. Снаружи порывистый ветер треплет деревья, сгибая чуть не до земли ветви, срывая листья. В толстое стекло бьют прозрачные струи дождя. Только непогода нас с соседом никак не задевает. Между нами витают волны тепла, нам уютно и хорошо вдвоем. Я так и не взглянул на соседа, так и не узнал того, кто стоял рядом. Моё внимание привлекли две прозрачные капли, ползущие рядом по стеклу. Они двигались не наперегонки, а вполне мирно, как добрые соседи, не стараясь обогнать соперника, а наоборот, вместе, связанные невидимой нитью. Проснувшись, я вспоминал сон, ничего не понимая, но впечатление оставалось приятное, хоть и таяло под напором утренних дел, оставляя в душе тепло.

С самого детского сада я дружил с девочкой по имени Роза, из соседнего дома, что через дорогу. Мы с ней ходили в кино, гуляли по парку, ели мороженое и мечтали — я о будущей работе, она — о счастливой семье. Взрослея, Роза расцвела, как тот цветок, в честь которого названа. Годам к четырнадцати она стала просто красавицей, от нее исходила такая сила девичьей красоты, что я перед ней увядал и готов был провалиться сквозь асфальт куда-нибудь поглубже. Разумеется, она стала отдаляться, затевала романы, посещала чужие компании, словом, девушка из подруги превратилась в невесту на выданье. Теперь встречались мы случайно, каждый раз смущаясь, она видимо, стыдилась меня перед своими взрослыми друзьями, а я — потому что выглядел юнцом безусым, не смея надеяться ни на что. Еще и еще раз мне доводилось уверяться в печальном наблюдении: увы, наши пути разошлись.

Отсюда вывод: Роза никак не могла быть тем соседом, стоящим у витрины, согревающим дружеским теплом. А кто тогда — не Дима же со своим универом по блату и семьей, которая брезгливо держала меня на расстоянии, милостиво позволяя скрытно помогать наследнику в учебе.

Тайна пророчества так и оставалась тайной, только надежда разгадать ее не уходила.

К отцу иногда приезжала в гости мать — моя бабушка. Она никогда не задерживалась надолго. В городе ей было неуютно, повсюду мерещился шум, непонятная суета. Жила она в селе, в собственном доме с приемной дочкой, которая недавно вышла замуж и «одарила» внучкой. Эту параллельную семью бабушка держала от нас подальше, считая своего сына — моего отца — непутевым, но ко мне — внуку — относилась снисходительно, щедро делилась со мной своей иррациональной, непонятной, но столь приятной привязанностью. Мне нравилось гулять с бабушкой по тихим улочкам нашего района. Я специально для нее выбирал для прогулок спокойные безлюдные улицы, подальше от проспекта. Бабушка носила в душе целую вселенную, богатую и неизведанную. Она рассказывала историю нашего рода, той страны, в которой они жили сотни лет без каких-нибудь трагических перемен.

— Земля — она при любых правителях — остается кормилицей, — говорила бабушка, — и не оставит без хлеба трудящегося человека.

— Это что же, вас не коснулись ни революция, ни коллективизация, ни война? — спрашивал я, удивленный.

— Ну почему, — урчала она, — случалось и у нас разное нехорошее. Только вот что — наше село, нашу семью беды обходили стороной. У нас, видишь ли, батюшка в церкви был такой благодатный! Наверное, по его молитвам и жили мы спокойно.

— Это что же, один батюшка, — встревал я с уточнением, — всего один, и сотни лет вас ограждал от неприятностей?

— Да, только батюшка у нас из древнего рода священников. Дед передавал благодать сыну, а тот внуку. Такая вот традиция с древних времен. Батюшки, конечно, менялись, только одну заповедь они держали из рода в род.

— Какую заповедь, бабушка? — спрашивал я в нетерпении, чувствуя приближение к тайне.

— Послушай внучок, — улыбалась бабушка, — как называется повторение из раза в раз? Ты мне уже называл, а я опять забыла.

— Дежавю? Это когда повторяется ситуация в разное время с разными людьми, а человеку кажется, что все это было с ним. Дежавю.

— Да ладно, все равно забуду. А ты не заметил, что мы с тобой об этом уже говорили, да не раз и не два. Каждый раз я тебе рассказываю одно и то же, а у тебя из головы каждый раз всё вылетает.

— Прости, бабушка, — со стыдом произнес я. — Наверное, я у тебя самый тупой внук. Ведь говорила ты мне. Точно говорила. И каждый раз я чувствовал, что ты мне открываешь великую тайну нашего рода. И каждый раз забывал.

— Да ты не огорчайся, внучок, — успокаивала меня старушка. — Не ты один слышал эту великую тайну и забывал. Целые народы знают её, но к своей жизни не прикладывают. Это враг человеческий злодействует, его лукавство работает.

— Знаешь, бабуль, мне пришлось завести себе записную книжку, специально для умных мыслей. Я и раньше записывал твои слова. Так и сейчас запишу твою тайну, чтобы на всю жизнь запомнить. А потом, когда поумнею, я твои слова расшифрую.

— Лучше сказать, не «расшифрую», а познаю тайну, скрытую в Божиих словах. На это можно потратить всю жизнь, но оно того стоит.

— Хорошо, пусть будет познание тайны — так даже интересней. Давай, бабушка, говори!

— Ладно, так и быть, скажу тебе и в десятый раз. Мне не лень. Была бы польза. Ну так слушай. — Бабушка остановилась, посмотрела мне в глаза и произнесла: — Что бы ни случилось, храни мир в душе.

— Это всё? — недоуменно прошептал я. — Только и всего!

— Ну да, вроде бы просто. — Бабушка потянула меня за локоть домой. — А ты попробуй всю жизнь держать мир. Революция грянет, война придет, смерть, голод, нищета — а ты из последних сил держишь мир. А секрет здесь такой: ты веришь в Бога, ты вверяешь Ему свою судьбу, и всё, что Бог посылает тебе — всему радуешься, за всё благодаришь. За твое доверие Бог тебя охраняет, кормит, дает кров, дом, семью, деток — всё, что нужно.

— Что же, сидеть сложа руки и радоваться?

— Нет, Юрик, сидеть не получится. Когда к тебе радость приходит, ты же как-то ее выражаешь: смеешься, поёшь, танцуешь, в гости ходишь, на парад, куда-то еще. А перед праздником, чтобы его заслужить, ты работаешь, деньги зарабатываешь, еду вкусную покупаешь, вино, ситро, пирожные. А мы перед праздником постимся, молимся, помогаем больным, слабым — добрые дела делаем. Тем и служим Богу. А по службе и награда — та самая радость, которая как свет с небес изливается на нас. В церкви на праздник мы исповедуемся, очищаем душу от грехов, причащаемся частицей крови и тела Христова. И всё — мы счастливы.